Василий Звягинцев - Одиссей покидает Итаку
Шульгин понял смысл его жеста и еще более демонстративно упер в бок локоть руки с зажатым в ней автоматом.
— Однако жизнь свою продадим подороже… Как учили. Так что не дрейфь, Гера!
Левашов толкнул Сашку с другой стороны, мол, хватит дурака валять, не тот случай и не тот объект.
— Все-все, умолкаю. Надо же было товарищей сориентировать…
Пока Корнеев медленно продвигался вперед, водя перед собой раструбом детектора, Шульгин, приотстав, тихо спросил Левашова:
— А если действительно там, внутри, что-нибудь вроде как у Стругацких в «Пикнике»?
— Нет, не думаю. Слишком они все-таки человекообразные… Технологическая цивилизация. Или ты по-прежнему Антону не веришь?
— Я вообще никому не верю, ты меня знаешь. Чем не вариант — бомба у нас никакая не информационная, а самая простая тротиловая? Включил замыкатель — и привет. Скажешь, не бывало так? Сколько угодно. Нормальный гангстерский прием.
Левашов ничего на это не ответил, да Сашка и не нуждался в его ответе.
Корнеев тихо свистнул и поднял руку, Шульгин с Левашовым подошли.
— Люк, — сказал Борис, показывая себе под ноги.
Это было видно и без пояснений. Приподнятое на полметра над уровнем крыши цилиндрическое возвышение, около пяти метров в диаметре, вертикальные стенки ребристые, того же цвета, что и крыша, а торец гладкий, тускло серебристый, и на нем отчетливо видны перекрывающие друг друга дугообразные лепестки.
— Ирисовая диафрагма, — сказал Левашов.
— Именно, — кивнул Корнеев.
— А под ней — ракетная шахта… — добавил Шульгин.
— С тем же успехом — терминал внепространственного канала или банальный лифт, — возразил Айер.
— Самое главное — сумеем ли мы его открыть, или нет. — Левашов обошел возвышение вокруг, светя под ноги фонарем. Не обнаружил ничего примечательного.
— Сейчас мы его проинтроскопируем, найдем энерговоды, сервоприводы, тогда и думать будем… — Корнеев начал разворачивать свою аппаратуру.
Задача сложной не казалась. Если внешне устройство соответствует известным образцам, то и внутренне оно не может представлять ничего принципиально непостижимого. Левашов присел на карточки рядом, всматриваясь в возникшее на экране интроскопа изображение.
Когда лепестки диафрагмы дрогнули и медленно, беззвучно раскрылись, каждый из четверых испытал сложное чувство. Нечто вроде торжества оттого, что чужая техника покорилась, и, значит, они и здесь оказались отнюдь не дикарями, не питекантропами перед пультом компьютера. И вновь обострилось ощущение опасности, такое же, а то и более сильное, чем перед барьером обратного времени. Промелькнуло даже что-то похожее на досаду — как будто, если бы люк открыть не удалось, можно было с чистой совестью вернуться. Операция, мол, сорвалась по независящим обстоятельствам. В этой последней мысли никто из них, конечно, вслух не признался бы, но было такое, было… «Мелкие мысли бывают у каждого, — подумал Шульгин, — главное, не позволить им превратиться в мелкие поступки…» — и шагнул вперед, выставив перед собой ствол автомата.
— Дайте сначала я. Взгляну, что там и как.
— Да хватит тебе джеймсбондовщину разводить, — почти зло бросил ему Левашов. — Пусть Борис, тут по его специальности.
Темнота в шахте была абсолютная. Но когда Корнеев направил в нее раструб детектора, прибор показал на глубине четырех метров сплошное металлическое препятствие.
— Свети… — скомандовал он Айеру.
Действительно, снизу цилиндрическая камера перекрывалась черной, слегка вогнутой плитой. Но в боковых стенках имелись три симметричных овальных окна, из которых тянуло теплым, странно пахнущим воздухом.
— Ну что, попробуем? — спросил Корнеев.
Шульгин кивнул Левашову, у которого на поясе висел второй моток шнура. Олег отмерил десяток метров, поискал глазами, за что б закрепить конец. Ничего подходящего в поле зрения не попадалось.
— Да перекинь через плечо, и все. Удержишь. Мне только попробовать — если дно не провалится, просто спрыгнете, а я приму.
— Еще и вылезать придется…
— Это как раз вряд ли. При любом раскладе…
Левашов сообразил, что Сашка прав. План действий предполагал совсем другой способ возвращения.
Овальные окна выходили на кольцевую площадку, окружавшую ствол шахты. С нее открывался вид на весь внутренний объем станции. Зрелище было впечатляющее.
Весь гигантский барабан, более чем стометрового диаметра и пятидесятиметровой высоты, оказался практически пустым.
То есть, конечно, кое-какая начинка в нем была. Сверху вниз проходили разной толщины колонны, некоторые глухие, а некоторые прозрачные, наполненные фиолетовым мерцающим светом, к стенам крепились какие-то фигурные многогранники, ярусами спускались застекленные и открытые галереи, на самом дне отсвечивали белым четыре ребристые полусферы, а между ними зеленели не то газоны, не то заросшие тиной пруды, разделенные причудливым геометрическим узором будто бы дорожек. И освещал все это неприятный, но довольно яркий сиреневый свет.
— Ну и что с этого будет, Беня? — ни к кому не обращаясь, спросил Шульгин.
Корнеев не понял, какого именно Беню имеет в виду Шульгин, но в интонации разобрался правильно.
— Вот. Как раз для нас приготовлено, — он показал на подходящую снизу к площадке гофрированную трубу, похожую на противогазную, но диаметром не меньше двух метров.
Изгибаясь, она уходила к внутренней стене станции и, насколько было видно, с небольшим наклоном спускалась к крыше верхней галереи.
— Пойдем по ней. Снизу нас не увидеть, черных на черном фоне. Высоты никто не боится? — спросил Корнеев, будто забыв, каким образом Шульгин с Левашовым попали на крышу. Впрочем, он мог учитывать, что подъем по стене и ходьба без опоры над пропастью — несколько разные вещи. Левашов промолчал, а Шульгин возмущенно фыркнул.
— Тела Новикова и Берестина должны находиться в одной из тех полусфер, — сказал Айер. Ему, как профессиональному штурману, был доверен индикатор направления, настроенный на фоновые излучения мозга каждого из пленников.
— Языка бы… — мечтательно сказал Шульгин. — Оно вернее, чем ваша техника.
— Снаряжение лучше оставить здесь, — не обратив внимания на его слова, предложил Корнеев. — Кроме бомбы, нам больше ничего не понадобится.
Он был прав. Оставалось всего лишь доставить бомбу вниз, к основанию капсулы, в которой заключены материальные оболочки друзей, и включить взрыватель.
— Ну, раз уж мы пришли к этому разговору, тогда слушайте, — сказал Антон, пригласив их всех в свой рабочий кабинет, или, вернее сказать, центральный пост управления операцией. — Безусловно, вы имеете право обвинять меня сейчас в чем угодно: и в цинизме, и в жестокости по отношению к вам и к вашим товарищам, попавшим в плен… Я вполне вас понимаю. И не обижаюсь. На твой жест тоже… — он вновь слегка улыбнулся Шульгину, и все увидели, что губы у него совершенно целые, будто и не промокал он только что обильно сочащуюся алую кровь.
«Вот регенерация! — с завистью подумал Сашка, — а там ведь не только ссадины на слизистой, там и зубов пара-тройка вылететь должна…»
— Но я, по-моему, все довольно подробно изложил Воронцову. И тогда, при нашей с ним первой встрече, и позже… — продолжал Антон. — И считал, что в общем мы сошлись во мнениях. Видимо, я переоценил свои возможности популяризатора. Или ваша позиция изменилась. Так?
— Не знаю, как вы там с Воронцовым сговаривались, но нас с ребятами ты подставил капитально. Мы тебе что — белые наемники? Или эти, сипаи?
В тот раз Шульгин впервые заявил себя на роль лидера и обозначил расстановку сил, как сам ее понимал. Он, Левашов и девушки, включая Альбу — одна группа, которую он и счел возможным возглавить. Корнеев и Айер — нейтралы, не могущие претендовать на самостоятельную политику, Воронцов, представляющий лишь самого себя, и — Антон.
И манеру поведения он избрал резкую, почти грубую, что тоже произвело впечатление на всех, кроме Левашова.
— В общем, пока мы Андрея с Лешкой оттуда не вытащим, никаких дел у нас с тобой не будет. Уяснил?
— Об этом мы и будем говорить. Разумеется, мы их вернем, как принято говорить — в целости и сохранности. Своих друзей мы в беде не оставляем. Да и о беде здесь говорить вряд ли стоит. Новиков и Берестин сейчас вполне довольны своим положением, вы в этом убедитесь. Такого приключения почти никому из людей пережить не удавалось, можете мне поверить. Я помог им реализовать самые их смелые и невероятные желания…
Продемонстрировав на огромном трехмерном экране встречу Новикова с Берестиным в кремлевском кабинете, Антон продолжал:
— Как я уже говорил Дмитрию, в нашей так называемой «войне» мы избегаем прямых насильственных действий. Скорее напрашивается аналогия с шахматной партией.
