Андрей Валентинов - Око Силы. Вторая трилогия. 1937–1938 годы
Чиф отвел глаза.
– …Но, возможно, ошибаешься и ты. Проверить можно только делом, Джонни-бой. Ты, конечно, спросишь: почему я? Неужели из миллионов землян не нашлось подходящего?
Косухин уже подумал об этом. Неужели все сошлось на нем – чужаке, инопланетянине?
– Рассуди сам. Достойные есть, их немало, но первым в Пачанг пришел ты. Может, и не случайно. Твой отец был здесь, он мог возглавить остальных. Но ему уже никогда не вернуться на эту Землю. Так что считай это наследством, можно даже сказать – долгом…
– Я понял… – с трудом выговорил Чиф. – Я, наверное, должен…
– …Подумать, – прервал его двойник. – Подумать, Джонни-бой. Ты сам любишь говорить, что главное качество руководителя – это…
– …Умение предвидеть. Но ведь нельзя заранее знать, чем это кончится!
– Совершенно верно. Имеется и другая сторона медали. Мы говорили о делах Земли, но есть еще наша родина…
Тускула! Нет, Чиф не забыл о ней. Наверное, дома его не поймут – даже друзья, даже отец. Может, он уже никогда не увидит Сент-Алекс…
– Ты думаешь о себе. А теперь подумай о других. Тебе будет трудно без родины. А Тускула? Она обойдется без тебя?
Косухин даже рассмеялся – настолько мысль показалась нелепой.
– Да, смешно… – кивнул двойник. – На Земле, где живет почти миллиард, иногда без кого-то одного мир начинает лихорадить. На Тускуле нас меньше пяти тысяч. Представь, Джонни-бой, ты останешься здесь. Что будет?
– Ну, не знаю… – совсем растерялся Чиф.
– У Генерации не будет лидера. Начнется раскол, возможно конфликт между радикалами и Президентом Сэмом. Будет введено чрезвычайное положение, в ответ горячие головы попытаются захватить аппаратуру «Пространственного Луча»…
– Ерунда! – не выдержал Джон. – Психов мы всегда ставили на место…
– Их ставил ты! Тебя они слушали, а Бена не будут. Через несколько лет твой отец уйдет с поста председателя соцпартии. Кто его заменит?
Косухин понял, что двойник излагает его же мысли. Чиф думал об этом, но никак не связывал опасность со своей собственной персоной.
– Но даже это не самое скверное. В будущем может возникнуть серьезная опасность. Хотя бы мятеж новых эмигрантов. Об этом ты, кажется, тоже думал? Старики к тому времени уже потеряют влияние. Нужен будет не очередной Президент, а Вождь, способный спасти нацию. А если его не найдется? Нас же очень мало!..
– Найдется, – перебил Косухин. – Обязательно! Кент, Бен… Да мало ли кто из ребят?
– А вдруг не найдется? Тускула – не Земля. Гражданской войне там нет нужды длиться двадцать лет. Хватит и недели…
– Все равно! – вздохнул Чиф. – Из-за одного человека Тускула не погибнет.
– Не погибнет, – отозвался тот, кто находился за Зеркалом. – Но ты передергиваешь, Джонни-бой. Из-за одного – нет, а без одного? Что случилось бы с Тускулой без группы «Мономах»? Колония бы не выжила.
Косухин промолчал. На главной площади Сент-Алекса уже много лет стоял высокий белый обелиск с портретами погибших участников группы – Георгия Казим-бека, профессора Семирадского и Николая Лебедева. Надпись под рельефом гласила: «Спасителям от спасенных». Первоначально предполагалось запечатлеть в камне всех, кто помог взлететь «Мономаху», но выжившие резко запротестовали. Тогда, в годы Великой Смуты, маленькая колония на далекой планете была обречена, спасли ее несколько смельчаков, среди которых были дядя, отец и мать Косухина-младшего…
– Вот видишь, Джонни-бой. Возможно, все это ерунда, ничего на Тускуле в ближайшие сто лет не произойдет, и настанет технократический рай по заветам твоего крестного…
Чиф покачал головой. В оптимизм Президента Богораза не слишком верили ни отец, ни он сам. Термоядерный синтез и молекулярное копирование не гарантировали от потрясений. Люди оставались людьми…
– Выходит, – задумался Косухин, – я нужен и тут, и на Тускуле? Но почему я? Неужели на всей Земле не найдется кого-то другого?
– Обязательно найдется, – кивнул двойник. – Этот кто-то может оказаться куда способнее… Не обижайся, Джонни-бой. Но до этого пройдет время – год, десять, тридцать лет. Успеют погибнуть миллионы, быть может десятки миллионов. Представляешь?
– Нет…
Десятки миллионов? Миллионов!.. Но ведь такого не может быть. На Тускуле их было четыре с половиной тысячи. Но это его родина…
– Значит, я должен выбирать?
– Ты ничего не должен, – грустно усмехнулся тот, кто был за Зеркалом. – Но, если не выберешь, за тебя выберут другие.
Чиф попытался поймать взгляд своего отражения. Это не удалось, и Косухина охватила злость. Этот оптический слишком возомнил о себе! Пифия!
– Джонни-бой, я ведь точно как ты. Я – это ты в Зеркале Пачанга, не более того. Не веришь себе, спроси других. Пачанг рядом…
– Я… могу попасть в Пачанг? – Чиф медленно встал и шагнул к Зеркалу.
– Можешь. Ты ведь давно уже думал об этом. Попробуй, камни для нас с тобой не преграда. Или тебя смущает, что сюда могут прийти лишь духи-цхун?
Косухин поморщился.
– А еще материалист! Ну подумай, Джонни-бой, подумай! Тебе ведь объяснили, что «Смятение праведного» написано в эпоху кризиса калачкары, когда появились секты, не верящие в победу учения. А если немного пошевелишь мозгами, то догадаешься: кое-кто на Тибете уже слыхал об Агасфере. В Пачанге не нужны духи-цхун, то есть, нелюди вроде Венцлава, зато они потребовались тому, кто вышел из Пачанга, прикрываясь этим именем…
– А то, что я видел ночью перед взрывом? – перебил Чиф.
– А что ты видел? Всадников, золотой город, старика с жезлом? А дядя Тэд заметил лишь золотое свечение и красные пятна, хотя вы смотрели на одно и то же небо. Ты не увидел, ты сумел разглядеть. Художник, который создал фреску, обладал зрением, подобным твоему, но запомнил битву иначе. Для него Пачанг – средневековая крепость с золотыми пагодами, для тебя – современный город с небоскребами и радиоантеннами. Каждый представляет себе Пачанг, Шамбалу, Острова Блаженных, Китеж или Елисейские поля по-своему…
– Ты еще Эмпедокла вспомни, – не выдержал Чиф. – Если бы быки умели рисовать, то боги у них тоже стали бы быками…
– Это не Эмпедокл, – хмыкнул Чиф-отражение. – Плохо учил историю философии, Джонни-бой! Вижу, ты злишься на самого себя. Ну что ж… Попробуй поговорить с кем-нибудь поумнее.
Чиф закрыл глаза и осторожно поднес руки к каменной поверхности. Он сможет! То, что казалось аномалией, даже пугало, теперь должно помочь… Пальцы прошли сквозь камень, Косухин подождал секунду, затем чуть нажал. Руки ушли в Зеркало по локоть…
Пора! Он закусил губы и прислонился лбом к холодному камню. Главное не бояться… И тут Чиф ощутил, что лицо не касается камня. На мгновение вернулся страх, но тут же пришло облегчение. Получилось!.. Он нагнул голову и с наслаждением вдохнул прохладный свежий воздух, так не похожий на сырой затхлый дух подземелья. Он прошел, он уже…
…В глаза словно плеснули кипятком. Что-то неимоверно яркое, ярче солнца, проникло сквозь опущенные веки, заливая мозг серебристым холодным пламенем. Свет, невыносимый, беспощадный, толкнул назад сквозь только что пройденную каменную стену. Чиф упал, закрыв лицо ладонями. В глазах все еще горело серебристое пламя…
…Где-то совсем рядом послышались шаги, затем – знакомый голос:
– Джон! Ну слава Богу…
– Дядя Тэд? – Чиф пошевелился и с трудом разлепил веки. В подземелье плавал серый сумрак, каменная «задвижка» была открыта, в руках археолога темной сталью поблескивала английская одиннадцатизарядка…
– Дядя Тэд! – растерянно повторил Косухин. – Как ты сюда попал? Ведь дверь…
– Йе! – Валюженич удивленно покачал головой. – Открылась, как только я подошел. Джон, надо спешить…
– А-а уже утро, – понял Чиф. – Мы же выступаем…
Валюженич энергично закивал:
– Уже утро, Джон, мы все за тебя очень волнуемся, но выступить, боюсь, не сможем. Нас обнаружили.
– Что?!
Чиф вскочил. Его качнуло, и он еле удержался, схватившись за стену. Стало ясно, отчего дядя Тэд захватил с собою оружие.
– Над городом кружит самолет. На нем русские звезды, но мистер Лю на всякий случай приказал занять оборону. Он сказал, что ты ушел еще ночью, я решил, что ты здесь…
– Да… Пойдем, дядя Тэд.
Все остальное могло подождать. Их нашли, отряд в ловушке. По голой степи уходить некуда, достаточно бросить взвод парашютистов…
– …Не очень понимаю, отчего мистер Лю так опасается русских, – продолжал Валюженич, пока они выбирались наружу. – Вы же, вроде, союзники. Самолет крупный, но на бомбардировщик не похож…
Дорогой Валюженич пытался расспросить Чифа о целях его ночного путешествия. Косухин сплел байку о желании еще раз взглянуть на фреску и надпись. Археолог взглянул на него весьма подозрительно, но переспрашивать не стал. Чифу захотелось рассказать дяде Тэду обо всем, но он сдержался. То, что произошло, касалось только его, Чифа. Для него открылась дверь в подземелье, для него ожило Черное Зеркало. И решать придется ему одному.
