Харуки Мураками - 1Q84. Книга 3. октябрь-декабрь
- Просто случайно попросил отпуск. Но, кажется, не могу надолго здесь задержаться.
- Никто сюда не приезжает, даже если имеет много свободного времени, - возразила она. - Извините за откровенность, но такая болезнь не оставляет надежды на выздоровление. С каждым днем ее становится все меньше.
- Но все равно меня попросили читать книгу отцу. Раньше, когда он еще был в сознании. Ведь, находясь здесь, ничего другого я не могу ему сделать.
- Что ему читаете?
- Разное. Наугад читаю вслух целые главы книг, которые случайно оказываются в моих руках.
- А что сейчас читаете?
- «Из Африки» Исаака Динесена. [5]
Медсестра покачала головой.
- Никогда не слышала.
- Эту книгу написала в 1937 датская писательница под псевдонимом Динесен. Выйдя замуж за шведского аристократа, перед началом первой мировой войны она переселилась в Африку и там жила на сельскохозяйственной ферме. Расставшись впоследствии с мужем, взяла на себя управление хозяйством. Её тогдашний опыт лег в основу этой книги.
Смерив температуру отца и записав ее в карточку, медсестра снова вонзила шариковую ручку в волосы и поправила челку.
- А мне разрешите немного послушать, как вы читаете вслух?
- Я не знаю, понравится ли вам, - ответил Тэнго.
Она села на стул и скрестила ноги, красивой формы и крепкого телосложения, что уже начали немного полнеть.
- Во всяком случае, попробую послушать.
Тэнго принялся читать медленно, как того требовал само повествование, плыл с текстом, словно время на африканском континенте.
«Когда в марте после четырех месяцев жаркой и сухой погоды выпадают дожди, африканская природа быстро начинает удивлять своей свежестью и буйством. Однако фермер не осмеливается доверять ее Щедрости: он напрягает слух, опасаясь, как бы не ослаб шум дождя. Ведь вода, которую пьет в это время земля, станет основой существования фермы, всей ее растительности, животных и людей на протяжении последующих засушливых месяцев.
Глаз радуется, когда все дороги на ферме превращаются в водные потоки; фермер тонет в грязи, пробиваясь к зацветшей кофейной плантации, но все равно пребывает в восторженном настроении.
Но случается и так, что вечером в разгар сезона дождей сквозь худосочные облака начинают проглядывать звезды; тогда фермер сверлит небеса взглядом, стоя на пороге своего дома и выпрашивая еще дождя. Он взывает: «Дай еще, и побольше! Мое сердце взывает к тебе, и я не отпущу тебя, покуда не дождусь благословения. Затопи меня, если на то будет твоя воля, но не убивай своим капризом. Забудь про coitus interruptus, о, небо!» "
- Прерванный половой акт? - нахмурив брови, спросила медсестра.
- Потому фермер - так сказать, откровенный человек.
- Однако обращаться к небу такими словами неуместно.
- Верно, - согласился Тэнго.
«Иногда в прохладный и бесцветный день после сезона дождей на память приходит «marka mbaya», плохой год, страшная засуха. В засуху кикуйю пасли своих коров прямо перед моим домом, пастушок при этом развлекал меня игрой на дудочке. Стоило мне услышать потом эту мелодию, как я сразу вспоминала прежние беды, отчаяние, соленый привкус слез. Одновременно эта же мелодия навевала на меня романтическое настроение. Неужели тяжелые времена несли не одно отчаяние? Видимо, то было время молодости, безумной надежды. Именно тогда мы объединялись так тесно, что потом узнали бы друг друга и на другой планете; все вокруг, даже часы с кукушкой на стене, книги на столе, исхудавшие коровы и жалкие старики-кикуйю, восклицали: «Ты тоже там была, ты тоже была частью фермы Нгонг». Тяжкие времена благословляли нас и проходили».
- Живое описание, правда? - сказала медсестра. - Перед глазами возникает реальная картина.
- Ага.
- И голос ваш хороший. Глубокий, исполненный чувства. Похоже, что вы имеете склонность к декламации.
- Спасибо.
Все еще сидя на стуле, медсестра на время закрыла глаза и тихо дышала. Словно находилась в плену текста. Было видно, как в ритме с дыханием поднимались и опускались выпуклости на ее груди под белым халатом. Смотря на это, Тэнго вспомнил замужнюю подругу. Как в пятницу после полудня раздевал ее и касался пальцами ее затвердевших сосков Вспомнил ее глубокое дыхание и влажное лоно. Как за окном тихо моросил дождь, а она в своих ладонях взвешивала его яички. Однако это воспоминание не возбуждало половой страсти. Все картины и ощущения оставались в туманной дали, будто покрытые тонкой пленкой.
Вскоре медсестра открыла глаза и посмотрела на Тэнго так, словно увидела все, о чём он сейчас думал. Но она его не осуждала, а, все еще легко улыбаясь, встала и посмотрела на него сверху.
- Пора идти, - сказала она и, проверив, что шариковая ручка торчит в волосах, резко повернулась и вышла из палаты.
Обычно Тэнго звонил Фукаэри вечером. И каждый раз она говорила, что за день ничего не произошло. Что несколько раз звонил телефон, но она, мол, как они договорились, не брала трубку. «Вот и хорошо, - хвалил Тэнго. - Пусть звонит, сколько ему заблагорассудится ».
А вот когда сам ей звонил, то, как правило, после трех гудков клал трубку, а потом перезванивал. Однако этой договоренности Фукаэри не соблюдала. Часто после первого звонка брала трубку.
- Плохо, если не соблюдаешь договоренности, - каждый раз замечал Тэнго.
- Мне-и-так-ясно, - отвечала она.
- Ясно, что это я звоню?
- На-другие-звонки-я-не-подхожу-к-телефону.
«В конце то концов, такое возможно, - думал Тэнго. - Я сам почему то знаю, что звонит именно Комацу. Тогда звонок звенит торопливо и нервно. Как будто кончики пальцев выстукивают по поверхности стола. Но это только догадка. Всё же я беру трубку не с полной определенностью ».
Дни Фукаэри проходили так же однообразно, как и у Тэнго. Она сидела дома, не выходя на улицу ни на шаг. Телевизора не было, книжек не читала. Еды особо не готовила. А потому и ходить за покупками не было нужды.
- Не-нуждаюсь-пищи-потому-что-не-двигаюсь, - сказала она.
- Что же ты сама ежедневно делаешь?
- Думаю.
- О чем?
На этот вопрос она не ответила.
- Ворона-прилетела.
- Она каждый раз прилетает.
- Не-один-а-несколько-раз-прилетала, - сказала девушка.
- Та самая?
- Ага.
- А больше никто не приходил?
- Опять-приходил-человек-с-эн-эйч-кей.
- Тот самый, что и в прошлый раз?
- Громко-говорил-что-господин-Кавана- вор.
- Перед нашей дверью так кричал?
- Чтобы-соседи-слышали.
Тэнго немного задумался над сказанным.
- Не расстраивайся. Это тебя не касается и он не причинит вреда.
- Сказал-знаю-что-здесь-скрываешься».
- Не бери себе этого в голову, - успокаивал Тэнго. - Ничего он не знает. Просто пугает выбранными наугад словами. Служащие «NHK» часто прибегают к таким хитростям.
Тэнго не раз видел, как отец пользовался подобным методом. В воскресенье пополудни в коридоре многоквартирного дома раздавался его злой голос. Угрожающий и насмешливый. Тэнго прижал пальцами виски. Воспоминания воскресали с разнообразными подробностями.
Будто что-то почувствовав в его молчании, Фукаэри спросила:
- С-вами-все-в-порядке.
- Все нормально. О человеке с «NHK» можешь забыть.
- И-ворона-так-говорила.
- Прекрасно, - сказал Тэнго.
После того, как на небе появилось две Луны, а на отцовском постели - воздушный кокон, Тэнго ничего уже не удивляло. Разве есть что-то необычное в том, что целыми днями на подоконнике Фукаэри обменивается мнениями с вороной?
- Думаю побыть здесь еще немного. В Токио еще не могу вернуться. Ты не имеешь ничего против?
- Можете-побыть-сколько-вам-хочется.
После этих слов Фукаэри сразу положила трубку. Разговор моментально оборвался. Так, будто кто то размахнулся наточенным топором и перерубил линию.
После этого Тэнго набрал телефонный номер Комацу в издательстве. Однако не застал его на рабочем месте. Говорили, будто бы он появился в час пополудни на минуту, потом исчез, и неизвестно, где он и когда вернется снова. В этом не было ничего особенно удивительного. Тэнго оставил номер здравницы и передал, что хотел бы, если можно, поговорить с Комацу течение дня. Он не оставил телефонный номер гостиницы - Комацу вполне мог позвонить и среди ночи.
Последний раз Тэнго разговаривал с ним в конце сентября. Коротко, по телефону. После этого звонка от него не было ни одной весточки, не звонил и сам Тэнго. А в конце августа Комацу вообще исчез на три недели, неуклюже объяснив издательству по телефону, что, мол, заболел и хотел бы немного отдохнуть. Почти пропал без вести. Понятное дело, коллеги обратили внимание, что он исчез, но не воспринимали это слишком серьезно. Комацу от природы был причудливым человеком и главным образом руководствовался только собственной выгодой. И через некоторое время, полагали сослуживцы, наверное, вернется на работу с таким выражением лица, вроде и ничего не произошло.
Конечно, в такой организации, как издательство, подобное своевольное поведение не одобрялось. Но в его случае всегда находился кто-то из коллег, который умудрялся помешать появлению неприятных последствий. И вовсе не потому, что Комацу имел авторитет, а за того, что почему-то всегда случалась среди коллег великодушный человек, который вытаскивал его из передряги. Да и начальство иногда смотрело на его поступки сквозь пальцы.
