Барбара Пахль-Эберхарт - Четыре минус три
Вальдемар чешет в раздумье голову. Пробует еще раз схватить шарик. Разумеется, у него снова не получается. Проклятый упорно не дается в руки.
Не может быть, чтобы с шариком было невозможно справиться. Вальдемар тихонечко подкрадывается, кружит вокруг вожделенного предмета, пытается его к себе подманить, шлепается плашмя на сцену — все напрасно. Неосторожное движение ноги в заключение, и пожалуйста — шарик высоко взлетает.
Вальдемар обращается к публике срывающимся в фальцет голосом:
«Гммм! Даааа! Ничего не поделаешь… это же, гммммм!»
Он жестикулирует, разводит руки. И… раз! Шар падает. Прямо ему в руки. Аплодисменты!
Но Вальдемар не ликует. Наоборот, он буквально сражен тем фактом, что предмет, которого он так долго добивался, свалился ему с неба. Трепеща от восторга, изучает он воздушный шар. И объясняет публике на своем языке:
«Вооо! Оооо! Дааа! Хо-хо!!!»
Мы не понимаем ни слова. И понимаем абсолютно все. Все, что он чувствует. Его недоумение. Его любопытство. Его восторг перед красной штукой, свалившейся с неба.
Шар можно поднимать высоко над головой, вертеть в руках. Тянуть за веревочку. Подманивать к себе.
«З-з-з-здорово!»
Но на самом деле все это вовсе не так уж интересно. И вообще, что Вальдемару делать на сцене? Он пожимает плечами. Роняет шар, абсолютно им больше не интересуясь.
Публика хохочет, узнавая себя. Мы воюем, не щадя своих сил, стремясь к определенному результату. И вот он валится к нам прямо в руки, что называется, с неба. И мы тут же ищем себе другую цель.
Хели. Клоун. Я впервые увидела Хели в образе клоуна. Он был на подмостках. И он почти всегда с клоунским носом в моих воспоминаниях.
Я постоянно встречаю людей, которые заявляют: «Ненавижу клоунов!»
Для них клоуны — это создания с нелепо разрисованным лицом и в рыжих искусственных париках. Они отпускают плоские шуточки. Спотыкаются о собственные непомерно большие ботинки. И это никого не смешит.
Этим людям не повезло. Они не видели Хели.
Мне бы хотелось попытаться познакомить вас с величественным, трогательным и наивным миром Красноносых. В память о Хели, замечательном клоуне с большим сердцем.
«Мы — клоунская семья», — часто заявлял Тимо. И не без гордости.
И он тоже был мне замечательным учителем во всем, что касается непредвзятости в восприятии мира. В способности противостоять проблеме, не удовлетворяясь первым попавшимся решением, которое обманчиво выглядит удачным. В умении смеяться над пустяками. И не принимать все слишком всерьез.
Я тоже клоун. Я никогда не носила рыжий парик. И мои туфли мне всегда по ноге. А вот красный нос я цепляю с удовольствием. В ситуации, когда мне не помогает моя, такая умная, голова. Когда мир представляется слишком мрачным. Когда я подвергаюсь опасности забыть, что жизнь — это такая игра.
Май, 1996 год
Мой первый клоунский семинар. Для разогрева мы уже поиграли в пятнашки и потанцевали. Теперь пора по-настоящему начинать. Настало время «рождения клоуна».
Я ложусь с закрытыми глазами на пол. Тихая музыка наполняет пространство. Мы следуем указаниям руководителя клоунского семинара. Мы представляем себе некую живописную, мирную местность. Каждый держит в руках красный нос на резинке. Через некоторое время мы напялим этот красный нос поверх нашего собственного. И поможем себе тем самым увидеть мир по-другому. В качестве клоунов.
Учитель подчеркивает: все, что мы после этого увидим, — будет для нас абсолютной новостью. Полное отсутствие названий. Полное отсутствие значений. Я открываю глаза. Оглядываюсь. Мой взгляд задерживается на моих… руках. Нет! Прошу внимания! Никаких названий.
Не руку я вижу. Я вижу диковинную штуку. Которая хитроумно присоединена к чему-то большему. И невероятно любопытно устроена.
Я хочу разглядеть ее со всех сторон. Она же умеет двигаться. Поворачивается то туда, то сюда сама по себе. И только потому, что на то есть мое желание.
Невероятно!
Пять сосискообразных отростков могут совершать действия вместе и независимо друг от друга. Могут закрываться и открываться. Тянуться. Сгибаться.
Я в восторге. Мой исследовательский дух возбужден. Подстрекаемая любопытством, я конфигурирую свои пальцы немыслимым образом. Создаю рельефы и фигуры. Пять сосискообразных отростков становятся инструментом моей фантазии.
Упражнения длятся долго. Их следует выполнять медленно. Ведь для познания мира нужно время. Но время вдруг перестает играть какую-либо роль. И о своем существовании я тоже забываю.
Снова и снова мое внимание привлекают различные части моего тела, я изучаю его возможности. Я провожу испытания. Я делаю вещи, которые мне прежде в голову не приходили, а теперь — вдруг — кажутся вполне естественными. Я экспериментирую. Играю.
Я получаю удовольствие!
Клоун во мне обнаруживает других клоунов. Игра продолжается. Мы сначала наблюдаем друг за другом, затем — все вместе — изучаем окрестности. Исследуем столы, которые можно использовать вместо плотов, используем пластиковые стаканчики как шляпки, прячем руки в разнообразных пакетах.
У стороннего наблюдателя наверняка возникнет уверенность, что мы просто не в себе.
Ну и пусть. Мы не наблюдаем мир. Мы чувствуем себя его частью.
Держать нос по ветру. Следовать интуиции. Ребенок, заключенный в нас, всегда заявит о том, что его привлекает. К чему размышлять. Тысячу вещей ждут своего часа, ждут, когда их откроют.
Я счастлива.
«Продолжайте в том же духе! — подбадривает руководитель семинара клоунов-новичков. — Следуйте за своим удовольствием».
Как здорово наблюдать за кем-то, открывающим для себя этот мир с любовью и приязнью. При том, что мы все уверены, что нам давно уже все об этом мире известно.
Остальные наблюдают. То, что мы видим, — прекрасно. Мы видим пять красноносых созданий, занятых исследованием каких-то пустяков с невероятной концентрацией. У каждого свой темп, свой ритм. Их радость, их восторг захватывают и нас, зрителей. Мы не удерживаемся, мы прыскаем от смеха, мы смеемся в голос. Но не это самое важное.
А то, что мы все вместе испытываем. А испытываем мы следующее:
Мир — хорош. Мир — прекрасен.
Просто здорово наблюдать за кем-то, открывающим для себя этот мир с любовью и приязнью. При том, что мы все уверены, что нам давно уже все об этом мире известно.
Хели. Ты всегда был моим любимым клоуном. Ты был мне примером во всем, что касается клоунского искусства. То, что я делаю на сцене и в детской больнице, вызвал к жизни ты. Так скажи мне теперь: что делает клоун, когда он теряет семью?
Слышу ли я голос своего мужа? Он ли нашептывает мне ответ? Или это собственный внутренний голос, усвоивший все, чему я научилась, живя рядом с Хели:
Он плачет, разумеется. Безудержно. И отправляется на поиски того, что утратил. Полный любопытства, с широко открытыми глазами, готовый к неожиданностям, поджидающим за каждым углом. Он рад всему, что обнаруживает. Даже если это совсем не то, что он, собственно, искал.
Друзья. Цветы. Душевное тепло.
Разумеется, клоун сражается. За все, что представляется ему важным. Используя при этом и зубы, и когти. Ведь бороться доставляет удовольствие. При этом бессмысленная борьба клоуна совсем не интересует. Бороться имеет смысл — но до тех пор, пока не подворачивается возможность обнаружить что-нибудь новое. А что-нибудь новое можно, на самом деле, обнаружить всегда.
И вот опять клоун смеется. Он находит повод посмеяться. Потому что изменил угол зрения. И обнаружил чудесное.
Три ангела чувствуют себя замечательно, ведь они на небе. Голубое небо. Теплый луг. Резвящиеся ангелы.
Хотите жить? Пожалуйста, подождите!
30 мая 2008 года
Вчера, в день Праздника душ, я рано легла спать.
Как только начало смеркаться, я извинилась перед гостями у костра и попросила их оставаться до тех пор, пока огонь не прогорит. Эльфи, моя подруга, осталась у меня ночевать. Проснувшись, слышу, как она мурлычет что-то на кухне. Обоняние дразнит аромат кофе.
Эльфи уже побывала в магазине и накрыла стол. Солнце бросает свои ласковые лучи на баночки с мармеладом и булки. Холодные и ветреные дни позади. Весна начинает гастроли.
Я сажусь к столу, откусываю без аппетита от булки. Нет, спасибо, мармелада не надо. Мне не хочется ни есть, ни пить. Я вообще ничего не чувствую. Эльфи обращает мое внимание на цветы в саду. Они скоро распустятся.
«Весна идет».
Полагается порадоваться. Но не получается.
Вскользь я сообщаю, что завтра у меня день рождения. Я упоминаю об этом, потому что не знаю, что же еще сказать. Пытаюсь улыбнуться. Улыбкой прежней веселой Барбары. Мне не удается.
