Джон Кристофер - Смерть травы. Долгая зима. У края бездны
— Питерборо закрыт, — сказал Роджер. — По–моему, те городки, которых пока не коснулся запрет на свободу передвижений, слишком рано празднуют победу. Вы видели очереди в булочных?
— Да, очень милые, аккуратные очереди, — пробормотал Пирри.
— Вся проблема в том, — сказал Джон, — что мы не знаем, когда Уэллинг приступит к решительным действиям. С тех пор как закрыты крупные города, прошло уже двадцать четыре часа. Когда посыпятся бомбы, начнется паника. Уэллинг надеется, что сможет контролировать ситуацию, но в первые несколько дней это невозможно. Поэтому я настаиваю: нам следует избегать крупных населенных пунктов.
— Бомбы, — задумчиво произнес Пирри. — Немыслимо…
— А я не удивляюсь, — отрезал Роджер. — Я довольно хорошо знаю Хаггерти. Он не мог солгать.
— Вы меня не так поняли, — пояснил Пирри. — Я вполне допускаю такой вариант по моральным соображениям. Но я имел в виду темперамент. Англичане, с их простым здравым смыслом и вялым воображением, без особых усилий согласились бы с мерами, которые повлекут за собой смерть миллионов людей. Но прямое действие — убийство в целях самозащиты — совсем другое дело. Трудно поверить, что они способны сами привести себя на бойню.
— Не такие уж мы беспомощные, — сказал Роджер и добавил, усмехнувшись: — Особенно вы!
— Моя мать, — просто ответил Пирри, — была француженкой. Но вы снова неверно поняли мою мысль. Я вовсе не хотел сказать, что англичане не способны на насилие. При благоприятных обстоятельствах они охотно пойдут на убийство, и даже с радостью. Но вот с логикой у них так же неважно, как и с воображением. До самого конца они будут сохранять иллюзии, а потом начнут бороться со свирепостью тигров.
— И когда вы до этого додумались? — спросил Роджер.
Пирри улыбнулся:
— Очень давно. Я понял, что все люди — друзья по выгоде и враги по выбору.
Роджер серьезно посмотрел на него.
— Но ведь есть нечто более надежное.
— Некоторые союзы держатся дольше других. Но тем не менее это всего лишь вынужденная мера. Вот наш союз, к примеру, чрезвычайно ценный.
— Новости! — услышали они вдруг крик Миллисент. Один из радиоприемников постоянно работал.
— Похоже, что–то случилось, — сказала Анна, когда мужчины подошли к машине Роджера.
Голос комментатора был, как обычно, вежлив, но в интонации чувствовались едва уловимые угрожающие нотки:
— …следующий чрезвычайный бюллетень выйдет, как только в этом назреет необходимость.
В центре Лондона вновь имели место восстания и мятежи, из предместий прибыли войска для поддержания порядка. В Южном Лондоне предпринята попытка разгрома военного поста, установленного вчера в целях временного запрета передвижений. Ситуация продолжает оставаться напряженной, для подавления беспорядков в этот район направлены дополнительные военные силы.
— Вот чего мы избежали, — сказал Роджер. — Дай бог, чтобы этим смельчакам удалось прорваться!
— Получены сообщения, — продолжал комментатор, — о более серьезных беспорядках на севере Англии. Репортажи о мятежах пришли из нескольких крупных городов, среди них — Ливерпуль, Манчестер, Лидс. Официальные контакты с последним прерваны.
— Лидс! — воскликнул Джон.
— Передаем правительственное заявление. В связи с беспорядками в некоторых районах страны правительство вынуждено предпринять ряд контрмер. Дальнейшие беспорядки представляют собой реальную опасность и могут залети страну в пучину анархии. Правительство обязано не Допустить этого любой ценой. Долг каждого гражданина сегодня — спокойно заниматься своим делом и помогать полиции и войскам в поддержании порядка в стране. Конец сводки.
Заиграла музыка, и Анна приглушила звук.
— Если ехать всю ночь, можно к утру быть в долине, — сказал Роджер. — Не нравится мне все это.
— Мы почти не спали прошлую ночь, — возразил Джон. — А ночной переезд через Моссдейл — это не увеселительная прогулка.
— На короткое время Анна и Миллисент могли бы сесть за руль, — предложил Роджер.
— Но ведь Оливия не умеет водить машину, — сказала Анна.
— За меня не беспокойся, — ответил Роджер. — Я запасся бензедрином[3], так что, если понадобится, могу не спать хоть трое суток.
— Если мне будет дозволено сказать, — вмешался Пирри, — по–моему, прежде всего нам следует немедленно убраться из Западного округа, а уж потом решать, что делать дальше.
— Да, — подвел черту Джон. — Так и сделаем.
С вершины холма послышались крики мальчишек. Они возбужденно размахивали руками, показывая на небо. Донесся приближающийся рокот авиационных двигателей, но небо оставалось чистым. Наконец из–за кромки холма показались самолеты. Тяжелые бомбардировщики держали курс на север.
Не говоря ни слова, все завороженно смотрели в небо, пока могучие железные птицы не скрылись из виду. Оживленное щебетание мальчишек не могло разрядить страшного напряжения.
— Лидс? — еле слышно прошептала Анна.
Все молчали. Первым заговорил Пирри, голос его звучал ровно и спокойно:
— Возможно. Хотя не исключены и другие варианты. Но как бы то ни было, нам пора отправляться, или я не прав?
Отсюда первым в колонне пошел «ситроен», следом за ним — «воксхол», а замыкающим — «форд».
Донкастер был закрыт, а объездные дороги надежно охранялись. Пойманные в сети растущих военных приготовлений, путешественники свернули на северо–восток, через крошечные мирные деревушки, разбросанные по равнинной земле Йоркской долины. Но не успели они вернуться на Северную дорогу, как были остановлены военным патрулем.
Сержант, дежуривший на посту, скорее всего был йоркширцем, может, даже уроженцем здешних мест.
— Первая дорога закрыта для всех машин, кроме военных, сэр, — сказал он, добродушно глядя на сидящего за рулем Роджера.
— С чего бы это?
— Кое–какие проблемы в Лидсе. А куда вы направляетесь?
— В Уэстморленд.
Сержант покачал головой, хотя и не столь категорично.
— На вашем месте я бы повернул назад, к Йоркской дороге. Если свернете прямо перед Селби, сможете проехать к Тадкастеру в объезд. Во всяком случае, я вам советую держаться подальше от Лидса.
— Ходят какие–то нелепые слухи… — сказал Роджер.
— Думаю, что не слухи.
— Пару часов назад мы видели несколько самолетов, летящих в этом направлении. Бомбардировщиков.
— Да. Они пролетели как раз над нами. Я всегда чувствовал: когда в верхах творятся такие дела, надо держать ухо востро. Забавно, не правда ли, ощущать себя не в своей тарелке, когда над твоей головой пролетают самолеты военно–воздушных сил родной страны? Улететь–то они улетели, но все же вам стоит держаться от Лидса подальше.
— Спасибо. Мы так и сделаем.
Распрощавшись с говорливым сержантом, они проехали назад, до ближайшей развилки, и повернули на северо–восток.
— Слушай, — сказала Анна, — мы будто в кошки–мышки играем, тебе не кажется? Сводки новостей, военные кордоны — это только одна сторона. А теперь вспомни, что такое деревня летом.
— Да, пустовато, — пробормотал Джон, глядя на голые, без единой травинки, обочины.
— Но ведь этого мало, чтобы оправдать голод, брошенные дома, убийства, бомбы… — она запнулась, — или нежелание спасти одного несчастного мальчишку.
— Теперь карты на столе. Хочешь не хочешь, надо приспосабливаться.
— Господи! — воскликнула Анна. — Я мечтаю только об одном — как можно скорее приехать к Дэвиду и захлопнуть за собой калитку.
— Завтра будем у него. Во всяком случае, я надеюсь.
Узенькая проселочная дорога неуклюжей извилистой лентой тянулась вдоль живых изгородей. Пирри с Роджером не на шутку увлеклись автогонками, а Кастэнсы на своем «воксхоле» плелись в хвосте. Впереди был железнодорожный переезд. Не успел Джон подрулить к нему, как шлагбаум медленно, словно нехотя, опустился.
— Проклятие! — Джон резко затормозил. — Знаю я эти деревенские переезды. Поезд еще неизвестно где, а они уже закрыли. Может, пропустят за пять шиллингов?
Он выскочил из машины и подошел к шлагбауму. Железнодорожное полотно хорошо просматривалось на несколько миль в обе стороны, но никаких признаков дыма на горизонте не было.
— Эй, есть кто живой? — крикнул он, вернувшись к сторожке обходчика, рядом с которой стояла машина.
Тишина. Он позвал снова, в ответ откуда–то из глубины дома донеслись чуть слышные сдавленные всхлипывания. Джон заглянул в окно, выходящее на дорогу, но ничего не увидел. Тогда он обошел вокруг и вгляделся в другое окно. В комнате царил страшный разгром. А на полу, среди обломков разбитых вдребезги настенных часов и груды немудреного барахла, вытряхнутого из комода, лежала женщина. Джон содрогнулся, глядя на нее: одежда изорвана, лицо залито кровью, одна нога чудовищно вывернута.
