Господин следователь (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

Ишь — каких-то четыре года. А мы ныли, что год долго тянется. Тогда, сколько же лет приставу? Если стал рекрутом в одна тысяча восемьсот пятьдесят втором… А ведь не так и много — пятьдесят два, пятьдесят три.

— Я после госпиталя в юнкерском училище пятнадцать лет вахмистром отслужил, а уж потом в запас вышел, домой вернулся. А что мне дома-то делать? Я уже и крестьянствовать не умею, и ремесла никакого не знаю. Не в приказчики же подаваться на старости лет? Вот, пошел в полицию, в урядники, а потом меня в становые приставы перевели и коллежского регистратора дали. А теперь в городе служу.

— Здорово, — только и сказал я, всегда с уважением относившийся к тем людям, которые всего добивались сами. И особенно тем, кто шел с самых низов. А уж участие пристава в Крымской войне, о которой даже в двадцать первом веке вспоминают с печалью, еще больше добавило уважения к Антону Евлампиевичу. Солдаты — от нижнего чина до генерала сражались достойно, и не их вина, что мы эту войну проиграли. Так и то — победа Европы в Восточной войне очень сомнительна. Пиррова победа. Не случайно же ни Франция, ни Англия с Россией больше воевать не желали.

— Так вот, что я вам хотел сказать, господин следователь, — продолжил пристав. — Человек вы еще молодой, но вижу, что неплохой и голова у вас хорошо соображает. Это я к тому, что как следователь вы еще неопытны, вроде, а все сделали правильно. И Егорушкина спасли, и злодея утихомирили. А еще — здорово вы нас сегодня умыли. Но голову свою вам надо беречь. Она у вас думать должна. Поняли?

Я только вздохнул. И кивнул.

— Еще раз прошу простить, что такие слова дворянину говорю. Но кому другому бы не сказал. Сует дурачок башку туда, куда не нужно, пущай сует. Не обиделись?

— От вас стерплю, — отозвался я. Вспомнив родословную рода Чернавских, изученную, пусть и впопыхах, сказал: — Мой дед, он на Крымской войне погиб. Еще до Севастопольской обороны, в Силистрии. А отец до их пор переживает, что на войну по возрасту не попал. — Еще немного подумав, добавил. — Я бы вам руку пожал, но первым руку старший должен протягивать. А вы меня и по возрасту старше, и по опыту, и по заслугам.

Антон Евлампиевич крякнул и протянул ладонь. Крепко пожимая мне руку, сказал:

— Одно дело делаем, господин следователь. Ну, бог даст, сработаемся.

Глава восьмая

И все на ять

Я стал судебным следователем, значит, вошел в коллектив Череповецкого Окружного суда. Сам коллектив не особо большой — председатель суда, двое помощников, прокурор и его помощники, а еще два секретаря в статских чинах и два присяжных поверенных и судебные приставы. Но, как выяснилось чуть позже, совершил кое-какие ошибки, о которых, даже не подозревал.

Например — новоприбывший чиновник обязан на третий день выхода на службу устроить для своих сослуживцев корпоратив. Нет, это слово не использовалось, даже не говорили — «простава», а именовали — посиделки, вечеринка. Молодой чиновник, только-только вступивший в службу, сумеет ли отыскать деньги для организации банкета? Ладно я — у меня средства имеются, но ведь простому новичку первое жалованье выплачивают через месяц. Но это никого не волновало. Положено — и все тут.

Разумеется, догадывался, что мне требуется «влиться» в коллектив, но не знал, как это сделать. Подсказал бы кто, что ли, так нет. Видимо, народ считал, что имеются традиции, существующие десятилетиями и все вокруг обязаны им следовать, а еще и знать.

В свое время, когда я устраивался на работу в школу, потом в университет, никаких «простав» не требовалось. Купил, скажем, тортик и пару килограммов конфет к чаю — вот и все. И было место, где все собирались. А тут все сидят по своим кабинетам. Мне что, отправить служителя в лавку, чтобы тот прикупил водки с шампанским, какой-нибудь закуски, а потом пройтись и позвать всех к себе? Или я должен организовать вечеринку на своей квартире? Или в ресторан вести?

А хрен его знает, как надо.

Коллеги при встрече здоровались со мною сквозь зубы. А я решил плюнуть. Если считают, что сын вице-губернатора пренебрегает общественным мнением, пусть считают. Уже и так ощутил холодок, исходивший от прочей чиновничьей братии. И что теперь? Организую вечеринку, так скажут — мол, подлизывается папенькин сынок, желает за своего прослыть, а не устрою — высокомерный гордец. Мажор, блин.

Я в свое время мажоров недолюбливал. А есть кто-то, кто их любит? Впрочем, не слишком-то с ними и сталкивался. «Золотая» молодежь жила в своем мире, а мы, «простые смертные», обитали в своем и практически не пересекались. Может, они были и на моем курсе, но никто о положении своих родителей не хвастался.

Еще раз повторюсь — решил плюнуть и заниматься своими делами. А дело по обвинению крестьянина Николая Егорова Шадрунова далось мне большой кровью. Не в том даже смысле, что пришлось огреть подозреваемого по башке, а в другом. И не возникло проблем с доказательствами. Шадрунов не запирался, на допросе честно рассказал, что давно решил убить любовника жены, но не решался. Кузнец, несмотря на свой рост и внушительные габариты, был добрым человеком. Да и жену Николай любил. Да так любил, что не просто прощал измены, а узнав, что Тимоха его супругу бросил, а та горюет, решил наказать неверного любовника. Чтобы набраться смелости, решил выпить. А в трактире обнаружился и сам Тимоха. Ну, чего бы с ним и не выпить? Выпили, показалось мало, но денег при себе не было, идти домой за деньгами — так жена ругаться станет. Приказчик сам предложил сходить за город — добавить еще немного. У Тимохи в деревушке Миленьево, знакомая есть, та водку гонит. И вот прошли они три версты от Череповца и тут Николай понял, что сама судьба дает шанс — вокруг ни души, Тимоха идет впереди. Ну, как же тут не поддаться искушению? Поэтому, Шадрунов попросту взял своего соперника сзади за шею, да и сунул мордой в ручей. Подержал там немного, а осознав, что приказчик мертв, пошел домой.

О том, что на него может пасть подозрение, кузнец не подумал. А дома вытащил из заначки рубль, пошел и купил водки.

Я слушал и записывал показания подозреваемого. Даже не стал комментировать слова кузнеца о том, почему тот решил убить Тимоху! Да тут романы впору писать, а не протокол допроса подозреваемого. Впрочем, любовь — штука злая.

Так что, я, как положено, открыл уголовное дело, подшил в картонную папочку судебно-медицинский акт (у нас это называлось бы протоколом осмотра места происшествия); рапорт господина пристава 1 участка коллежского секретаря Ухтомского (это фамилия моего нового приятеля, но к княжескому роду он не имеет никакого отношения), где докладывалось о факте обнаружения трупа; справку от врача, в которой говорилось, что «смерть наступила вследствие захлебывания водой и перелома шейного позвонка», и протоколы допросов. Отдельно шли рапорта городовых, свидетельствующих о «сопротивлении при задержании».

Опыта проведения следствия у меня никакого, но, на мой взгляд, в нашем мире одного только признания подозреваемого для доказательства совершенного преступления было бы маловато. Бьюсь об заклад, что от меня потребовали бы свидетельских показаний о том, как кузнец и его жертва вместе пили, а потом ушли за город.

Поэтому, не поленился вызвать на допрос неверную жену кузнеца — маленькую женщину, чем-то напоминавшую мышь. Она долго стеснялась, но призналась-таки, что с приказчиком у нее была любовная связь. Но — всего один раз. Наверное, врала, но выбивать показания не мое дело. Главное — удостоверен сам факт прелюбодеяния. Мотив, скажем так.

И еще — а это тоже была моя инициатива — вызвал на допрос трактирщика и тот подтвердил, что накануне убийства Шадрунов и на самом деле пил с Тимохой.

Еще одним изобличающим фактом стало сопротивление кузнеца при аресте. Вот здесь, кстати, в нашем мире я должен был вменить кузнецу еще одну статью УК, которую он нарушил. Не то сопротивление, не то неповиновение. А в этом мире ничего не требуется. Это уже сам судья решает. А следователь не имеет права указывать — по какой статье следует привлечь преступника, не его это дело.