Владимир Контровский - Мы вращаем Землю! Остановившие Зло
Работавшие над захваченными русскими реактивными снарядами немецкие ученые умы никак не могли понять принципа ужасающего огневого воздействия «РС». Почему в зоне поражения горело все, что только могло гореть? Ведь в начинке снарядов «катюши» не было никаких зажигательных компонентов — одни только тротиловые шашки.
И лишь спустя десятилетия после окончания войны тайна пиротехнического эффекта воздействия снарядов гвардейских реактивных минометов была рассекречена. Все дело было в удлиненных тротиловых шашках, которыми начинялись реактивные мины. При подрыве эти шашки разбрасывали тысячи мельчайших раскаленных осколков, поджигая все горючие предметы вокруг эпицентра взрыва.
Что остается в эпицентре почти одновременного взрыва ста тридцати мин, несших шестьсот тридцать килограммов тротила, Павел уже видел. И в будущем ему предстояло не раз увидеть это снова.
* * *Распоряжением Ставки Верховного Главнокомандования от 30 января 1943 года N 46021 Полевое Управление 22-й армии переформировывается в Полевое управление 1-й танковой армии.
Командующим 1-й танковой армией назначен гвардии генерал-лейтенант тов. Катуков, членом Военного Совета — генерал-майор тов. Попель, начальником штаба армии — генерал-майор тов. Шалин, заместителем командующего армией генерал-майор тов. Баранович.
«Ну, дело будет» — говорили офицеры дивизиона, ознакомившись с копией приказа. На базе 3-го механизированного корпуса разворачивалась Первая танковая армия. «Будут у нас и танковые корпуса, и танковые армии» — вспомнились Павлу Дементьеву слова Гамова, сказанные год назад. «Артиллерийский бог» знал, что говорил, и не ошибся.
Первая танковая сосредотачивалась в районе Осташкова, готовясь в составе группы войск специального назначения ударить на Лугу, выйти к Псковскому и Чудскому озерам и освободить Новгород.
Готовясь к наступлению, дивизион получал пополнение людьми и техникой. Личный состав батареи Дементьева заметно помолодел — на место выбывших ветеранов приходили молодые солдаты-новобранцы. Павел смотрел на мальчишеские лица, подернутые первым пушком, на цыплячьи шеи, болтавшиеся в воротниках гимнастерок, на оттопыренные уши, и гонял молодняк нещадно, вдалбливая в их стриженые «под ноль» головы артиллерийскую и воинскую премудрость. Он уже очень хорошо знал, как легко и просто превращается живой человек в груду гниющей органики, и не хотел, чтобы для этих ребят первый же бой стал последним.
После гибели Богатырева и ранения Пампейна расчетом четвертого орудия батареи командовал Коваленко. Когда распределяли прибывшее пополнение, он удивил Дементьева, сказав:
— Товарищ старший лейтенант, нам новичок ни к чему. Мы справляемся и без одного номера.
Такое заявление не только удивило, но и насторожило Павла — обычно командиры орудий сразу же требовали замену, стоило хоть одному из бойцов расчета выйти из строя. Заподозрив неладное, он в тот же вечер навестил землянку расчета четвертого орудия и застал там банкет в полевых условиях. На импровизированном столе, в роли которого выступал ящик из-под снарядов, было выставлено обильное угощение: колбаса, мясные консервы, хлеб, огурцы и соленая капуста в глиняных мисках и, само собой, водка в количестве явно большем, чем законные фронтовые сто грамм. А вокруг стола на таких же ящиках сидели бойцы четвертого расчета во главе с Коваленко.
Бывший уркаган, нимало не смущаясь, пригласил комбата к столу, налил полкружки водки и пододвинул колбасу, которой Дементьев не видел уже давненько.
— Откуда божьи дары? — спросил Павел, отказавшись от водки и пробуя колбасу. — Манна небесная? Или вам союзники персональный ленд-лиз организовали? У нас на кухне гороховый суп да каша, сдобренная жареным салом, а у вас тут прямо ресторан!
Коваленко тут же выдал витиеватую версию происхождения пищевого изобилия — мол, вымениваем у местного населения, и на складах знакомство завели, трофеи-то все любят. Версия была шита белыми нитками, хотя насчет «друзей с продовольственного склада корпуса» Коваленко не врал — среди интендантов хватало нечистых на руку людишек, а люди Коваленко в ходе зимних боев набили руку на сборе трофеев, среди которых были не только одежда и оружие, но и кое-какие ценности.
— Так, — сказал Дементьев, выслушав «чистосердечное» признание. — За угощение спасибо, братцы-батарейцы, но если я еще раз увижу эту вашу пьянку, о снятии судимости можете не мечтать. А в довесок организую вам, персонально каждому, перевод в штрафбат — исключительно на добровольных началах. Вот там и будет собирать трофеи — на передовой. Ты понимаешь меня, Коваленко?
— Понимаю, — угрюмо ответил бывший зэк. — Больше такого не повторится.
«Откуда берется в человеке желание словчить да проехаться в рай на чужом горбу? — думал Павел, выбравшись из землянки четвертого расчета. — Под огнем — люди как люди, а как стало чуть поспокойней, гниль и полезла. Взялись за старое — наверняка ведь не только меняют, но и подворовывают на складах».
Он не верил обещаниям Коваленко и твердо для себя решил не миндальничать с ним, если уркаган будет продолжать в том же духе. Но Коваленко слово свое сдержал: спасаясь от соблазна (а заодно из любви к риску, которая была у него в крови), бывший вор устроил себе перевод в корпусную разведку. Воевал он там доблестно — по весне, получив за выполнение особого задания в немецком тылу десять суток отпуска, Коваленко заглянул на батарею и похвастался новеньким орденом Красного Знамени. «Вот и ладно, — подумал Павел, слушая рассказы бывшего батарейца о ночных вылазках и взятых «языках», — и волки сыты, и овцы целы. Воюй, а не воруй — так оно честнее».
* * *Когда из-за верхушек деревьев выскочила тройка самолетов, шедших на бреющем полете, первой посетившей Павла мыслью было: «В укрытие!». Сработал инстинкт — до сих пор небо принадлежало немцам. Однако самолеты оказались нашим штурмовиками «Ил-2». Артиллеристы проводили их ласковыми взглядами — ну, наконец-то появились, родимые, — а «родимые» вдруг развернулись и ринулись на батарею; на крыльях штурмовиков засверкали вспышки выстрелов.
— Твою мать! — взвыл батарейный старшина. — Ослепли, что ли?
Солдаты прятались по щелям и окопам, посылая летунам проклятья и отборный мат. Лихие штурмовики, урча, пошли на второй заход, но тут кто-то из зенитчиков, охранявших расположенный по соседству штаб бригады, поприветствовал «родимых» длинной очередью из крупнокалиберного ДШК. Подействовало — самолеты прекратили атаку и улетели.
Дементьев, оглядев прошитый пулями тягач, пробитый щит и поврежденную станину одного из орудий, тоже высказался от души. Один из его батарейцев был ранен; хорошо еще, что дело ограничилось только этим. Пока начальство разбиралось и разыскивало виновных, Павлу пригнали новый тягач; пушку подремонтировали, и она продолжала воевать с дыркой в щите — с эдакой своеобразной памяткой о боевом «содружестве» артиллерии и авиации.
История эта, случившаяся на переправе через Лучесу, получила продолжение. Зимой, во время марша из калининских лесов к озеру Селигер, промерзший и усталый дивизион остановился на отдых в деревне, рядом с которой располагался полевой аэродром — видно было, как там взлетали и садились самолеты. Дементьев с комиссаром батареи Федоровым зашли в избу, где уже обосновались летчики. Они радушно встретили гостей, и за чаем, в теплой дружеской обстановке, Павел рассказал о досадном недоразумении у реки Лучесы.
— Погоди-ка, артиллерист, — сказал один из хозяев, доставая из планшета карту. — Где это было, говоришь?
И выяснилось, что в «бандитском» нападении участвовали летчики именно этого авиаполка.
— Молодняк зеленый, — пояснил летчик, — опыту — никакого. Командир звена первый раз повел тройку на боевое задание. Потеряли ориентировку, перепутали свой передний край с немецким, ну и… Разжаловали их, да послали в штрафной батальон.
Дементьев мечтал встретиться с теми, кто расписался на щите его орудия, и сказать им пару «теплых» слов, однако сейчас это желание у него пропало. Ребята дорого заплатили за свою ошибку — война ошибок не прощает.
* * *Запланированное наступление не состоялось. Подули юго-западные ветры, началась оттепель, перешедшая в очень раннюю весну. Снег таял на глазах, превращаясь в огромные лужи, в которых безнадежно вязли танки и тягачи. Однако сосредоточение массы советских войск на Демянском выступе не осталось незамеченным противником, и немцы постепенно отвели свои части из района Демянска, опасаясь окружения на манер сталинградского.
Конец зимы и весну сорок третьего артиллерийский дивизион пережил без каких-либо потрясений, стоя у реки Ловать, а потом в районе озера Селигер. Началась весна, и Павел, как только выдавалась свободная минута, уходил в лес, бродил там среди деревьев, слушая вечную музыку русской природы, не тронутой войной, а потом возвращался в свою штабную полуторку, ставшую для него домом на колесах. Он чувствовал себя неотъемлемой частью того, что называется коротким словом «Русь», и готов был драться насмерть с кем угодно, чтобы слово это не потеряло вкус и смысл, и не изгладилось из памяти людской. И лесная Русь приветливо встречала своего сына, поила его ледяной родниковой водой и березовым соком; для него пели птицы, и даже зайцы, менявшие свою белую зимнюю шубку на серую летнюю, смотрели на него без страха. И эти же леса надежно укрывали русских воинов от беспощадных глаз вражеской авиации.
