Олег Авраменко - Принц Галлии (др. вар.)
— Понятно, — хмуро произнесла Луиза. — Что ж, вскоре тебе придется столкнуться с их всеобщим негодованием. Сегодня же. Или, в крайнем случае, завтра.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что сказала. К твоему сведению, почти все твои друзья гостят сейчас в Кастель-Фьеро.
— Да ну! — Филипп изумленно вскинул брови. — И кто же?
— Их очень много. Человек шестьдесят, а то и семьдесят.
— Ого! Ничегошеньки! А я об этом понятия не имею. Странно, очень странно… И когда они прибыли?
— Большинство вчера вечером, некоторые днем раньше, да и сегодня утром, перед моим отъездом на прогулку, заявилось еще несколько гостей.
Филипп покачал головой.
— Ну и дела! Эрнан определенно что-то замышляет. А если в это замешан и Гастон…
— То есть граф Альбре?
— Ты его знаешь?
— Вчера Эрнан познакомил нас.
— Стало быть, и он сейчас в Кастель-Фьеро?
— Да.
— А его сестра?
— Амелина? Увы, но я вынуждена огорчить тебя — ее нет.
На лицо Филиппа набежала краска.
— Ты что-то знаешь про Амелину?
— Кузен мне кое-что рассказал.
— И что он тебе рассказал?
— Что ты соблазнил ее, но жениться не собираешься. Он основательно готовил меня к встрече с тобой, предупреждал, чтобы я не поддавалась твоим чарам — дескать, это может плохо кончиться.
Филипп медленно покачал головой.
— Эрнан ошибается. Ничего у меня с Амелиной не было. Ничегошеньки. И с другими тоже. Ты у меня первая, ты для меня единственная. Ты веришь мне?
Луиза посмотрела ему в глаза и серьезно ответила:
— Да, я верю тебе, дорогой.
Филипп поднял голову с колен Луизы, сел и обнял ее за плечи.
— Ну и слава богу, — сказал он. — А то сплетники изображают и меня таким сердцеедом и прожженным повесой, что мне даже стыдно было признаться… Впрочем, ладно, довольно об этом. Меня вот что интересует: с какой это стати у Эрнана собралось столько гостей, а я ничего не знаю? Что они затевают?
— Готовят тебе подарок к совершеннолетию.
— И ты знаешь какой?
— Догадываюсь, но тебе не скажу.
— Почему?
— Если я правильно поняла, Эрнан хочет сделать тебе сюрприз, и с моей стороны было бы… Ой! — вдруг всполошилась она. — Ведь он знает, где ты!
— Конечно, знает, — подтвердил Филипп. — Каждый свой день рождения я провожу здесь до самого вечера. К тому же Жакомо, безусловно, доложил ему, что оставил тебя со мной.
— Значит вскоре он должен приехать. — Луиза встала, подобрала с травы свое платье и встревожено огляделась вокруг, будто высматривая Эрнана. — А мне еще хотелось бы искупаться.
— Ну и ступай себе купайся, — сказал Филипп. — Тебе нужно искупаться. А я тем временем приведу в порядок твой наряд и мы отправимся к Эрнану.
После некоторых колебаний Луиза согласно кивнула.
— Пожалуй, так я и сделаю. Кстати, у тебя есть чем вытереться?
— Да, большое полотенце. Его хватит и на двоих, и даже на троих.
— Вот и хорошо.
Луиза принялась снимать с себя оставшуюся одежду. Филипп с восхищением глядел на нее и самодовольно улыбался. Он уже мужчина, мужчина с того самого мгновения, когда над озером раздался крик девушки, ставшей женщиной. И она довольна им как мужчиной. Еще бы…
Луиза разделась догола и вбежала в озеро. Она барахталась в воде, поднимая вокруг себя тучи брызг, охая и повизгивая от удовольствия.
— Филипп! — крикнула она. — Иди ко мне, ну!
В ответ Филипп молча покачал головой. Он понимал, что вдвоем они будут купаться гораздо дольше, да еще вздумают после снова заняться любовью (он лично не чувствовал себя пресыщенным утехами), но ему также не терпелось узнать, что же за сюрприз такой готовят Эрнан и Гастон.
Филипп встал на ноги, как мог привел в порядок свою одежду и прическу, отряхнул платье Луизы и ее накидку, затем тщательно осмотрел ее белье на предмет обнаружения пятен крови. Простирнув у кромки воды одну из нижних юбок, он повесил ее сушиться на суку ближайшего дерева, а сам присел в тени и стал с улыбкой наблюдать за купавшейся Луизой.
Увлеченный этим занятием, он не сразу заметил троих всадников, которые въехали на поляну и спешились в нескольких шагах от него. Это были Эрнан де Шатофьер, Гастон Альбре и еще один друг Филиппа, Симон де Бигор, высокий стройный парень пятнадцати лет с темно-каштановыми волосами, карими глазами и смазливым лицом. В одежде, как, впрочем, и во всем остальном, Симон стремился подражать Филиппу: костюм из черной тафты, украшенный серебряными позументами, пурпурный с золотым шитьем плащ, коричневые сапожки и сиреневого цвета берет, чуть сдвинутый набекрень. Длинные волосы, как у Филиппа, ему не шли, и только по этой причине он носил короткую стрижку.
— Так, — мрачно произнес Эрнан, глядя то на Филиппа, то на спрятавшуюся по шею в воде Луизу, то на ее простиранную юбку, которая развевалась на ветру, подобно флагу. — Чуяло мое сердце, ничем хорошим это не кончится… Ну что ж, друг, прими мои поздравления… гм… с днем твоего рождения.
— И мои, — с ухмылкой добавил Альбре.
— Я тоже поздравляю тебя, — простодушно сказал Симон, не уловивший двусмысленности в словах Эрнана и Гастона.
— Благодарю вас, друзья, — смущенно пробормотал Филипп, часто хлопая ресницами, а затем в полной растерянности ляпнул: — Ну, вот вы и приехали.
— Да, — кивнул Эрнан. — Приехали. И увидели.
Филипп еще больше смутился.
— Послушай, дружище, мне, право, очень неловко… Я очень сожалею…
— Ах, ты сожалеешь! — с неожиданной яростью рявкнул Шатофьер. — Он, видите ли, сожалеет! Как жаль, сказал волк, скушав овечку, и уронил скупую слезу над ее останками… Черт тебя подери, Филипп! Сестра моей покойной матери доверила мне свою дочь, и что же — на четвертый день ее пребывания под моей опекой ее соблазняет мой лучший друг, человек, который для меня как брат, чьей чести я без колебаний вверил бы невинность моей родной сестры… — Тут он осекся и искоса глянул на Гастона. — М-да, насчет невинности сестры, пожалуй, я маленько загнул. И тем не менее тебе следовало бы сперва подумать, как я к этому отнесусь — с циничным безразличием Гастона, которому глубоко наплевать, с кем спит его сестра — с тобой или с самим Вельзевулом, а может…
— Прекрати, Эрнан! — резко оборвал его изобличительную речь Филипп. — Прошу тебя, не горячись. Я признаю, что поступил нехорошо, я несколько поспешил, но пойми, что я не мог ждать. Мы оба не могли ждать.
Эрнан недоуменно моргнул.
— Ждать? Чего ждать?
— Как это чего? Свадьбы, разумеется.
В ответ на это заявление три пары глаз — голубые Гастона, кремнево-серые Эрнана и темно-карие Симона — в молчаливом изумлении уставились на него.
— Ну-ка повтори, что ты сказал, — сипло проговорил Эрнан, с трудом сдерживая внезапный приступ кашля.
— Я собираюсь жениться на твоей кузине, — невозмутимо ответил Филипп.
Эрнан не выдержал и зашелся громким кашлем.
— Друзья мои, — продолжал Филипп, почувствовав себя хозяином положения. — Боюсь, мы заставляем Луизу ждать. Давайте отойдем в сторонку и позволим ей выбраться из воды и одеться.
Не дожидаясь ответа, он подошел к берегу, где лежали его вещи, извлек из сумки полотенце, помахал им Луизе, затем положил его на груду ее одежды и вновь повернулся к друзьям.
— Идемте, скорее!
Все четверо углубились в лес и шли до тех пор, пока поляна и озеро не скрылись за деревьями. Оказавшись на небольшой прогалине, Филипп присел на траву. Его примеру последовали остальные.
— Малыш, — первым заговорил Гастон. — Ты это серьезно?
— Да, серьезно.
— Послушай, не глупи. Разве ты не понимаешь…
— Я все понимаю, Гастон. Я полностью отдаю себе отчет в том, что делаю.
— Ты валяешь дурака, вот что ты делаешь! Это же курам на смех, черт возьми! Да и не только курам… Пойми, наконец, что она тебе не ровня. Не спорю, она хороша, чертовски хороша, с ней приятно позабавиться, но нельзя же из-за этого терять голову и забывать о своем предназначении. И о своем достоинстве.
Эрнан побагровел и заскрежетал зубами. Взгляд его не предвещал ничего хорошего.
— Ну-ну, дружище, — произнес он, гневно сверкая глазами. — Полегче! Потрудись-ка выбирать выражения, когда речь идет о моей родне. Луиза моя двоюродная сестра, и я не потерплю…
— Не в том дело, — отмахнулся Гастон. — Вовсе не в том. Ты конечно, прости за излишнюю резкость и грубость, у меня даже в мыслях не было оскорблять твои родственные чувства, но ведь ты сам прекрасно понимаешь, что Филипп — не ты и не твой отец, и то, что позволено было вам, для него непростительно. Он не принадлежит самому себе, от его поступков зависит будущее тысяч и тысяч людей, в том числе и наше с тобой, и он не вправе ставить его под угрозу из-за своих детских капризов.
