Андрей Величко - Экзамен на профпригодность
— Э-э-э… — решил применить обходный маневр его величество, — а не подскажешь, как у нас с торпедами? Ведь прежде чем летать хоть на дельтаплане, хоть на планере в Коктебеле, надо сначала с турками разобраться. А у них кораблей много. Больше, чем хотелось бы.
— Во-первых, это только планер надо тащить столь далеко, а дельтаплан прекрасно взлетит и на Воробьевых горах. Во-вторых, через несколько дней я еду на Плещеево озеро, и как раз в связи с испытаниями торпед. Вроде должны поплыть, хотя, конечно, кто их знает. В-третьих, насчет того, что сама буду испытывать первый дельтаплан, я пошутила. При условии, разумеется, что и ты точно так же пошутишь, когда будет готов планер.
— Вообще-то осень уже, озеро скоро замерзнет.
— Вот я и говорю, что надо спешить. Пожалуй, послезавтра получится выехать. Жалко, что туда железной дороги нет.
— Будет, куда она денется. Думаю, и десяти лет не пройдет, как появится. Если, конечно, с Крымом у нас все получится нормально.
Через два дня, провожая жену, Новицкий вспомнил строчку из слышанной в двадцать первом веке песни — «дан приказ ему на запад, ей в другую сторону». И подумал, что у него получается почти так, только с поворотом на девяносто градусов. Она, то есть Елена, уезжает на север. А императору завтра предстоит путь на юг, в Тулу. Причем в отличие от жены первую половину пути он проделает по железной дороге. Правда, пока еще тоже чугунной, как трасса Москва-Петербург, но уже с колеей нормальной ширины.
Выбирая стандарт колеи, в свое время Новицкий задумался минут на пять, не больше. Ход его размышлений был примерно таков:
«И российская, и европейская колея доказали, что обе имеют право на существование. Какая из них лучше — даже в двадцать первом веке нет единого мнения, а, значит, и мне нечего тратить силы на его выработку. Надо взять нечто среднее, и чтобы запоминалось полегче. Короче, так и запишем — ширина стандартной железнодорожной колеи принимается равной полутора метрам по внутренним кромкам рельсов».
Железная дорога, по которой император собирался проделать часть пути до Тулы, должна была протянуться от Москвы до Севастополя.
Правда, пока этого города не было и в проекте, да и вообще в Крыму хозяйничали татары, но ведь и сама дорога в настоящий момент доходила только до Серпухова. Его величество собирался почтить своим присутствием торжественное открытие моста через Оку, а потом планировал сесть в возок и с одной ночевкой добраться до Тулы.
Там император хотел своими глазами увидеть, как идет производство орудий нового типа и что ему мешает идти еще лучше.
Нет, это были не нарезные и не казнозарядные пушки. Таковые пока находились в процессе разработки, которая производилась в специально для этого созданных мастерских на окраине Мытищ. К моменту, когда пушки будут готовы для серийного производства, там предполагалось ввести в строй первую очередь завода, но к войне за присоединение Крыма такие орудия не успевали. Впрочем, Новицкий именно так и планировал.
В Туле же делались шуваловские единороги и карронады для так называемой «обшивной эскадры», которая через год должна была покинуть Санкт-Петербург и отправиться в Средиземное море. Свое неофициальное название она получила оттого, что подводная часть корпусов ее кораблей была обшита медью для уменьшения обрастания в теплых водах. И, наконец, там производилась опытная партия орудий, которые император назвал «тактическими мортирами». По сути же это были эрзац-минометы калибром девяносто миллиметров.
Два года назад мытищинские мастерские с большим трудом выпустили пять минометов без приставки «эрзац», то есть со стволом в виде тонкостенной стальной трубы. И никаких резервов для увеличения производительности в реальные сроки не просматривалось. Поэтому Новицкий решил, что, раз уж нормальные минометы пока не получаются, нужно как-то упростить технологию их производства. В результате стволы начали лить из чугуна по той же технологии, что и карронады, тем более что они были почти такие же, только со стенками потоньше и калибром поменьше.
Да, миномет при этом стал втрое тяжелее, но все равно он оставался значительно мобильнее пушки того же калибра. А прочие достоинства — высокая скорострельность и стрельба по крутой навесной траектории — никуда не делись.
В Туле императора встретил Миних — он отправился на завод сразу после завершения визита прусской королевской четы и до сих пор сидел там. Ничего удивительного в этом не было, ибо Христофор Антонович еще с тридцать третьего года являлся генерал-фельцейхмейстером, то есть начальником всей артиллерии Российской империи.
Кстати, когда Сергей подписывал указ о его назначении, он сообразил, что не знает — это звание или должность? И, решив, что подобное не уронит его авторитета, спросил у заинтересованного лица, то есть самого Миниха.
— Так ты, государь, получается, сам не знаешь, куда меня произвел? — рассмеялся новоиспеченный генерал-фельцейхмейстер.
— Ну и что? Я же не себя туда назначил, а ты должен знать, что это такое. Вот и расскажи мне, пригодится для общего развития.
Оказалось, что в Российской империи есть две довольно странные штатные единицы — уже упомянутый генерал-фельдцейхмейстер и генерал-адмирал. И то, и другое одновременно являлось и званием, и должностью.
— Не вижу смысла в таких гибридах, — фыркнул император. — А ты видишь? Ну, а раз тоже нет, принимаем соломоново решение. Пусть генерал-фельдцейхмейстер станет просто должностью, а генерал-адмирал — званием. Проследи, чтобы в соответствующие документы были внесены изменения, я подпишу.
— Государь, план по производству будет выполнен, но вот насчет сохранения тайны я не уверен, — заявил Миних, дождавшись, когда вестовой расставит миски с ужином и выйдет. — Кстати, караси в сметане весьма неплохи, рекомендую отдать им должное. Да, значит, народ тут довольно безалаберный. Я, конечно, кое-что сделать успел, но далеко не все, что потребно. В общем, сейчас дела обстоят так: либо план, либо секретность, а и все вместе скорее всего обеспечить не удастся.
— Караси действительно замечательные, — заметил Новицкий, — а ответ на твой вопрос будет однозначным. Разумеется, план. Если кто что разузнает про единороги и карронады, так и хрен с ними. Вот тактические мортиры лучше все-таки удержать в секрете, насколько это получится.
Император знал, что говорил. Действительно, в истории техники часто возникали решения, дающие какие-то преимущества на начальном этапе, но потом быстро превращающиеся в тормоза дальнейшего развития. Ведь люди, увидев что-то хорошее, часто склонны его абсолютизировать.
Взять, например, историю авиации, которую Новицкий неплохо знал. На первых самолетах бипланная схема была вполне оправдана — для небольших и не очень быстро летающих экземпляров. Однако конструкторы сделали не совсем корректный вывод, что она универсальна. В результате бомбардировщики и истребители оставались почти поголовно бипланами аж до середины тридцатых годов, а кое-где и дольше, что основательно затормозило развитие более прогрессивных монопланов.
Причем авиаторам еще повезло, что первые самолеты строились с жестким крылом. Если бы кто-нибудь в начале двадцатого века додумался до дельтаплана, в чем не было ничего невозможного, то получилось бы еще хуже. Небось всю Первую мировую войну летали бы по небу здоровенные треугольники, хлопая на ветру огромными тряпочными крыльями.
Кстати, Новицкий считал — когда удержание в тайне летательных аппаратов тяжелее воздуха станет невозможным, первым надо будет показать миру именно дельтаплан. И перед этим желательно монополизировать каналы поставки шелка в Европу.
С карронадами ситуация была аналогичной. Эти орудия давали серьезное преимущество, пока морские бои происходили на небольших дистанциях — как правило, порядка трехсот метров, а то и меньше. Ведь как раньше вооружался, например, русский линейный корабль?
На самой нижней орудийной палубе располагались пушки, до недавнего времени именуемые тридцатишестифунтовыми, а с прошлого года — калибром сто семьдесят пять миллиметров. На второй палубе стояли пушки полегче, калибром в двадцать четыре фунта, то есть сто пятьдесят миллиметров. А на самой верхней — двенадцатифунтовые, они же стодесятимиллиметровые. Такая структура артиллерии получилась вынужденной, ибо тяжелые крупнокалиберные пушки можно было располагать только снизу, иначе корабль мог потерять остойчивость. И в бою с заведомо слабым противником это было оправдано.
Однако даже турецкому линейному кораблю, не говоря уж об английском, попадания ядер среднего калибра причиняло не очень большой вред, а малого — вообще никакого. То есть две трети корабельной артиллерии оказывались почти бесполезными.
