Кинжал Немезиды (СИ) - Чайка Дмитрий

Пятерка разбойников нырнула в скалы, и египтяне разочарованно вздохнули. Но потом, как по волшебству, в двух сотнях шагов увидели еще троих и припустили за ними. Беглецы то скрывались в скалах, то появлялись вновь, изумляя привычных ко всему воинов фараона своей нечеловеческой быстротой и выносливостью. Египтянин нипочем не отличит одного бродягу-хапиру от другого. Ему и в голову не могло прийти, что всё это разные люди, которые бегут со всей мочи, передавая эстафету следующему. Ушли не все. Двоих догнала стрела, пущенная в спину. Они не успели скрыться в изъеденной ветром твердыне гор.

Скоро появится узкий проход, за которым долина становится широкой и плоской, как стол. Там беглецам-хапиру не скрыться нипочем. Возницы свистнули и слегка придержали коней. Нет нужды палить их до времени. Там, на просторе, даже неспешная рысь превратит охоту на человека в легкую прогулку. Но вот когда они миновали скальный проход, они испытали немалое удивление. Сотни воинов, выстроившиеся дугой, которые никуда не убегали. Лучники трусами не были. Они гикнули, взбодрив коней, и пустили первые стрелы. Они не сомневались, что расстреляют эту толпу с безопасного расстояния и уйдут тем же путем. Им нужно предупредить гарнизон в крепости.

Привычка их подвела. Они приблизились к строю щитоносцев на тридцать шагов, чтобы лениво проскакать мимо, выпуская стрелу за стрелой. Но тут вдруг вперед вышли крепкие парни, которые раскручивали какие-то непонятные веревки. Этих парней были десятки, и обрывки веревок, где грузом служили камни, одновременно полетели вперед и упали, спутав ноги коней. Множество этих чудных снарядов пролетело мимо, но даже одного такого хватало, чтобы лошадь была обездвижена. Колесничие убили нескольких наглецов, но их самих снесли шквалом камней и стрел. Стрелы вязли в плотной ткани доспеха, но вот камни… Камни били наповал. Они ломали руки и ребра. Они разбивали головы. И не было от них спасения. Колесничие ушли бы, но кони лишь жалобно ржали, не в силах сделать ни шага вперед. Воины фараона сроду не попали бы в такую дурацкую ловушку, но они никогда не встречались ни с чем подобным. Впрочем, пятеро возниц все же умудрились обрезать путы под шквалом камней и стрел, сбросили наземь тело товарища и сорвались с места в карьер. Они вернутся той же дорогой, петляющей между скал.

Дикий лошадиный визг, столкнувшиеся колесницы, вставшие на дыбы обезумевшие кони — вот что ждало счастливчиков, улизнувших из коварной западни. Первый возница, который встал с земли покачиваясь, двинулся к своей упряжке. Лошади отбежали в сторону и теперь дрожали, подняв передние копыта. Хрупкая, почти невесомая повозка лежала на боку, а лопнувшее по ободу колесо грустно крутилось, лишая колесничего малейшей надежды на спасение. Воин, что шел, прихрамывая, с воплем остановился. Он поднял подошву и с изумлением вытащил из стопы странный четырехгранный шип, который вонзился в нее. Впрочем, удивлялся он недолго. Камень, прилетевший ему в голову, прервал его размышления. Тут ведь тоже была засада.

Воины на стене огласили долину радостными воплями. Нубийцы, шарданы и египтяне сегодня будут праздновать вместе. Вместе с ними радовались писцы и плавильщики, плотники и угольщики, надсмотрщики и каменотесы. Крепость Хатхор — это небольшой городок, где живет множество самых разных мастеров, без которых это место мертво. У них был повод для радости. Колесничие возвращались с блестящей победой.

Плясал от счастья и сам господин сеш мау, старший писец рудника. Он радовался как ребенок, позабыв про свой великий чин. Да, из двадцати колесниц вернулось всего одиннадцать, но зато они вели за собой не меньше двух сотен пленных хапиру, связанных за шеи, их ослов и повозки, нагруженные припасами. Небывалое что-то! Такое, о чем не стыдно написать донесение самому господину имири-мау-нэ-сут, великому и благородному Начальнику царских рудников. А там, глядишь, и до самого чати дойдет, и он вознаградит слуг Великого Дома по достоинству.

— Открывайте ворота! — крикнул старший писец, когда колесницы остановились недалеко от стены.

Лица воинов фараона укутаны платками. Так делают всегда, когда злой пустынный ветер бросает в глаза тучи мелкого песка. Их одежда и парики в пыли и крови, видно, нелегко далась им эта победа. Возницы и колесничие тумаками отправили пленных вперед, а сами взяли под уздцы ослов. Понурая толпа хапиру, закутанных в пропыленные плащи, потянулась в сторону ворот, вставая на колени в десяти шагах от них. А вот нагруженные повозки, укрытые кожами, воины фараона уже подкатили к самым воротам.

— Не вздумайте тащить в крепость этот разбойный сброд! — крикнул господин сеш мау, но осекся, увидев округлившиеся глаза младшего писца, который почтительно обратился к нему.

— Тут что-то не так, господин! У колесничих на лицах платки, а ведь ветра сейчас почти нет. Зачем бы им прятать лица? И доспехи… Они же в крови, а воины идут как ни в чем не бывало. Их с убитых сняли…

— Проклятье! — прошептал господин сеш мау, глаза которого тоже усмотрели некоторые странности, и завизжал. — Это враги! Ворота закрыть! Закрыть!

Он опоздал. Те из хапиру, что подошли к стене, уже сбросили веревки с шей. Они расхватали копья и круглые щиты, лежавшие в повозке и укрытые каким-то тряпьем и мешками. Остальные уже бежали вслед за ними, вооружаясь на ходу. Даже те, кто притворялся колесничими. Немногочисленную стражу у ворот смели в одно мгновение. Одного зарубили, второму размозжили голову, а третьего ткнули в переносицу медным краем щита и попросту затоптали. Первым в ворота крепости вбежал громила с перекошенным от ярости лицом и с длинным мечом в руке. Под плащом его сверкал бронзой чешуйчатый доспех. Вслед за ним в крепость вломился неимоверно широкий в плечах коротышка с окладистой бородой. Он помахивал шипастой булавой и хищно смотрел на мечущихся в панике египтян. Громила крикнул что-то, и если бы господин сеш мау знал этот варварский язык, он услышал бы следующее:

— Главк! Пивной ты кувшин! Если мне в лицо опять прилетят чужие мозги, я тебя своей рукой зарублю! Нет, хуже! Лишу половины добычи!

— Да ладно тебе, Тимофей! Вечно ты из-за ерунды злишься.

— Стена щитов! — заревел громила. — Ворота держать, пока остальные не подойдут! Убить тут всех!

Глава 7

Год 4 от основания храма. Месяц первый, Посейдеон, Морскому богу посвященный. Январь 1172 года до н.э. Энгоми.

Я все-таки решил вывести ткацкое производство с территории дворца, но встретил яростное сопротивление собственной жены, которая этим самым производством руководила. Подумав, я отступил. Дворец — он ведь словно живой организм, и многие поколения царей точно не были идиотами, раз именно так обустраивали свою жизнь. Сотни служанок не только ткали, но и готовили, носили воду, убирали, вязали носки и свитера, и делали еще кучу самых разных дел. Например, ублажали своих царей, если были молоды и красивы. Эта часть моей жизни тоже оказалась в цепких руках Креусы, которая теперь сама присылала мне рабынь на ночь. Делала она это так тонко, что я ни имен, ни лиц их запомнить не успевал. Мимо меня пролетал какой-то дикий калейдоскоп из разнокалиберного бабья, привезенного со всех концов света, от Сардинии до Нубии. Они просто делали свое дело и уходили, склонившись до земли и пятясь назад. Они даже не смели поднять глаза. Да-да, моя жена опять ждет ребенка, а второй Феано в своем дворце она точно не потерпит. Тяжко ей сейчас. Тут нет такого понятия, как токсикоз первой половины беременности. Понятия нет, а токсикоз есть. И еще какой…

— Все вон! — сказал я, войдя в ее покои, и служанки брызнули во все стороны, оставив нас наедине.

— Зачем ты пришел, господин мой? — спросила бледная, как мел Креуса, которая похудела и осунулась до того, что на лице одни глаза остались. — Ты не должен видеть меня такой. Не смотри, прошу!

— Глупенькая, — поцеловал я ее. — Неужели ты думаешь, что я разменяю мать своих детей на очередную смазливую мордашку? Ты думаешь, я забыл, что ты для нас всех сделала?