Александр Мазин - Вождь викингов
Через два дня мы с Медвежонком сели на лошадок и двинули в Роскилле. Узнавать план будущего вика. Еще я взял с собой Вихорька. Раз паренек числится моим сыном, мне следует побольше с ним общаться. Воспитание — это ведь не только научить полезным в жизни и быту навыкам типа протыкания вражеской печенки. Куда важнее научить паренька правильно мыслить и внедрить в его подростковое сознание верный, то есть мой, ясное дело, моральный кодекс.
А что может быть лучше для таких занятий, как не многочасовая поездка верхом по безопасной местности? Делать-то всё равно нечего. Только языком трепать.
* * *На центральной, то есть рыночной площади Роскилле, там, где обычно вершил правый и скорый суд Рагнар-конунг, мы увидели здоровенную толпу, состоящую в основном из вооруженных мужчин.
— Хольмганг? — оживился Свартхёвди, спешился, бросил Вихорьку: — Присмотри за лошадками!
И полез вперед, бесцеремонно расталкивая суровых сёлундских мужиков, которые, может, и возмутились бы, будь на месте Медвежонка кто другой. Но «читать» правильные татуировки здесь умел каждый, а идти на конфликт с берсерком — нэма дурных, как говаривала моя прабабушка. Ну а в кильватере грозного побратима в первые ряды пробился и маленький я. Нет, это был не хольмганг. Но всё равно интересно.
Супротив Рагнара стояло с полдюжины разгневанных мужчин, которых я раньше не видел. И предводитель их разговаривал с нашим конунгом с такой дерзостью, которую мог себе позволить либо очень смелый, либо очень глупый человек.
— Кто это? — спросил я у оказавшегося по соседству Красного Лиса, который, по праву уважаемого вождя, тоже занимал козырное место в первых рядах.
— Халлбьёрн Шейный Платок. Ярл из Сконе, — поведал ирландец.
— А почему такой храбрый? — поинтересовался я.
— Он говорит голосом Харека, конунга всех данов, — пояснил Красный Лис. — Думает, что это защитит его от гнева нашего Рагнара.
— А это действительно так?
— Может, и так. Но ты ведь слыхал: Рагнар Лотброк сам его дерзость поощряет.
— Ничего я не слыхал. Мы только что приехали.
— Тогда, чтоб ты знал: Халлбьёрн пришел сюда высказать обиду. Кто-то из наших ограбил и сжег поместье одного из богатых сконских бондов. Хорошую добычу взял, надо думать, — с откровенной завистью произнес Красный Лис. — А Халлбьёрну Харек-конунг повеление дал: сопли сконцам утирать, если изобидят. Вот он и разоряется.
— А что Рагнар?
— Нашему конунгу на обиды сконцев плевать, — сообщил Красный Лис. — И Харека-конунга он не боится, так что обидчика выдавать не станет. Тем более что доля с взятого на сконском бонде, уверен, уже у него в сундуках лежит. Да Рагнар бы уже давно половину Сконе к рукам прибрал, только повода нет.
— А нужен повод? — удивился я.
Для таких, как Рагнар Лотброк, само желание хапнуть — уже достаточный повод.
Ответил не Лис, а Медвежонок.
— Без повода нельзя, — пояснил он. — Боги у нас и у сконцев — одни. Вдруг обидятся и отнимут у Рагнара удачу?
— А если этот Шейный Платок Рагнару надерзит, боги не станут обижаться, да? — Кажется, до меня начал доходить нехитрый план Лотброка, и я с сочувствием поглядел на красавца ярла. Ну зачем этот пес главного датского конунга сунулся в медвежью берлогу? Хотя тут тоже понятно: бывают ситуации, когда приходится идти на смертельный риск, дабы не потерять лицо и самоуважение.
— Дерзости мало, — сказал Медвежонок. — Надо, чтобы Халлбьёрн Рагнара оскорбил. И дал повод пролиться крови.
— А разве кровь уже не пролилась? — удивился я. — Не верю, что наши не убили кого-то из сконцев…
— Так то сконцы… — пренебрежительно бросил Медвежонок.
— …Это преступление, за которое несет ответ не только тот, кто его совершил, но и тот, кто отказался выдать убийцу! — воскликнул ярл Харека. — Я требую…
— Ты требуешь?!
Это рявкнул не Рагнар, а его сын Убба. Молодой, но почти такой же здоровенный, как и папа.
— Скажи еще раз — и…
— Помолчи! — резко оборвал Уббу Рагнар. И уже — Халлбьёрну: — Вот что бывает, когда сыновья становятся воинами. Они забывают, как правильно вести себя в присутствии старших. Так что ты сказал о том человеке? Ты ведь даже не знаешь его имени, а называешь его убийцей. Может, ваш бонд сам напал на него, нарушив священные законы гостеприимства. Такое бывает, знаешь ли. Алчность. Старые обиды. Кто может утверждать, что там случилось, если никого не осталось в живых?
— Рыбаки видели драккар, уходивший в сторону Сёлунда!
Рагнар засмеялся. И его смех подхватило еще с полсотни глоток. Халлбьёрн-ярл продолжал говорить, но какое-то время я ничего не слышал.
Потом смех стих и до меня донеслось:
— …умер на следующий день, но он успел сказать, что это были твои люди. Из Сёлунда.
— …И ты в это веришь? — ухмыльнулся Рагнар.
— Конечно верю! Зачем умирающему врать?
— Согласен. Незачем. Но разве ты сам его слышал?
— Мне точно передали его последние слова!
— Кто? Пара трэлей? — Рагнар широко улыбнулся, показав неплохие для его возраста зубы. — Может, на тинге Харека Младшего[12] и готовы слушать тех, кто спит со свиньями и сам ничуть не лучше свиньи, но у нас, на Сёлунде, не привыкли слушать поросячье хрюканье. Не хочешь ли обратиться к Высоким?
Я не сразу сообразил, что Рагнар имеет в виду богов, но народ ухватил идею с лёту, и гвалт поднялся — как на птичьем базаре в период гнездования.
Убба Рагнарсон, выпятив грудь, выдвинулся поперед батьки, но за его спиной вдруг нарисовался Ивар Бескостный, и Убба, хоть и покрупнее братца габаритами, как-то сразу стушевался и отошел на второй план. Обворожительная улыбка Ивара Рагнарсона, полагаю, вызвала бы несварение желудка у средних размеров тролля.
Гвалт поднялся еще на десяток децибелов… И перешел в разочарованный гул.
Я не слышал, что ответил Халлбьёрн, но догадаться было нетрудно. Ни он сам, ни его свита не рискнули предстать перед судом, где главный судья ангажирован ответчиком. Для большинства населения Дании самым авторитетным богом является Тор. Но не здесь. В Роскилле вопросами божественного правосудия ведает исключительно Один. А Ивар, как всем известно, его любимчик.
Драки не получилось. Рагнар широким жестом пригласил Халлбьёрна в дом, толпа начала понемногу рассасываться.
— Почему Халлбьёрна зовут Шейным Платком? — поинтересовался я.
— Потому что у него на шее платок, — сообщил Лис. — Разве ты не видел?
— У него болячка на шее, вот почему он носит платок, — Медвежонок одарил ирландца снисходительным взглядом. Лиса мой побратим недолюбливал.
Свартхёвди заявил, что пришло время заняться делами. Есть пара человек, которых он хотел бы видеть на свадьбе своей сестры.
— Я — с тобой? — поинтересовался я.
— А ты-то зачем? — искренне удивился Медвежонок. — Это мои родичи, я их и приглашу.
— А я приглашаю тебя, Черноголовый, — вмешался Красный Лис. — В гости.
Свартхёвди покосился на него… Но ирландец взгляд проигнорировал. На Медвежонка приглашение не распространялось. И я догадывался, почему. Медвежонок — тоже.
— Ненавижу норегов! — в очередной раз повторил Красный Лис. — Лезут и лезут.
Мы сидели в том самом доме, где когда-то мой побратим Свартхёвди, в состоянии берсерочьего безумия, убил человека Красного Лиса. Никаких проблем. Выкуп заплачен, обиды нет. Тем не менее у Медвежонка с Лисом отношения натянутые.
Но вернемся к норегам. Красный Лис питал к ним искреннюю и незамутненную антипатию. Мальцом еще был, когда попал им в лапы.
А было это так. Храбрые викинги бесстрашно напали на мирное ирландское селение. Не в первый уже раз, поэтому ирландцы были готовы. Драться с превосходящими числом и оружием они не могли, спасались по-другому. У них в земле, под холмом, были выкопаны схроны, с ходом длинным, кривым и узким. В такой схрон норег здоровенный, да еще в доспехе, с трудом пролезет, а если и пролезет, то тем хуже для него. Разок топором приложить по голове высунувшейся — всего и делов. Да и входы в схроны укрыты. Их еще поищи.
Красный Лис укрыться не успел. Рыбу ловил на берегу. Вот и попался.
Я покосился на Вихорька, который скромно притулился в уголке, не вмешиваясь в разговор старших. Тема ему близка. Он ведь перешел в сословие свободных сравнительно недавно. Но если Вихорька освободил я, то Красный Лис, когда чуток подрос, порвал рабские цепи вполне самостоятельно. Сбежал, прибив и ограбив сынка рабовладельца, и сам подался в викинги. А потом и в хёвдинги выбился. Хирд у Красного Лиса мощный, моему не чета — сотни четыре бойцов. Почти все — ирландцы, но ирландцы в драке датчанам ничуть не уступают. Норегам, надо полагать, тоже, потому что завоевать сколько-нибудь значимые земли в Ирландии у северян не получалось. Хотя грабили они постоянно.
