Николай Берг - Лёха
– Ну что? – нервозно спросил Леха.
– Как говорит Жанаев: «Торописа нада нету». Не торопись и не топорщься. Еще не дошли до заманки.
– А они не свернули?
Боец мысленно сплюнул через левое плечо, посмотрел на нервничающего напарника сурьезным взглядом. Потомок притих, нахохлился.
Семенов недовольно пошмыгал носом. Он уже ощущал знакомую такую взбаламученность, какая всегда была у него перед доброй дракой, странную легкость в теле и холодок под ложечкой, сердечко стучало торопливо, запахи почему-то резче чувствовались, и цвета в лесу вроде как ярче стали.
– Ты проверь – сколько у тебя патронов-то в карабине? И гляди, чтоб перезарядить получилось; с пустым ружьем бегать – последнее дело. А то еще умников видал – разроняют все и корячатся под огнем, собирают… – тихо, но веско велел он потомку.
Тот сразу завозился, копаясь в подсумках, негромко лязгнул затвором.
– А ты не боишься? – вдруг спросил Леха, утирая с лица пот.
– «Топор да рукавица, жена мужа не боится; рукавица да топор, жена мужа под забор!» – пробурчал в ответ красноармеец слова известной песенки.
– Не, я серьезно!
– Скажем так – опасаюсь. Что они таки к лагерю попрутся. А сейчас – нишкни и молчи, мне слушать надо. И сам слушай в оба уха!
Германцы что-то не торопились. Ну да, поспешишь – людей насмешишь, над ними не каплет, могут не торопиться. Основательные, суки. И это очень плохо, потому как одного толкового мужика в их команде хватит, чтоб следы распутать. Эх, сюда бы Стукалова… Сидит сейчас небось тюкает топориком, тешет бревно для землянки и мурчит свою странную песенку:
Отец мой был природный пахарь, а я работал вместе с ним.
Отца убили злые чехи, а мать с сестрой в огне сожгли.
Горит, горит село родное, горит отцовский новый дом.
Сгорела вся наша деревня, а я остался сиротой.
Семенова, помнится, сильно удивило, когда кряжистый разведчик рассказал, а главное – показал, как можно в лесу мало наследить, а свои следы путать и от врага прятать. Много тогда себе на ус боец намотал, только вот не уверен, что сам справится с тем, что похожий на росомаху сибиряк показал. А Леха – тот и вообще не сможет, только еще гуще наследит.
Стукалов-то правильные вещи говорил:
«Городские никогда в лесу следы на найдут, а кто в лесу вырос… те даже каждую иголочку осматривать будут. Им нужно «подарки» оставлять – капканы и ловушки. Может, и повезет – попадутся, но и так движение замедлится. Осторожничать будут. А еще можно пройти вперед с почти незаметными следами и ловушками на следе. Потом вернуться по своему следу и уйти быстро и максимально чисто под сорок пять градусов назад. Почти навстречу. Часа через три резко поменять направление – и так несколько раз. Но тут нужно уметь ходить по лесу, не оставляя следов. Ну и под конец, как заяц: петля – и уйти по камням, воде или деревьям. По деревьям тоже можно, но нужно уметь. Тут еще момент неожиданности – на деревьях следы не ищут, а с ветки на ветку перебраться можно… Только ни кору не обдирать, ни мох… метрах в трех над землей лазить…
Семенову оставалось только пожалеть, что не попробовал сам полазить – на манер сибиряка опытного. Сноровка сразу не дается. Впрочем, что жалеть сейчас – вот что есть, то и пользуй.
Тут красноармеец встрепенулся. Немцы стронулись с места. И – чертей им триста с хвостами немытыми – как говаривал детским тенорком важничающий лейтенант Березкин – гавканье точно стало приближаться. Клюнули!
– Так, Леха, идешь след в след! Не топочи зря! И слушай, что вокруг творится! Сейчас нам надо понаддать, времени нам нужно чуток – засаду устроить. И не боись, мы им сейчас колбасы нарежем! – взвинчивая себя перед дракой, сказал быстро боец. И с радостью убедился – нормально держится напарник, годен в дело, значит. Хоть и нет кого толкового, но и такой напарник – польза большая.
– Понял?
– Ага! – кивнул потомок, поудобнее перехватывая карабинчик.
– Ты, главное, дыши поглубже. Не сбей дыхалку! – вразумил боец. И припустил по просеке.
Леха, все-таки пыхтя, поспешал сзади. В осеннем лесу шуршали падающие листья, но зелени еще оставалось много и запах – хоть за грибами иди. Но сзади шли германцы, так что домашняя мысль у Семенова тут же испарилась, как капля воды на раскаленной сковородке. Тут же сменившись довольно глупым сожалением, что нет у него при себе «дегтярева» с дисками. Если б был ДП! Но тут же боец отвесил этому сожалению увесистого мысленного пинка, вспомнив, что если бы да кабы, то во рту б росли грибы, и был бы не рот, а целый огород! Пара длинных очередей есть – вот и надо по одежке протягивать ножки.
Тут ухо уловило странное изменение звука – даже не умом, просто спиной почуял, что Леха сзади не топочет. Обернулся, удобнее прихватив пулемет, и увидел, что потомок стоит, странно нагнувшись, словно нюхает что-то перед собой. И еще почему-то вспомнилось когда-то виденное – как охотничья собака в стойке замирает. Вот так же и Леха замер, неподвижно напружившись.
Немецкая брехолайка гавкала еще далеко, потому, бросив по сторонам взгляд и не найдя ничего угрожающего, красноармеец быстро вернулся к напарнику и свистящим шепотом попытался привести его в разумение:
– Что встал?.. Пошли!..
– Вот, гляди… – так же шепотом откликнулся потомок и ткнул пальцем перед собой.
Пришлось напрячь зрение, только тогда заметил висящий в воздухе перед Лехой махонький огонек на манер светляка. Только по времени – не должно бы светляков тут быть, поздновато. И цвет чуток другой – в рыжинку отдает, словно уголек тлеет.
– Ты не понимаешь, это же – это! – каким-то горячечным тоном сказал Леха.
– Не понимаю, – нетерпеливо согласился боец.
– Я за такой же, там у себя, хвать – и сразу тут! – пояснил потомок.
– Вона оно что! – удивился Семенов, прислушиваясь к далекому лаю.
– Ты это… место запомни, а? – попросил потомок.
– А сейчас что? Не хочешь – обратно?
– Не. Я ж тебе помочь должен, – искренне сказал Леха. И опять как завороженный уставился на огонек.
Неожиданно даже для самого себя красноармеец легонечко пихнул раскрытой ладонью горячую Лехину спину, пихнул – и отдернул, так как вдруг забоялся, что и его засосет вместе с потомком – туда, где всякие мабилы и афоны. А этого красноармеец и хотел и не хотел сразу – как в покинутой давным-давно гостеприимной деревушке, где остались корова Зорька и симпатичные люди. Оно, конечно, хотелось бы пожить сыто и тепло, но тут оставались жена, дочка, друзья-товарищи, и бросить их в беде боец никак не мог. В его понимании это был бы паскудный предательский поступок. Не мужской. И потому – сделал, что сделал.
Не пыхнуло, не ухнуло, гром не грянул, только вот там, где только что стоял разгоряченный бегом, переводящий дух Леха, неплохой, в общем, парень – стало пусто, только травинки, примятые сапожками потомка, медленно распрямлялись. А самого «старшины ВВС» и след простыл. Как и не было его тут вовсе и никогда.
– Мы здесь сейчас справимся… для вас… Вы – там справьтесь… для нас… – с трудом подбирая слова, чтобы выразить прекрасно понимаемое им самим, но так сложно поддающееся описанию словами чувство, сказал Семенов. Встряхнулся, прогоняя нахлынувшую внезапно печаль, которая всегда бывает, когда прощаешься с кем-нибудь навсегда, и припустил скорым шагом дальше. Лай собаки уже был слышен отчетливее, приближались гансы.
Уже когда боец выбрал свою позицию и мог ждать более-менее спокойно, внезапная мысль пришла в голову, и он аж завозился на своей лежке. Хорошо, если Леха улетит – или как там его переносит неведомое – к себе в свое время. А ну как закинет его черт знает куда? Но эту мысль Семенов отогнал. Сделанное не воротишь, потому – остается надеяться, что Леха прямой плацкартой к себе попадет. А собачка лаяла все отчетливее.
Менеджер Леха
Первым ощущением – ну кроме тошноты, головокружения и прочих радостей, словно с тяжелого похмелья, была обида. Совершенно детская такая, мальчишеская, чуточку даже неприличная для взрослого мужчины. Помнил Леха дружеский, даже, пожалуй, ласковый толчок в спину. И не толчок, а вот так легонечко его боец пхнул. Или это все сон был? Менеджер потряс головой, похлопал глазами. С головы сползла пилотка с зеленой звездочкой, шлепнулась на колени. Сфокусировал зрение – руки в летной гимнастерке, сапоги кожаные. Не сон. А Семенов где?
Попытался вскочить на ноги, но не вышло, встал кое-как, благо, кроме Семенова, тут рядом быть никого не должно. А и Семенова не было. Находился Леха в кустах, совершенно обыкновенных. Поглядел под ноги, поднял лежащий на траве карабин, заодно поняв, почему так сидеть было больно: рукоять затвора в задницу впивалась.
