Константин Калбазов - Бульдог. Экзамен на зрелость
– Не верю я той задумке, Анна Александровна.
– А вот это ты зря. Задумка превосходная. Откуда у меня деньги на новую фабрику? Нешто, думаешь, на все это богатство достало наших средств? Больше половины заем, в государственном банке взято.
– Да мне заем-то вроде как и не к чему… – смущенно почесал кончик носа купец.
– Так и слава богу, Козьма Иванович, слава богу. Но зато какое удобство, разве не находишь? Понятное дело, что не со всеми можно векселями рассчитаться, но со мною, к примеру, очень даже можно. Да и иные веру в банки имеют. Уж во всяком случае, такого, чтобы по векселям там нельзя было получить серебро, пока не бывало.
– Значит, нет?
– Пожелаешь, присылай приказчика с платой, выдам в лучшем виде. А отдавать свое, чтобы потом с твоей бережливой натурой бороться, уволь. Хотя… Вот напишешь расписку, что в течение месяца обязуешься возвернуть, а как не уложишься, так та сумма в рост пойдет, тогда пожалуйста. Тогда со всей душой.
– Стало быть, не верите купеческому слову.
– Всяк свой интерес блюдет. Потому извини.
Купец в очередной раз вздохнул и опять взял в руки отрез. Знатное сукно. Ох знатное. Товар не из дешевых. Такой если продастся, то лишь в столице или в Москве. Нынче многие хотят выделиться настолько, чтобы иным нос утереть, а потому и по шесть рублей за аршин уйти сможет. Опять же быть первым, у кого такой товар появится, ох как выгодно. Только тогда нужно выкупать все без остатка. А ну как много окажется? А не беда. Иноземные купцы такую ткань очень даже выкупят. Не видел он у них доселе ничего подобного. А, пропадай моя телега!
– И сколь у тебя того сукна имеется, Анна Александровна?
– На двадцать тысяч рублей, Козьма Иванович. Не обессудь, но больше пока нет. Всю шерсть выработала. А потому раньше как к следующей зиме такого товара более не будет, – наблюдая за озабоченным видом купца, мило улыбаясь, произнесла девушка.
«Никуда-то ты, мил-человек, не денешься. Уж заглотал крючок по самые жабры. То о четырех рулонах речь вел, а теперь интересуешься, каков общий запас. Дорого, не без того. Придется мошной потрясти и в подпол лезть. Но ведь и выгоды каковы!»
Брат свалился как снег на голову. Вот так вот, нежданно-негаданно. То чуть ли год не появляется, то вдруг заявится, прошу любить и жаловать. Хорошо хоть супругу свою Елену и племянников постоянно отпускает в родовое имение погостить. Нет, Анне вовсе не было скучно, некогда скучать-то. Забот хватало с избытком. Всюду требовался ее догляд – и в селе с деревеньками, и на производстве, и за животиной.
В настоящий момент крестьяне в тумановских землях если и возделывали пашню, то только на своих огородах. Обширных, но все же только огородах. Земля заросла травой и полностью отошла под пастбища и сенокосы. Соседи качали головами, мол, не дело с землей так-то обращаться.
Но Анна была себе на уме. Ну не получалось так, чтобы и землицу обиходить, и все станы рабочими руками обеспечить. Не хватает народу. Как по ее задумкам, так еще и наемных рабочих придется привлекать. Оно можно бы было и своими обойтись, благо народ живет довольно сытно и детворы бегает предостаточно, да только когда они подрастут-то.
К людям у Анны отношение было самое серьезное. Зазвала к себе молодого доктора, окончившего столичный университет. Организовала вариоляцию новомодной вакциной от оспы. Народ поначалу боялся – кому захочется самолично к себе заразу подпускать. Но Анна всенародно заголила предплечье (ох и стыдно же было) и позволила сделать себе соскоб. Мало того, при всех привила и племянников, правда, с Еленой пришлось выдержать целое сражение. Тихо так шипели друг на друга, как две гадюки, чтобы прислуга не слышала. Однако своего добилась. И невестка отступилась, и крестьяне поверили.
Оспенные дома нынче по всей империи появляются. Крестьян как только не заманивают – и послабление в податях обещают, и оброк снижают. Но народ идет на прививки с большой неохотой. А вот тумановские крестьяне только осенили себя крестным знамением и пошли за своей княжной.
Кроме этого, доктор постоянно обходил дома, требовал соблюдать определенные правила. Осматривал людей. А еще для него срубили отдельный домик, где он находился в определенные часы, дабы с жалобами могли обратиться. Эту идею он подсмотрел у Блюментроста и был ее приверженцем. Там же в двух отдельных комнатах поставили по четыре кровати, на случай появления больных, коим понадобится особый уход. Анна приставила к доктору двух молоденьких помощниц из дворовых девок, которые проходили у него обучение и во всем помогали.
Опять все соседи стали коситься в ее сторону. Да где это видано, чтобы такое устраивать? Конечно, крестьянские души – это прямой путь к благосостоянию помещика, но не стоит же так-то себя утруждать. Чай, бабы рожать еще не разучились и ранние зимние вечера занять нечем. Жалко, конечно, когда умирает столько ребятни, но что тут уж поделаешь, Господь призвал.
Соседи-то косятся, а у тумановских крестьян детворы только прибавляется. Потому как доктор не просто большой денежный оклад имеет, но с него еще и спрос крепкий. Да на лекарствах Анна и не думает экономить. Так все обставила, что нередко в ее аптеку, по сути для крестьян созданную, приезжают за лекарствами для владельцев соседних имений. Опять же и медика не абы какого сманила, а очень даже способного, он уже в округе нарасхват. Но Туманова ему много воли не дает…
– Ваня, а отчего один-то? – обняв и расцеловав брата, с легким оттенком обиды поинтересовалась девушка. – Отчего Лену с детьми не привез?
– По делам выехал, оттого и без них. Неужели думаешь, что решил их прятать от тебя? Хотя следовало бы. А то мало ли что еще решишь учудить.
– Это ты мне все ту прививку позабыть не можешь? Ох, Ваня, от тебя такого я не ожидала. Ведь ничего с ними не сталось? Да и в имении уж два года про оспу никто и слыхом не слыхивал. Чего не скажешь об округе, – сноровисто собирая на стол, чтобы попотчевать брата чаем, отмахнулась княжна. Оно не мешало бы на стол собрать и посерьезнее. Но пока слуги все сготовят, горячий чай со свежей выпечкой – с мороза первейшее дело. Благо выпечка в доме всегда свежая. Наблюдая за сестрой, ничуть не чурающейся домашней работы, князь почувствовал, как в груди разливается тепло.
– Не дуйся, сестренка. Это я так, к слову, – приобняв Анну, в самое ухо произнес Иван. Потом отстранил и, заглянув в глаза, поинтересовался: – Слушай, Анечка, так что ты решила по поводу нашего прошлого разговора?
– Это ты тоже к слову? – с хитринкой взглянув на брата, вопросом на вопрос ответила Анна.
– Нет, это уже не к слову. Сестрица, тебе уж двадцать три, пора и о своем доме подумать.
– Вань, а вы нарожайте с Леной побольше детишек, глядишь, и мне радость будет, – вывернувшись из объятий, с задором ответила Анна, явно пытаясь уйти от нежелательной темы.
– Глупость говоришь, Анна, – строго изрек Туманов. – Знаю, отчего от замужества бегаешь. Боишься, что муж запрет тебя в четырех стенах и лишит возможности заниматься твоей разлюбезной мануфактурой. Ну не хочешь за Шереметева, так давай подберем кого попроще. Какого-нибудь дворянчика безземельного или с имением скромнее некуда. Так чтобы ты и замужем могла заниматься любимым делом. За приданое не переживай. Я тебе такое выделю, что свою мануфактуру поставишь. Да что мануфактуру, фабрику. Анечка, ну что может быть важнее семьи и кровиночки родной? Я куда как непоседа, а и то понимание имею. – Последнее он сказал с нескрываемой надеждой и нежностью.
– Ох, Ванечка, все-то ты верно говоришь, да только муж ведь не мануфактура. Здесь с одной только выгодой никак не подойдешь. Ну не полюбился мне никто. А как без любви-то быть? Иль ты думаешь, что только ты меня сватаешь? Соседи уж пороги обили.
– А как же стерпится – слюбится?
– Не хочу я так.
– Да ты вообще даже не пытаешься! Сидишь в имении, носа наружу не показываешь! – неожиданно даже для самого себя вспылил Туманов.
Надо же, а ведь всегда почитал себя выдержанным. Служба его ко всякому приучила. В том числе и держать себя всякий раз в узде. При его деятельности терять холодный рассудок никак нельзя. Но ты поди сохрани хладнокровие, когда с этой красавицей разлюбезной беседуешь. Впряглась, как ломовая лошадь, и тащит воз тяжести великой.
– И вовсе не сижу. Уж сколько раз в столице была. И на ассамблеи езжу, – не менее резко ответила брату Анна.
– Угу. Тогда же, когда в столице бываешь. Эдак раз в год. Ну и как ты сама себе мужа-то сыщешь? – усаживаясь на стул и уже практически взяв себя в руки, буркнул Туманов.
– Все, Иван, этот разговор закончен.
– Ты присядь, сестрица, присядь. Нечего кипеть как самовар. Чаем-то брата потчевать будешь или все это только для красоты выставила? – поведя рукой над столом, произнес Иван.
– Извольте, милостивый государь. – С нескрываемым ехидством девушка отвесила легкий поклон, после чего присела на стул и начала наполнять для брата чашку.