Борис Орлов - Джокер Сталина
– Ты про решение повторить путь великого Антуана?[53] Да, я тоже в деле.
– И как? Кого пошлешь?
В трубке с минуту царило молчание, а затем майор Йохан Райтель преувеличенно спокойно произнес:
– Мы пойдем все, Тео. Нет смысла выбирать кого-то отдельно: эти тяжелые «антеи»[54] пришли с завода всего пару месяцев тому назад, так что у меня их никто толком и не освоил. Поэтому я поднимаю всех.
Настала очередь Остеркампа молчать и задумываться. В отличие от командира ZG 25, он молчал минуты три.
– Я думал ограничиться одной группой. На шестьдесят восьмых «арадо»: эти парни успели поучиться летать ночью. А русских «шестнадцатых» мы тоже получили всего три месяца назад. И нельзя сказать, что этот парень – простой и легкий в управлении самолет…
– Зато в драке он уделает любого поляка за счет скорости, а, Тео?
– До этой драки еще надо дожить – философски заметил Остеркамп. – Ладно, спасибо, Йохан. Встретимся в небе.
– Лишь бы не на небесах.
В ночь на второе июля германские ВВС нанесли мощный удар по обороне города Крейцбург и рокадным дорогам в районе Глейвица. Но хотя ПВО Глейвица оказалась в зачаточном состоянии, а польских истребителей в воздухе и вовсе не наблюдалось, потери немцы все же понесли: в воздухе произошло несколько столкновений, один И-16 потерпел аварию при взлете, а еще два вместе с АНТ-29 и Ju-52 – при посадке. Всего же Роте Люфтваффе потеряли семь самолетов и девять летчиков, что можно было смело отнести в графу «минимальные потери». Что не помешало Тельману и Деницу устроить Кессельрингу серьезный и вдумчивый разнос.
Красный флот тоже принял активное участие в начале боевых действий. Двадцать второго июня бывший флагман флота Веймарской республики, а ныне – учебно-артиллерийский корабль «Шлезвиг-Гольштейн», получивший после социалистической революции приставку «Роте», подошел к Вестерплатте.
Польский флот, сосредоточенный в Гдыне и на базе Хель, был невелик. В самом начале очередного периода «неподлеглости» гордые шляхтичи лелеяли мечты о великом флоте. Вице-адмирал Казимеж Порембский – бывший старший офицер русского крейсера «Новик» и последний командир линкора «Императрица Мария», под чьим «мудрым» управлением тот и взорвался – разработал перспективный план развития польского флота, куда были включены и два линкора. Но очень скоро даже самому сухопутному поляку стало ясно, что эту программу новоявленной «Жечи Посполитой» осилить не удастся.
В двадцатые годы польский флот планировали пополнить американскими броненосцами-додредноутами. В Главном Военно-морском штабе, правда, бурно дискутировали о наилучшем типе этих престарелых гигантов, называя кто «Коннектикут», кто «Нью-Джерси», а кто – «Нью-Гемпшир». В конце концов, в Сейм было внесено предложение о покупке у Соединенных Штатов пяти линкоров типа «Коннектикут». Однако дебаты по этому вопросу закончились, не успев толком начаться, – кто-то из депутатов вспомнил, что таких броненосцев был построено всего два: «Коннектикут» и «Луизиана». Военные моряки было вскинулись, заявив, что вообще-то корабли в целом однотипные, однако тут подоспели расчеты, произведенные в Штабе обороны побережья. Они показали, что только на окраску этих кораблей уйдут чуть ли не все средства, выделенные на польский военно-морской флот, а содержание этих престарелых гигантов сожрет весь госбюджет «неподлеглой» Польши[55].
И хотя Польша еще несколько раз поднимала вопрос о строительстве «Великого флота», который включал бы в себя бригаду линкоров, полдесятка крейсеров и до сорока эсминцев, все, что поляки смогли выставить на 22.06.1936 – это два современных эсминца, десяток сторожевых кораблей разных типов, учебный миноносец, пару тральщиков и одну подводную лодку. Даже в сравнении с одним германским флотом это смотрелось весьма бледно, а при намеченном объединении с Краснознаменным Балтийским флотом и вовсе превращалось в фикцию, в набор мишеней.
В районе Данцига все польские силы были представлены двумя катерами береговой охраны, один из которых был вооружен русским «максимом» времен еще Первой мировой, а второй и вовсе не имел штатного вооружения, довольствуясь двумя ручными пулеметами «браунинг», находившимися на вооружении команды. Когда в полчетвертого утра командиры и экипажи этих катеров узрели нацеленные на них 105-мм орудия германских эсминца и сторожевого корабля, за которыми в полумраке маячила громада «Роте Шлезвиг-Гольштейна», то не раздумывая спустили флаги. Первые трофеи достались германским ВМС без единого выстрела…
В тот страшный день двадцать второго июня, пока майор Фабишевский[56], командир гарнизона Вестерплатте, соображал, что с ним произошло, дом коменданта еще раз основательно тряхнуло. С потолка посыпалась побелка, а стоявшая рядом кровать жалобно скрипнула и подпрыгнула. Не высоко, но заметно. Тяжелый грохот оглушил Стефана Фабишевского, и с минуту он сидел на полу, пытаясь понять: на каком свете он находится? На этом или уже на том?..
– Пан майор! Пан майор! – в спальню коменданта влетел взводный Владислав Баран[57]. – Нас обстреливают с моря! Тяжелыми снарядами!
В подтверждение его слов помещение снова вздрогнуло, и кровать еще раз подпрыгнула.
– Кто? – только и смог выдавить из себя Фабишевский. – Как?
– Напротив нас стоит германский броненосец и ведет огонь.
– В Варшаву уже сообщили? – майор наконец очухался от такого «доброго утра» и теперь принялся одеваться, путаясь в штанинах и не попадая руками в рукава.
– Сообщили, – вздохнул Баран. – И в Гданьск сообщили… Только…
– Что?! – в голосе Фабишевского прорезались истерические нотки.
– Из Гданьска попросили подкреплений: там высадилось до батальона немцев…
– Как они мыслят, я пришлю им эти подкрепления?! – завизжал майор и взмахнул кулаком прямо перед носом ни в чем не повинного взводного. – По воздуху?!! Под землей?!!
Ему наконец удалось одеться, и в сопровождении Барана командующий гарнизоном Вестерплатте выбрался из офицерской виллы. Надо заметить – очень вовремя. Стефан Фабишевский не успел отойти от дома и на сто метров, как в него угодил 150-мм снаряд, пущенный из казематного орудия «Шлезвиг-Гольштейна». Воздух тут же наполнился летящими обломками бетона и кирпича, осколками стекол и обрывками кровельного железа. Один из таких обрывков чувствительно поддал майора по затылку, сбив и изорвав шитую серебряным галуном рогатывку[58].
– Матка боска, – простонал майор, хватаясь за ушибленное место. – Что же это?!
– А я говорил, – раздался совсем рядом преувеличенно спокойный голос. – Я предупреждал, я докладывал: нужно активнее строить укрепления и усиливать гарнизон. А теперь – всё…
Фабишевский повернул голову: перед ним в небрежной позе стоял капитан инженеров Крушевский. Он картинно покуривал сигарету, вставленную в янтарный мундштук, и, казалось, совершенно не обращал внимания на такие мелочи, как обстрел с моря.
– Что вы докладывали? – спросил майор, потирая пострадавшую голову. – Что вы там такое докладывали? Кому?
– В первую очередь – вам, пан комендант, – Крушевский глубоко затянулся и выпустил клуб сизого дыма. – Я сообщал, что в случае нападения большевистских банд из Германии гарнизон в имеющихся укреплениях не сможет продержаться до прибытия союзных сил Британского флота. Я настаивал, чтобы нам отпускали больше бетона и прислали еще одну роту строителей. А что ответили вы?
– Что? – Фабишевский все еще никак не мог прийти в себя: чертов кусок железа основательно приложил коменданта, и теперь в его голове ощущалось некоторое кружение, сопровождаемое эдаким жужжанием…
– А вы, пан майор, наложили резолюцию, что база флота в Гдыне сама по себе достаточная защита для Вестерплатте. И где, позвольте спросить, наш доблестный флот?
Как раз в этот самый момент «доблестный» флот Польской республики спускал флаги в Гдыне, а контр-адмирал Унруг[59] уныло смотрел в немигающие зрачки пистолетов-пулеметов Коровина в руках немецких морских пехотинцев и размышлял, что, наверное, напрасно он не отослал эсминцы «Вихер» и «Бужа»[60] в Англию, как предлагал военно-морской атташе Британской империи. Вот теперь прекрасные красавцы-корабли достанутся красной сволочи, потому что ничего предпринять невозможно: карманный линкор «Роте Дойчланд» и крейсера «Роте Карлсруэ», «Роте Кёльн», «Роте Лейпциг» держат всю акваторию порта под прицелом своих орудий. А над головами кружат тяжелые бомбардировщики…
Но всего этого гарнизон Вестерплатте, разумеется, не знал. А потому, не вступая в словесную пикировку с капитаном, Фабишевский погнал свой гарнизон занимать оборонительные позиции…
