Николай Берг - Лёха
– Только винтовки? А пулеметы у них есть? – уточнил Семенов, сомневаясь в том, что девочка ответит разумно. Ну не девочкино это дело, не по ее разумению так хорошо в оружии разбираться. А спросить все-таки надо.
– Куляметау няма, а аутаматы есць! – поразила его в самое сердце девчонка и сама поняла, что удачно сказанула – глазенки заблестели ехидинкой.
Черт их разберет, Евино племя – сама ли такая умная, при Жуке-папе выросла, или отец сказал.
– Ясно, красавица. Значит, двадцать шесть крепких мужиков, с лесом знакомых хорошо, все вооружены, собака ищейка, и брать нас идут от «железки». Ну разумно. Только с ягодой непонятно, – подвел итог Семенов.
Отрада семьи Жука опять пожала плечиком:
– Яны сябе яшчэ «заяцкоманда» называюць.
Час от часу не легче. Тут в голову Семенову пришло, что не спросил самого главного:
– Они давно нас ловить пошли?
– Паугадзины таму, – сказала девчонка.
Семенов и Леха не поняли.
– Ну трыццаць хвилин, – сморщив носик, пояснила юная партизанская связная.
Опять не поняли. Так то все ясно было, кроме «заяцкоманды», а тут вот застопорилось.
– Нядауна, – нашла более понятное слово дочка лесника.
– А они у вас обедали? – пришел очень вовремя в голову толковый вопрос.
– Не, з сабой ежу узяли, бацьку загадали да вечара вячэру згатаваць.
– Ладно, ты давай беги, предупреди наших. Где лагерь – знаешь?
Девчушка презрительно фыркнула веснушчатым носиком.
– Гэта яки – дзе бабы ци дзе мужыки?
– Где мужики. И знаешь что – ты там не показывайся всему народу: часовому только скажи – да сразу назад, и следы попетляй, как заяц. Не надо, чтоб тебя там люди видели.
– А вы што рабиць будзеце? – с подозрением глянула девочка.
– Мы их задержим, – спокойно сказал Семенов, чтоб не расстраивать ребенка. На самом-то деле не так он был спокоен, как старался показать. Маленькая женщинка это явно учуяла, глянула как-то странно, но ничего не сказала; скользнула в кусты – и была такова. Точно лесникова дочка – соображает, как лес не будоражить.
– Ты что, всерьез? – тихо и недоверчиво спросил ошалелым голосом Леха.
– Об чем это ты?
– Что мы их задержим. Их же взвод! – показал потомок свои познания в войсковой структуре и организации. Пообтерся, определенно пообтерся.
Семенов промолчал, глядя на Леху и усиленно думая.
– У нас и патронов ни шиша. Так что если задержим, так минут на пару, не больше. Да ответь ты, стоишь тут как памятник! – не выдержал Леха.
– А ты что хочешь?
– Чего я-то? Ты ж тут старший! Только вдвоем – не удержим.
– Ага. А всем отрядом – удержим? Они взводом как жахнут…
Семенов сказал это нарочно. Он почему-то был уверен, что сейчас потомок заюлит и предложит задать стрекача, а тут пусть без них разберутся. И ждал боец именно этого, но честно признаться – очень не хотел увидеть такое паскудство со стороны потомка.
Но Леха промолчал. Суетливо затоптался, нервно перебирая пальцами ремень карабина, заозирался.
– Ишь, заплясал, как конь перед случкой, – хмыкнул красноармеец.
– Именно что перед случкой. Поимеют нас от души, – огрызнулся потомок, но топтаться не перестал.
– А ты не давайся, – подзадорил его Семенов.
– Легко сказать…
Сказать действительно было легко. На деле получалось все куда сложнее. То, что Леха не стал откровенно праздновать труса и не предложил дезертировать, значило не так чтоб уж много. Чуточку полегче на душе стало, но только – самую чуточку. Самому Семенову мысль унести ноги, благо приказ таки ему лично взводный дал, в голову пришла сразу. Нехорошо, конечно, и кому другому он в этом ни за что бы не признался, но сам-то о себе это знал. И самое поганое – что первой эта мыслишка была. Потом – словно бы устыдившись такой подлости, – разум выдал другое, противоположное решение, которое бойцу тоже не понравилось категорически: встать заслоном и принять бой. В отличие от первого – просто подлого и трусливого, но хоть мало-мальски выполнимого – это решение было еще и вовсе неразумным. Был бы тут пехотный «дегтярев» с парой коробов, по три диска в каждом, и толковым вторым номером – можно было бы рискнуть. С тем же количеством патронов, что имелись, – даже не смешно. Эх, вот как раз сюда бы тот нелепый танчик с африканской коровой на башне и экипажем! Но это уже было пустопорожним фантазерством; боец одернул себя.
– Ну так как, удержим мы их удар всем отрядом? – прямо глядя в глаза потомку, спросил Семенов.
– Черт его знает. Вояк-то у нас мало. Так-то нас больше, да только наваляют они нам при любом раскладе, нам даже десяток раненых дополнительно – уже совсем невпротык! Вынесут они нам пол-отряда – куда деваться будем? – толково обрисовал ситуацию Леха, и Семенов с ним согласился. Тем более что вполне могли быть эти гансы еще просто разведкой, прибывшей глянуть – кто это тут поезда забижает. Выяснят, где лагерь, – и потом накроют большей силой, перекрыв пути отхода. Проще пареной репы это, отряд уже хозяйством оброс, малоподвижным стал. Как ни кинь – все клин! Получалось, что единственный выход – перехитрить немцев, «передумать» их. Нет, ерохвостом сняголовым[174] красноармеец не был, просто иначе как-то облапошить врага не выходило. И значит, чтоб придумать что толковое – надо всей мозгой так задуматься, чтоб череп затрещал!
– Так что делать-то? – сбил с мысли Леха.
– Погодь, не гони корзину. Для начала надо бы глянуть, куда немцы направились: может, они у «железки» покрутятся-покрутятся, да и обратно подадутся.
– Вот здорово; мы, значит, вылезем и давай как сова пыриться?
– Не, мы аккуратненько, тишком-молчком.
Потомок тяжело вздохнул.
– Возьмут они нас за химо! Это ты умеешь тихо лазить, а от меня треску, как от трех коров слепых, – самокритично заметил Леха.
– Значит, будешь больше сидеть, а мне потом сахаром возместишь, – серьезно ответил боец.
Потомок опять тяжело вздохнул.
А потом пришлось поднапрячься. Двигался Семенов быстро и тихо, и у Лехи все силы уходили, чтобы не шуметь очень уж громко и не потеряться, безнадежно отстав. Хорошо еще, что громоздкую бутыль красноармеец рачительно припрятал в яме с водой, замаскировав ее так, что теперь Леха черта лысого это место нашел бы вообще. Да еще и по лесу долго перли. Когда оттоптал себе ноги окончательно, боец беззвучно показал ему: «Ляг и замри», – а сам аккуратно шмыгнул дальше. То ли показалось Лехе, то ли и впрямь пахнуло гарью и углем. К «железке», что ли, вышли? Впрочем, замер он добросовестно и слушал тщательно, но, кроме обычных шумов лесных, ничего не отметил.
Пришлось таиться долго, пока наконец не услышал чуточку другой шорох – и впрямь скоро появился озадаченный Семенов.
– Ну как? – не удержался потомок.
– Все еще хуже, – огорченным шепотом ответил Семенов.
– Не нашел?
– Нашел, чего не найти. Собачка у них подбрехивает время от времени, вот и слышно. Хотя идут грамотно – ясно, что лесовики.
– То-то лесовики, а тебя не заметили, – усомнился Леха.
– Я им не кабан и не лось. Гляделка у них еще не отросла, меня замечать.
– И что плохо?
– Идут они на лагерь, только не на наш, а к беженцам. А там бабы, дети да раненый Половченя, который мужик, конечно, геройский и живым не дастся, но своим наганом ни черта он сделать не сможет. И еще не то чтобы бегать, а ходить толком не может. И возьмут их там всех ни за грош, а вовсе даром. Я-то попытался у них дорожку табаком просыпать, может, собака нюх потеряет, тогда нам время будет подготовиться. Давай, пошли ходом, нам надо перед ними выйти.
– Табак-то у тебя откуда? Ты ж не куришь?
– Разжился. На войне табак, водка да ботинки – самая ценность, все что угодно можно приобрести. Даже лучше денег. Ладно, если собаку остановит, то не зря выкинул.
К сожалению, табак пропал зря: собака шла как заведенная, и до бабьего лагеря оставалось не так уж и далеко. Леха совсем загрустил, с виду стал как в воду опущенный. Надеясь, что он сам держится молодцом и уныния своего не кажет так явно, Семенов глянул в глаза потомку и сказал:
– Ну что? Зададим лататы или немцев встретим?
У Лехи вроде как на долю секунды глаза словно бы надеждой осветились, но тут же погасли. Он пожал плечами совершенно безнадежно.
– Чего спрашиваешь? Я же вижу – ты уже для себя решил все, – пробубнил Леха.
– И чего это я решил?
– Глаза блестят, побледнел. Драться решил, ясно же.
– Но это я решил. Ты ведь тоже человек? Вот и говори!
– Не уйти нам живыми…
– И все-таки?
– Ну драться так драться, – хмуро ответил потомок.
И Семенов с радостью увидел, что и спутник его решился, можно на него положиться; больше всего боялся разочароваться в потомке, ан нет, ничего так держится. Только вот настроение у него похоронное, это плохо; подбодрить надо, обязательно надо, как это делали перед боями и ротный и взводный. Должен быть настрой на победу, иначе нельзя.
