Георгий Турьянский - Марки. Филателистическая повесть. Книга 1
Семён Михайлович решил, не теряя даром ни минуты, направиться вслед за подозрительным типом. Он прошёл несколько этажей и вполне резонно заключил, что, если незнакомец пожаловал в отель из-за русского изобретателя, то лучше всего подняться к себе и там дождаться его. Будённый опередил таинственного посетителя и оказался первым на этаже. Ему удалось наблюдать из-за полуприкрытой двери, как человек встал на одно колено и попытался открыть дверь в номер Попова неким подобием отмычки. Пока маршал раздумывал, брать ли преступника с поличным или пристрелить на месте, человек отчаянно подбирал ключ. Буденный зарычал и кинулся вперёд, в кармане он уже нащупывал револьвер. В три прыжка он смог бы достать взломщика. Бледный молодой человек, заметив неладное, принялся отчаянно крутить в замочной скважине.
— Стоять, шельма! Ни с места, собачий кот! — разнёсся львиный рык на лестницах Гранд-отеля, канделябры вздрогнули от топота сапог по ковровой дорожке.
Ещё бы полминуты — и руки старого воина вцепились в воротник вору. Но тут, как назло, навстречу маршалу вышло целое благовоспитанное семейство из своих апартаментов. Одна секунда, но её хватило грабителю, чтобы, наконец, взломать несчастный английский замок и скрыться за спасительной преградой красного дерева.
Будённый опоздал на миг. Он подбежал к захлопнувшейся двери и принялся неистово дёргать ручку, кричать и требовать, чтобы открыли. Почтенное семейство с удивлением разглядывало разнузданного полковника, столь грубо попиравшего правила этикета и использовавшего незнакомые экспрессивные выражения русского языка. За твердыней красного дерева в комнате Попова, напротив, царила гробовая тишина. Дождавшись удаления семейства с этажа, Будённый ринулся в кавалерийскую атаку.
— Открывай, кому говорю!
В ответ — ни звука. Маршал достал револьвер и, присев на одно колено, три раза выстрелил. Полетели в сторону щепки, штукатурка осыпалась. Эхо прокатилось по коридору из конца в конец. Но дверь не поддалась.
Маршал плюнул и отошёл в сторону. Старик начал было уже подумывать, что вся эта сцена с таинственным грабителем ему померещилась. Он направился к себе, вытащил из номера стул и уселся в коридоре наблюдать, что произойдёт дальше. Но не дождался и решил сменить диспозицию. Со словами «я тебе не сундук коридорный», плюнул от нетерпения прямо на ковёр, спустился вниз, вышел на улицу и стал недалеко от швейцара, где устроил в углублении стены новый наблюдательный пункт. «Если выйдет, бесовская морда, я его тут и пристрелю али выведаю, куда он направляется», — решил Будённый.
Наконец, возле дверей снова показалась фигура незнакомца. Будённый заметил бледное лицо субъекта, метнувшееся при виде разъярённого человека в форме полковника из дверей в сторону стоявшего рядом экипажа.
Будённый не привык долго раздумывать. Он обладал импульсивным характером, чутьём кавалериста, когда доля секунды решает жизнь или смерть. Свои поступки он часто впоследствии сам не мог объяснить логически. «Задержать во что бы то ни стало!» — стучало у него в висках.
Подбежавший следом на противоположную сторону улицы к стоянке маршал увидел удалявшийся кэб и понял, что погоня сегодня не заладилась. И тогда он вспомнил, как ходил в атаки под Менделиджем в тысяча девятьсот шестнадцатом. Он решил не отстать в ловкости от Бейден-Пауэлла, пробежал добрую половину улицы, пока не увидел то, что искал: пустой кэб. Своим решительным видом и револьвером он навёл такой ужас на сидевшего на козлах несчастного кучера, что тот сам без единого слова спрыгнул на землю, уступая место взбесившемуся человеку в форме, и с поклоном протянул хлыст.
Выхваченным из рук кучера хлыстом Семён Михайлович принялся стегать лошадёнку и в пять минут оказался позади преследуемого. Непокрытая голова с чёрными короткими волосами то и дело высовывалась из кэба и в испуге отворачивалась снова. Видимо, незнакомец поминутно отдавал приказания своему кучеру поторапливаться. А когда загрохотали выстрелы буденовского револьвера, и две пули просвистели в воздухе, продырявив кожаную накидку, погоня приняла стремительный, доселе невиданный жителями британской столицы характер.
Первый кэб миновал Пикадилли и Пэлл Мэлл, свернул на недавно заново отстроенную новомодную Трафальгарскую площадь, раздвигая толпу свистом управлявшего им человека. Он пронёсся без оглядки дальше и рванул в направлении Черинг Кросс Роуд. Маршал не отставал от своего противника ни на ярд. Коляски уносились в северную часть города. «Добрых две версты уж проскакали, если дальше пойдёт, то весь Лондон без остановки проедем, — мелькнуло в мыслях старого вояки. — Ничего, сейчас я тебя достану, от Будённого ты не уйдёшь!» Он решился на отчаянный манёвр, вовсе незнакомый степенным лондонским кучерам: резко принял вправо и стеганул лошадь, направляя её по самому краю улицы, вдоль торговых лотков. В страхе торговки разбегались в сторону. Раздались первые свистки полицейских. В сторону полетели несколько горшков с цветами, лотки с апельсинами и ящики имбирного пива грохнулись оземь, произведя в честь красного кавалериста устрашающий салют. Серые стены домов окрасились молодой помидорной кровью. Ещё мгновение — и кэб маршала поравнялся с беглецами, расстояние между экипажами уменьшилось до нескольких футов, одним движением руки преследователь мог сократить его совсем.
Казалось, ещё чуть-чуть, и со страшным дребезгом обе повозки налетят одна на другую. Вот поводья натянулись, лошадь преследователя вильнула хвостом вправо. Для смертельного удара была выбрана самая подходящая секунда. От страшного столкновения человек, сидевший на козлах, сорвался со своего места и, пролетев приличное расстояние по воздуху, с глухим звуком ударился головой о камни мостовой. Несчастный кучер, которого ничего не могло спасти, испустил дух, не успев даже вскрикнуть. Его экипаж, потерявший одно колесо, левым своим краем оказался прижат к стене дома.
Теперь пассажиру не было никакой возможности уцелеть или скрыться, пути к отступлению, казалось, были отрезаны. Будённый уже готовился по своему обыкновению «пересчитать негодяю зубчики». Так он говорил, сидя в альбоме.
Однако гонка закончилась так же неожиданно, как и началась. Когда обе повозки замерли перед недавно построенным серым зданием театра Гаррика, толпа мгновенно окружила место столкновения и лежащего с пробитой головой на земле, истекающего кровью возницу.
Будённый бросился к опрокинутому кэбу, дабы удостовериться, что преступник теперь в его власти. К своему удивлению, он обнаружил, что, по всей очевидности, тот не только не пострадал, но успел удрать, не оставив и следа, словно сквозь мостовую провалился. Искорёженный ударом кэб оказалась пустым. Преследуемый смог в горячке погони смешаться с толпой и скрыться. Видимо, Маркони, а никаких сомнений по поводу личности человека с бледным лицом Будённый не питал, спрыгнул на ходу в самый последний момент, когда оба экипажа поравнялись.
В мгновение ока роли в этом уличном спектакле поменялись. Теперь беглецом выступал уже старый казак Семён Будённый. С огромным трудом и не без помощи направленного на толпу револьвера ему удалось раздвинуть людей в стороны.
«Р-р-разойдись, зашибу!» — крикнул старый маршал и вбежал в первый же подвернувшийся переулок.
На его счастье, там он сумел юркнуть в грязную подворотню. Он оказался на противоположной улице. Оторвавшись таким образом от преследователей, он ушёл от вызванной к месту происшествия полиции и плутал несколько часов по городу. Ещё долго он слышал отдалявшиеся трели свистков и видел издали пронёсшихся к месту трагедии три конных экипажа. Но самым трудным, по словам Будённого, оказалось возвращение в «Лэнгхем». Вокруг отеля тут и там ходили парами блюстители порядка, разглядывали входящих и выходящих. Пришлось купить у старьёвщика рваный халат, а переодевшись, у первого же брадобрея расстаться с великолепными усами. Когда масляные фонари дежурных полицейских патрулей растворились в ночи, крутившийся остаток вечера и часть ночи в близлежащих кварталах маршал осмелился сунуться в «Лэнгхем». Там он наврал, что его ограбили. На его счастье, Том ему поверил и впустил. Больше всего мучила старика потеря усов.
— Усы уж больно меня выдавали, как говорят у нас в альбоме, «лимонку» в мешке не утаишь, вот и пришлось побриться, — сокрушался он.
— Не переживайте, отрастут. Пожертвовав внешностью, вы сохранили себе жизнь, — заметил Горький. — А это дороже.
— Со словами Буревестника трудно не согласиться, — подтвердил Попов, и не смог сдержать улыбки, оглядывая Будённого. Наряженный не то в дамское платье, не то в мужское, да к тому же лишившийся своего главного украшения, кавалерист сильно напоминал героя пушкинского «Домика в Коломне», будто сошёл с иллюстрации.
