Грегори Самак - Тайная книга
Элиаса удивило это неожиданное решение. Он заметил на лице домработницы какое-то ускользающее выражение – смесь страха и ненависти.
– А что случилось? – спросил Элиас, стараясь быть любезным.
– Ничего не случилось. Просто не хочу больше на вас работать, и все. Я уже несколько дней пыталась с вами увидеться, чтобы вы меня рассчитали. Но вы заперлись…
Элиас попытался оправдаться:
– Я прихворнул, вы же знаете. И никого не мог видеть.
– Ну а я теперь хочу уйти! И деньги свои получить! – грубо повторила Польстериха.
– Хорошо, хорошо, фрау Польстер, одну минуту, пожалуйста, – смирился Элиас.
Он отправился в свою комнату, где все было перевернуто вверх дном. Открыл платяной шкаф, порылся во внутреннем кармане пальто. Части денег не хватало, а ведь только у Польстерихи были ключи от дома… Но он предпочел не затевать спор и взял несколько купюр из оставшихся, чтобы заплатить ужасной бабе. Та вырвала деньги из руки озадаченного старика и торопливо пересчитала на его глазах.
После чего повернулась к нему спиной и, не говоря ни слова, затопала прочь. Элиас бросил ей вдогонку:
– Вы могли бы все-таки объясниться, фрау Польстер…
Но та ничего не ответила и хлопнула за собой дверью.
31
Ти-Том добрался до своего убежища в полуразрушенном доме, когда Браунау уже погрузился в темноту.
В бывшей кочегарке он проверил тайник под полом. Это было углубление всего-то метр на шестьдесят сантиметров. Но оно добавляло ему спокойствия. Тайник мог пригодиться в случае опасности. Достаточно было юркнуть в дыру и закрыть ее сверху досками, чтобы помещение выглядело совершенно пустым.
Ти-Том стал недоверчив и готовился к трудным временам. Он был глубоко убежден, что все взаимосвязано: убийство старого Зофа, безнаказанность Эрвана и его приспешников, постоянное отсутствие Элиаса, появление Бёзера и даже эта мгла средь бела дня, застилавшая солнце…
Немного раньше Польстериха предупредила Ти-Тома, что прекращает работать на Эйна. Так что он был волен сам решать: ходить ему туда или нет. Однако всякий раз он находил дверь запертой. Старик словно исчез. На самом деле он был занят только Книгой.
Элиас куда-то пропал, Марика под замком – Ти-Том чувствовал себя одиноким более, чем когда-либо. И лишь порадовался тому, что собрал достаточно съестных припасов, чтобы продержаться несколько недель.
Вечером он еще побродил по закоулкам своего заброшенного королевства, продолжая находить то тут, то там маленькие сокровища: забытые безделушки, старые письма…
А потом настала непроглядная тьма. Ему показалось, что она внезапно поглотила всю страну и даже другие места, находившиеся за ее границами. Но он старался хранить надежду. Вскоре солнце должно было рассеять мрак. Он хотел убедить себя в этом.
32
И вот в кромешной тьме того вечера на Браунау снова обрушился проливной дождь. Укрывшийся в своих владениях Ти-Том спокойно сидел со своими книгами у огня, разведенного в камине.
Вдруг с улицы донесся какой-то металлический звук. Мальчуган встал и выглянул в окно. Темнота и дождь мешали ясно различить, что происходило снаружи.
Но ему показалось, что вдалеке по залитой водой дороге в его сторону двигался какой-то белый силуэт. Это была промокшая насквозь Марика. Она шла к нему сквозь ветер и холод. Налетевший шквал сорвал с нее и унес белый платок, зацепившийся потом за сетку ограды.
Узнав ее, Ти-Том буквально ошалел от радости: она вернулась! Убежала, обманув бдительность родителей, воспользовалась потопом. Марика могла идти только в одно место – в его королевство.
Завернувшись в одеяло, мальчуган побежал навстречу.
– Сюда! – крикнул он ей.
Марика окоченела от холода и совершенно потеряла ориентацию.
Ти-Том обнял спасенную беглянку и прижал ее к себе так сильно, что оба на мгновение стали одним целым.
– Я так счастлива, что нашла тебя, – пролепетала, стуча зубами, девочка.
– А мне уж казалось, что я никогда тебя больше не увижу…
Они укрылись в доме. Присутствие Ти-Тома ободрило Марику как ничто другое. Мальчик сразу же дал ей сухую одежду. Но, пока она переодевалась, заметил синяки на ее теле и встревожился.
– Что случилось?
– Я убежала, вот и все, – сказала она. – Больше не хочу жить в этом доме. И к тому же мне надо было тебя увидеть.
Они посмотрели друг на друга. Оба были красивы – волнующей красотой невинности. И тогда, даже не осознавая, что он делает, Ти-Том надолго приник поцелуем к побледневшим губам Марики. И они обнялись. В этот миг ничто не могло их разъединить.
– Знаешь, в Браунау в эти последние дни столько всего случилось.
– И что же?
– Мой отец натравил на тебя Бёзера. Пустил по твоему следу. Хотят поймать.
– Ах да, Герман Бёзер…
– Ты его знаешь?
– Встретились недавно. Он пытался меня сцапать, но я ему не по зубам – слишком шустрый!
И Ти-Том фыркнул:
– Ну и фамилия – Бёзер![7] Она ему и в самом деле подходит!
– Точно! У этого типа зло даже в имени! Мой отец ему платит, и тот поклялся, что схватит тебя…
– Зачем? – спросил Томас.
– Не знаю. Может, чтобы выжить тебя из Браунау или сдать в приют, в общем, разлучить нас. Я и в самом деле не знаю, но они способны на все.
Томаса это явно обеспокоило.
– А что ты делал все это время?
– У Элиаса работал, это старичок, который в доме таможенника поселился. Настоящий мудрец. Только он подевался куда-то в последнее время. Еще много читал. И к тому же, знаешь, я кое-что нашел.
– Вот как? И что же ты нашел?
– Пока не могу сказать… Это опасно, но расскажу, когда придет время. Просто знай: если будешь меня искать, скорее всего я буду в доме старика.
Прошло несколько минут, полных нежности. Потом, поскольку огонь начал гаснуть, Томас решился сходить в кочегарку за дровами и сказал Марике, чтобы она подождала его немного. Девочка завернулась в одеяло и задремала.
А на другом конце города семейство Рифеншталей обуяла паника. Едва заметив бегство Марики, они сразу же позвонили в полицию. И, несмотря на грозу, улицы городка стали прочесывать патрульные.
Бёзер взял с собой Фукса, но в отличие от остальных решил вести поиски на окраине. Чутье привело его к месту, где Ти-Том устроил убежище. Заметив что-то, он внезапно остановил машину.
– Что там? – спросил Фукс.
– Схожу посмотрю, – ответил тот. – Подожди пока.
Фукс проводил Бёзера глазами, но уже через несколько метров потерял его из виду под потоками воды.
Архангел, как оказалось, увидел какую-то белую тряпку, зацепившуюся за железную сетку ограды. Отцепив ее и увидев, что это платок, он понял, что взял верный след. И двинулся дальше.
Вскоре сквозь завесу дождя стал различим свет в полуразрушенном доме. Запахнув поплотнее полы плаща, Бёзер стал бесшумно к нему приближаться.
33
В 1922 году журналист по имени Йозеф Хелль спросил Адольфа Гитлера: «Что вы собираетесь делать с евреями, когда придете к власти?»
Изменившись в лице и глядя в пустоту, Гитлер ответил:
«Когда я получу реальную власть, моей первейшей задачей станет истребление евреев. Как только у меня появится возможность, я велю поставить… как можно больше рядов виселиц. Вот тогда и будут повешены все евреи без исключения, и будут висеть, пока не завоняют».
Элиас вспомнил об этой фразе, произнесенной Гитлером, которую прочитал несколько лет назад. Теперь она звучала в его голове совсем по-другому.
Личность Гитлера, вопрос о происхождении этой ненависти, вопрос о подлинном весе его психологии на весах Истории – все эти проблемы стали его наваждением.
У Европы тогда не было будущего. Не было его и у евреев Европы. После Первой мировой войны сама История Старого континента словно свернула к пропасти. Как эта великая цивилизация, отчизна просветителей и величайших интеллектуальных революций смогла породить абсолютное Зло?
Для Элиаса все упиралось в «ошибку по имени Гитлер». Он был ненормальным вожаком, патологической личностью, случайно оказавшейся во главе отчаявшегося народа.
Из своего окна Элиас видел, как Старая Европа блуждает в Истории и как Австрию, его собственную страну, захлестывает упадок.
А ведь эта чудесная страна была в начале ХХ века центром европейской культурной жизни… Что же с ней случилось? Неужели Вена теперь превратилась лишь в большой музей под открытым небом, как Рим или Париж? Будущее мира сместилось, отныне оно находилось где-то между Америкой и Азией.
Геноцид, истребление всех нежелательных элементов, будь то коммунисты, евреи, цыгане, гомосексуалисты или калеки, стал индустриальным планом, который проводили в жизнь ревностные чиновники.
Капитализм рассматривал человека как колесико в механизме извлечения прибыли. Гитлер же стал считать человека колесиком в механизме самоуничтожения…
Элиас вновь представил худосочное личико малыша Латука. Вспомнил о невзгодах юного Зофа в подвалах варшавского гетто.
