Борис Орлов - Джокер Сталина
Незадолго до начала войны Эрнст Тельман имел долгий телефонный разговор с, как он полагал, своим будущим зятем – Александром Беловым-Сталиным. Но хотя собственно Ирме и ее пребыванию в СССР вот уже год, и после возвращения из Бразильской эскапады девушка проживала в семье Иосифа Виссарионовича Сталина, в разговоре ей было уделено буквально несколько слов. «Здорова?» «Учится хорошо?» «Как она тебе?» – вот, собственно, и все. Остальное время собеседники обсуждали предстоящую войну.
Именно в этом разговоре Белов вдруг порекомендовал не пытаться взять штурмом Вестерплатте. Он не был большим знатоком истории, но когда-то, очень давно в будущем Александру Ладыгину довелось посмотреть польский фильм «Вестерплатте», и он помнил, что штурмы полуострова ничем хорошим для солдат Вермахта не закончились. Вот и посоветовал товарищ Белов-Сталин товарищу Тельману не тратить силы в бесполезных штурмах, а просто сравнять этот очаг сопротивления с уровнем моря. Или даже утопить. Главным калибром.
Тельман отнесся к совету Александра крайне серьезно и сумел убедить Деница не пытаться захватывать польский транзитный военный склад силами морского десанта. В конце концов, Дениц и сам пришел к выводу, что все разрушенное в ходе войны восстановят сами же поляки. А куда они денутся?
Поэтому все двадцать второе июня укрепления Вестерплатте обстреливали корабли ВМФ Красной Германии и бомбили самолеты Ротелюфтваффе. Общими усилиями они перемешали с землей пару укрепленных постов, уничтожили на замаскированной позиции единственную польскую трехдюймовку вместе с расчетом, превратили в руины железнодорожную станцию и оставили на месте электростанции несколько глубоких воронок. А на следующий день…
Майор Фабишевский сидел на жестком металлическом сиденье в наблюдательном пункте и не отрываясь смотрел в перископ. Там, напротив Вестерплатте, на волнах Балтики два громадных корабля зажимали в клещи проклятый «Шлезвиг-Гольштейн». И сразу становилось ясно: если германец попробует оказать сопротивление – жить ему ровно столько, сколько потребуется этим бронированным чудищам на один залп…
Эти корабли видел не один майор. Оглушенные и очумевшие от суточного обстрела – немцы продолжали вести огонь и ночью – польские легионеры с безумной надеждой смотрели в море – туда, где германским агрессорам наступал законный конец. Сейчас их, вот сейчас…
– Это – англичане, – с важным видом вещал кадровый капрал, подкручивая усы. – Они – настоящие союзники. Они пришли нам на помощь…
– Вон тот – «Король Ежи Пятый», а вон тот – похоже «Королевский дуб»[61], – выказывая свою принадлежность к флоту, важно заявил капрал ВМС Бартошак. – Оба раз в десять сильнее проклятого «Шлезвига». Сейчас…
– Сейчас немцам покажут, как защищается независимая Польша, – воскликнул юный стрелок с детским пушком на румяных, изрядно грязных щеках. – Сейчас мы их ка-а-а-ак… Ух! – И он восторженно ударил себя кулаком по коленке. И тут же без перехода добавил: – А как по-английски сказать, что они – наши братья?
Ответить ему никто не успел. «Король Ежи Пятый» развернулся бортом, и на Вестерплатте обрушился залп двенадцати 305-мм орудий. Это открыл огонь Краснознаменный линкор «Марат». «Королевский дуб», оказавшись на поверку «Октябрьской революцией», не замедлил поддержать своего товарища.
На полуострове разверзся ад. Форт под сосредоточенным огнем трех больших артиллерийских кораблей выдержал лишь до полудня, укрепленные посты – и того меньше. К вечеру над руинами выкинули белый флаг – гарнизон Вестерплатте капитулировал…
В Данциге все обернулось еще легче. Двадцать второго июня в порту высадились десантные группы с кораблей ВМС Германии численностью до двух батальонов. Они развернули красные флаги и двинулись к ратуше. По пути десантники занимали стратегически важные объекты: банки, почтовые отделения и телефонные подстанции, а главное – базы батальона СС «Данциг». В вольном городе были еще сильны прогитлеровские настроения, всячески поддерживаемые поляками, так что почти весь тридцать пятый год в Данциге периодически вспыхивали уличные бои между сторонниками социализма и национал-социализма.
Польская сторона спохватилась, когда пришло паническое сообщение из Данцигского почтамта о наступлении немцев. В город поспешно двинулся интервенционный корпус под командой генерала дивизии Бортновского[62] в составе двух дивизий пехоты. Но это движение было перехвачено наступлением войск Ленинсбергского[63] фронта под командой генерал Бласковица[64]. Интервенционный корпус столкнулся с первым армейским корпусом, в составе которого, кроме двух пехотных дивизий, имелась танковая дивизия «Кемпф», укомплектованная советскими БТ-2 и БТ-5, а также новейшими немецкими танками Pz.Kpfw-II. Немцы наступали на Тчев, через который собирались пройти войска Бортновского. В завязавшемся встречном сражении поляки были отброшены назад, а германские войска заняли Тчев и Косьцежину и, соединившись с десантными отрядами из Гдыни, реально угрожали войскам, оборонявшим Бютов с тыла.
Казалось, что война быстро близится к своему логическому завершению. Но…
– …И поэтому хочется еще раз повторить вопрос товарищу Ворошилову: что же препятствует развитию наступления Красной Армии и Ротевера?
Климент Ефремович с тоской оглядел хорошо знакомый ему интерьер Дальней дачи[65] – камин серого мрамора, тяжелый ореховый стол, стулья из гнутого бука – и вздохнул:
– Основная проблема – снабжение. Как, собственно, и предупреждал нас Особый отдел ЦК. Снабженцы просто не успели за передовыми частями, сразу взявшими высокий темп и начавшими лихо громить врага, не давая ему закрепиться. Ну и…
Сталин помолчал, раскурил трубку…
– Создается такое впечатление, что в нашей Академии не проходят Варшавскую операцию двадцатого года. Совсем не проходят… – он встал со своего места во главе стола и подошел к карте боевых действий, расстеленной на столе. – А если проходят, то исключительно мимо. Потому что если бы проходили, то знали бы: отрыв передовых частей от тылов и снабжения ведет к разгрому. Что убедительно доказал Тухачевский… на личном примере.
Повисла гнетущая тишина. Получивший перед войной звание маршала Шапошников, сменивший арестованного Егорова на посту начальника Генерального штаба, попытался заступиться за Ворошилова. Он встал, подошел к карте и, получив утвердительный кивок в ответ на свое «Разрешите?», принялся докладывать:
– Не все так мрачно, товарищ Сталин. Наши войска, прорвав фронт поляков в районе Молодечно и Столбцов, несколько увлеклись, развивая наступление на Лиду и Барановичи. И если Лиду им удалось взять практически с ходу, то с Барановичами, где держали оборону части трех польских пехотных дивизий, пришлось повозиться. Но в целом – подчеркиваю, в целом – наступление на Белорусском фронте развивается вполне успешно. Если бы не желание некоторых командиров подавлять любой очаг сопротивления артиллерией, что приводит к неоправданному перерасходу снарядов.
– В войска уже отданы приказы о необходимости вести тщательный учет расхода артиллерийских боеприпасов и принять меры к их экономии, – поторопился сообщить Ворошилов – и не угадал.
Сталин мрачно взглянул на него исподлобья и поинтересовался:
– Что, Клим, хочешь, как в царские времена, одними штыками воевать? Твои дуроломы после такого приказа вообще артиллерию использовать перестанут. А у танкистов снаряды отберут, не так, что ли?
Все присутствовавшие промолчали, но в их молчании читалось согласие со сталинским предположением. Климент Ефремович лихорадочно искал выход из тяжкого положения, но тут на стол перед Иосифом Виссарионовичем легла какая-то записка. Ее положили из-за ставшей уже привычной на таких заседаниях ширмы…
Сталин внимательно ее прочитал, затем хмыкнул и посмотрел на Ворошилова:
– Вот тут есть мнение, что проблемы со снабжением и управлением войсками были ожидаемыми. И есть мнение, что это даже хорошо, что проявились они сейчас, в боях против заведомо более слабого противника, а не всплыли потом, когда противник может оказаться куда сильнее. Так что не станем критиковать товарища Ворошилова за промахи, недостатки и упущения, а порекомендуем ему – настоятельно порекомендуем! – в кратчайшие сроки устранить выявленные недостатки и принять меры для недопущения их впредь. Иначе очень спросим с товарища Ворошилова. По-большевистски спросим…
Климент Ефремович незаметно вздохнул с облегчением. Исправить – это он всегда готов. И в кратчайшие сроки. Надо только получить у Кирова людей, чтобы объясняли на местах как следует. Внушительно чтобы объясняли…
