Вторая жизнь Арсения Коренева (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

— Это от вашей квартиры, где будете жить на время интернатуры. Дом №11 на улице Соловьиной, это практически окраина Сердобска, но городок у нас небольшой, да и маршрутный автобус оттуда ходит. Дом на две семьи, там сейчас одну квартиру занимают наш молодой хирург Прокофьев с женой и дочкой, а вторая месяц назад освободилась — терапевт вышла замуж и уехала в Пензу к мужу. Так что вам в этом плане повезло. Ваша квартира 1-я, у Прокофьевых, соответственно, 2-я. Я у терапевтички принимал квартиру, да и вчера там был. Вроде чистенько, вся необходимая мебель наличествует, посуда на месте, постельное бельё тоже имеется. Печка есть, на газу́ работает, горелка в рабочем состоянии, я проверял. Газ пока перекрыт, над плитой увидите вентиль, откроете — газ пойдёт на плиту и печку. Зимой печкой помещения отапливаются. Водопровод имеется, электричество, само собой. Всё это будете сами оплачивать на почте, вам будут приносить извещения. За свет по счётчику, будете вписывать показания. Что ещё… Да, туалет во дворе. На каждую квартиру свой. По весне и осенью приезжает ассенизатор, откачивает содержимое нужника. Эта услуга тоже оплачивается на почте.

— А если ещё кто-то приедет? — спросил я, пряча ключ в карман. — Куда будете селить?

— Найдём куда, у нас ещё фонды имеются, — отмахнулся Сергей Сергеич. — Если мужчина — то можно и к вам, потеснитесь. Жили же столько лет в общежитии, привыкли, наверное… Кстати, в общежитии часового завода тоже можем подселить, нам там готовы выделить несколько коек. Но пока вот своими силами обходимся. И это, прописаться вам надо будет в паспортном столе. Это не так далеко от больницы, на Гагарина-16. Я вам сейчас направление выпишу, что вы теперь наш новый сотрудник и мы вас селим на Соловьиную улицу.

Он зачиркал ручкой по бумаге, одновременно бормоча:

— Если военнообязанный, то нужно и на военный учёт встать. Военкомат у нас на Горького 251 Г. Отсюда с полчаса топать, сначала по Красной, потом на Горького выйдете. Вы, главное, молодой человек, ключ не потеряйте. Дубликат у меня имеется, а то вдруг и правда к вам кого-то подселят, ну или опять же, не дай Бог, потеряете, но всё же вы поаккуратнее. Брелок, что ли, на колечке подвесьте, сейчас это модно. Я свой вообще в кошельке ношу. Печку, кстати, не трогайте, когда похолоднее станет, я приду и покажу, как ею пользоваться… Вот, держите направление.

Когда со всеми формальностями было наконец покончено, мы с Настиным отправились осматривать территорию медучреждения. Больница состояла из нескольких лечебных корпусов. Административный, где находился кабинет главного врача, был трёхэтажным. Тут же находились кабинеты заместителя главврача по лечебной работе, начальников различных служб, бухгалтерия, кадры, аптека. Плюс небольшой зал, где в 9 утра проходят планёрки и прочие конференции, за исключением выходных и праздничных дней, когда начальство отдыхает, а дежурный персонал, соответственно, дежурит. Хотя, как я подозревал, Настин и в выходные не прочь проведать своё хозяйство.

Сначала мы миновали котельную, заглянули подстанцию «скорой помощи» и в пищеблок, где нас накормили обедом. В принципе, неплохой обед. Настин, впрочем, ел немного, а меня попросил накормить от души. Мол, растущий организм, ему питаться надо. Для начала мне в тарелку наваристых щей сунули крепкий мосол с большим куском мяса, да и сметаны не пожалели. На второе были макароны по-флотски, навалили мне в ту же самую суповую глубокую тарелку из нержавейки с горкой. Правда, кисель был тёплым, а я больше охлаждённый люблю, но проглотил.

Патологоанатомическое отделение — он же морг с гистологией — занимает отдельное небольшое здание, но мы туда не заходим. Что мы. Покойников не видели? Лично я в своей жизни на них нагляделся, и в этой реинкарнации, чувствую, этого не избежать, даже если ты терапевт, а не патологоанатом или хирург. У каждого врача к концу жизни набирается своё кладбище.

Вместо этого отправились сразу в главный корпус. На первом этаже четырёхэтажного здания находились приёмное отделение, лаборатория и рентген-кабинет. На втором этаже — терапевтическое отделение, разделённое на мужскую и женскую половины.

Всем отделением заведует Аркадий Вадимович Штейнберг, под началом которого мне и придётся трудиться. Штейнберг, когда меня ему представляли, посмотрел на меня грустными глазами сквозь линзы очков в роговой оправе, потёр кончик нависающего над верхней губой носа, поправил висевший на шее фонендоскоп и, неожиданно безмятежно улыбнувшись, заявил, протянув крепкую ладонь для рукопожатия:

— Что ж, надеюсь, сработаемся! Жду вас завтра на летучке в четверть девятого.

Тут же нарисовалась девица примерно моих лет, или чуть постарше.

— Вы наш новый интерн? — накинулась она на меня с ходу. — В терапевтическое направляют? Комсомолец? А я секретарь комитета ВЛКСМ больницы Быстрова. Анастасия Быстрова, — добавил она. — Вам необходимо встать на учёт. Давайте я сразу запишу ваши данные…

Она достала из кармана халатика блокнот и, не обращая внимания на стоявших в ожидании главврача и завотделением, выспросила мои ФИО и дату рождения, и сколько я уже числюсь членом ВЛКСМ.

— Надеюсь, взносы будете платить исправно? — спросила она, убирая блокнот. — А то есть тут у нас некоторые…

Она покосилась почему-то в сторону Настина и Штейнберга, как будто именно эти двое, явно уже вышедшие из комсомольского возраста, не платили взносы. Андрей Иванович нежно взял её под локоток:

— Настя, я вам уже говорил: дайте мне список всех, кто не платит взносы, мы с ними проведём беседу. Не поймут — будем разговаривать по-другому, вплоть до перевода на более низкую должность. А вы уже сможете поставить вопрос перед райкомом комсомола о выходе этих товарищей из ВЛКСМ.

— Хорошо, Андрей Иванович, — тряхнула Настя головой с такой силой, что с неё едва не слетела медицинская шапочка, которая была прикреплена к рыжим кудрям заколкой. — Мне и самой уже надоело с ними, как с детьми малыми, возиться.

— Вот и ладненько, — улыбнулся Настин, погладив терапевта по предплечью.

Хм, такое чувство, что старичок к этой девице неровно дышит. Хотя какой он старичок, ему же лет пятьдесят с небольшим. По меркам моего 21 века так вообще мужчина в самом соку. Да и девица, кстати, ничего так, подумал я, исподволь охватывая взглядом чуть пышноватую фигуру главной комсомолки медучреждения. И фигура, и лицо вполне… Не сказать, что вот уж красавица, но всё при ней.

Третий этаж — хирургия, здесь же парочка палат для излечивающихся от переломов под наблюдением врача-травматолога. Четвёртый этаж — операционный блок и отделение интенсивной терапии (она же реанимация) из трёх палат, каждая на две койки. Сейчас две палаты пустуют, а в одной двое мужчин. Один, что постарше, в сознании, второй, помоложе — на ИВЛ, да ещё и конечности зафиксированы ремнями. Датчики показывали пульс и давление. Искусственную вентиляцию лёгких обеспечивал аппарат «РО-3», оборудованный автоматическим приводом подачи дыхательной смеси. При этом, насколько я помню, аппарат мог также закачивать в лёгкие наркоз из закиси азота с кислородом.

— Как Паршин? — негромко спросил Настин у сопровождавшего нас заведующего отделением интенсивной терапии Анатолия Борисовича Зобова, кивая на мужчину под ИВЛ.

— Состояние стабильно тяжёлое, — со вздохом так же тихо ответил врач. — Родным я уже сказал, чтобы готовились к худшему.

— А что с ним? — чуть ли не шёпотом поинтересовался я.

Завотделением покосился на меня, потом на Андрея Ивановича. Тот сам ответил:

— Гнойный менингит. Жаловался человек на головные боли, на болезненные ощущения при ярком свете, мышечные боли… Думал, грипп какой-нибудь, как от гриппа и лечился. Потом температура скакнула под сорок, озноб, потеря сознания… Обычно гнойный менингит развивается у детей до 5 лет, и зачастую на фоне ослабленного состояния иммунной системы. А тут вроде здоровый мужик… Неделю почти на ИВЛ держим. Из-за судорог вынуждены были ремнями зафиксировать больного. Провели люмбальную пункцию и бактериоскопическое исследование ликвора, подтвердившие первоначальный диагноз. Поправь меня, Анатолий Борисович, если я где-то ошибся.