Дмитрий Бондарь - Стычки локального значения.
Ну что ж, тогда о Мильке и упоминать не стоит — не в коня корм, не оценит.
— Маму видел? — спросил я.
— Нет. Не довелось. Занят был почти круглосуточно, а она дома застряла с переездом этим. Ну, чемоданы, контейнеры. Один переезд — как пять пожаров. Зато квартиру в Москве видел. Светленькая, просторная. Не сравнить, конечно, с твоими… — он обвел взглядом лепнину на потолке, полутораметровые китайские вазы, окна в два человеческих роста, — апартаментами. Но тоже вполне достойно. Трешка на Русаковской. В кооперативе.
— Не знаю, где это.
— Рядом с Сокольниками.
— Все равно не знаю, — я пожал плечами, — не москвич.
— Посмотришь как-нибудь, какие наши годы! Я по осени собираюсь в Москву в продолжительную командировку, можешь составить компанию, если будет желание.
Мы еще с часок поболтали о всяких мелочах, потом он стал собираться, сетуя на неудобную стыковку московского и чикагского рейсов — пять часов между прилетом и вылетом — ни выспаться, ни прогуляться.
Его визит оставил у меня двойственное впечатление. Вроде бы все у меня развивалось в нужном направлении, но в то же время как-то сбоку. Я не чувствовал себя более на передовом крае. Может быть, так и нужно и Серый сознательно отводит меня чуть в сторону? Мог бы и сказать — я бы понял. А может быть, это действительно моя дурацкая манера — лезть в главные зайчики на любом утреннике. Время определенно покажет.
Отец улетел, а я до самого вечера был выбит из колеи. Спасло только посещение недавно достроенного летнего театра оперы в Холланд-парке.
Не то, чтобы я стал каким-то фанатом подобного рода развлечений — кроме Вагнера ничего и не слушаю, но вот встретить на подобном мероприятии симпатичную ухоженную цыпу с приличным воспитанием — шансов гораздо больше, чем в каком-нибудь кабаке. А доступность и у хорошо воспитанных и у невоспитанных примерно одинаковая: навешаешь ей лапши на уши, той самой, что изобрел незабвенный мистик Агриппа Неттисгеймский на страницах своих «Речей о превосходстве женщин над мужчинами» — и любая тает и млеет, готовая на все, лишь бы и дальше слушать нескончаемый поток витиеватых комплиментов. И вообще, я подозревал, что этот мистификатор написал сей труд с единственной целью — создать первое в мире руководство по христианскому пикапу. Немного недописанное в части манипулятивных приемов и прикладной психологии, но все равно чертовски продуктивное.
«Только женщину Бог создал из живой плоти, а мужчину из праха… именно мужчине Бог запретил вкушать от древа познания, ничего не сказав о том женщине, которой еще не было и, следовательно, она безгрешна… женщина, наравне с ангелами, создана Богом в Раю, тогда как мужчина вместе с остальными животными — вне Рая, на пустоши…» и остальная очаровательная галиматья на заявленную тему. Ну разве это не термоядерное оружие для завоевания или пленения любой красотки? Современные манипуляторы и почитатели НЛП могут расслабиться — нет нужды дважды изобретать одно и то же.
Вот и в этот раз Корнелий не подвел — симпатичная журналистка Николь из Paris Match, приехавшая в Лондон для освещения самого большого собрания в палате пэров по поводу принятия подушного налога с избирателей, пала жертвой моих низменных устремлений и его средневекового обаяния. И настроение снова скакнуло на нужную для продуктивной работы высоту.
Правда, Николь оказалась немного… назойливой — после того как услышала небольшой отрывок моих телефонных разговоров о «тэтчеризации» Великобритании.
Уже несколько десятков лет страну сотрясали циклы «приватизация-национализация». Приходили к власти консерваторы и начинали приватизацию, их сменяли лейбористы и разворачивали национализацию приватизированного. Свистопляска продолжалась лет тридцать, пока у руля не оказалась мадам Тэтчер, «железной» рукой направившая британскую экономику в сторону либерализации. Серега утверждал, что вызваны эти меры нежеланием вкладывать государственные деньги в плохоуправляемое имущество и желанием переложить производственные и рыночные риски на плечи налогоплательщиков.
— Ты только подумай, Зак, — говорил он. — Вот есть предприятие, добывающее уголь. Как изменится его эффективность, если сменится форма собственности? Да никак. Если не вложить в него новых денег, если не привлечь лучших специалистов, если не придумать, как перестать платить налоги. Но посмотри на нытье «экономистов» — по их мнению, как только собственность окажется в руках частных лиц, работа сразу станет эффективней! По умолчанию. Мне такая позиция непонятна. Потому что помимо тех же налогов и инвестиционных расходов на предприятие дополнительно ложится необходимость выплаты дивидендов, и это тоже расходы. Завод убыточным делает не форма собственности, а люди, которые им управляют. Следи, чтобы в директорских креслах сидели работники, а не специалисты по глубокому носовому бурению, и все будет в порядке. Единственный плюс масштабной приватизации, на мой взгляд — единоразовое получение государством дополнительных денег. Но это очень сомнительный бонус, ведь та же английская приватизация добавила к доходам в бюджет всего один процент. Это много для частного лица и ничто в масштабах страны. Разве только для улучшения статистики. Вот и получается, что за теорией приватизации стоит просто желание финансовых кругов, обладающих виртуальными деньгами, конвертировать свой биржевой капитал в реальные активы. И ничего больше. Никакой реальной эффективности, исторической необходимости, экономической целесообразности нет.
В его словах были рациональные зерна и я отчасти разделял его взгляды. Но приватизация нужна была Британии, да и не только ей, как воздух — «гонка вооружений» требовала все новых и новых затрат, и взять деньги было негде, кроме как распродать часть госсобственности, ведь дельцы из Сити ни за что не стали бы тратить свои личные деньги на содержание армии.
Приватизация в восьмидесятых стала всемирным увлечением — от Аргентины до Японии все бросились приватизировать заводы, водопроводы, железные дороги, электростанции и шахты. У Сереги в Штатах на тот счет было спокойно — там только что начали подумывать о либерализации ценообразования в области энергоснабжения, в Европе же, особенно во Франции, Англии, Германии приватизаторы развернулись во всю возможную мощь. И мне на самом деле были безразличны причины модного увлечения, но пропустить мимо это важное мероприятие я не мог — алчность не позволяла. Поэтому понемногу начинал участвовать в европейской вакханалии раздела общих ресурсов.
Впрочем, противники продажи госпредприятий в частные руки иногда позволяли себе контрвыпады, раздувая в газетах скандалы о порочности и коррумпированности приватизационных процедур. Вот и в этот раз кто-то очень «умный» из профсоюзов пытался оспорить итоги первого этапа двухлетней давности приватизации British Telecom, Rolls Royce plc, Rover, British Airways, British Coal и British Gas, в каждой из которых у одного из наших фондов имелась небольшая доля — процентов по семь. Звонил юрист — спрашивал о нашей позиции, инструкции и рекомендации, а у меня кроме матерных слов и желания всех поубивать ничего продуктивного не нашлось. Пока я громко ругался, краем глаза заметил присутствие любопытной журналистки. И пришлось буквально выставить бедняжку в ночь. Чтобы не допустить влезания ее любопытного носика в серьезные дела. Мне еще не хватало газетных статей о скупке «английской собственности заокеанскими друзьями и убийствах конкурентов». Пусть лучше фантазирует, чем владеет фактами — так оно вернее.
И снова никаких угрызений совести — побродит чуток по ночному Лондону, не убудет от нее. Николь пыталась давить на мою жалость, но как-то неубедительно, я не поверил. После короткой и мокрой истерики обещала позвонить «на следующей неделе, когда станет посвободнее». Я пожелал ей трудовых успехов и отправился спать.
Через неделю наконец-то явился Карнаух. Как первый снег — ожидаемо, но все равно внезапно. И сразу взял быка за рога: «где офис? Почему нет сотрудников? Семь телефонных линий — это ничто! Факсы, телетайп, компьютеры, ксероксы — где все это? Мне нужны три машины. Две представительские и одна попроще. Где мое жилье? Скоро приедут два человека — их нужно разместить, без них работы не будет!»
В Москве Юрий Юрьевич производил совершенно иное впечатление: замкнутый, недоверчивый, даже немного озлобленный, лишенный желания делать даже самую малость. Что, в общем, и немудрено после той истории, что устроили ему проверяющие несколько лет назад.
Когда все устроилось, Карнаух снизошел до откровенной беседы, состоявшейя на поле для гольфа в Richmond Parck, куда он приволок меня буквально силком в последнее воскресенье мая.
У самого входа красовалась доска с Правилами клуба. Рядом стояла еще одна — с «Временными правилами клуба 1940 г.» В числе временных правил было и такое:
