Оленин, машину! (СИ) - Десса Дарья

Подполковник Синицын сидел за столом, летёха напротив замер, я вошёл, козырнул.

— Товарищ начальник штаба, старшина…

— Вольно, — прервал меня Валерьян Митрофанович. — Что же это ты, Оленин, приказ старшего по званию нарушаешь?

— Виноват. Разрешите пояснить?

— Ну попробуй.

— Хотел помочь гражданским с эвакуацией. Скоро тут боевые действия начнутся, вот они и решили уехать от них подальше.

Подполковник некоторое время молчал, попыхивая папиросой.

— Ладно, Оленин. Тут лейтенант Лепёхин требует тебя под трибунал отдать. Это он, конечно, перегибает, — последнее слово Синицын сказал с усилением, глянув на лейтенанта, и тот отвёл взгляд. — Но неповиновение в армии… да ты сам всё прекрасно знаешь. В общем, делаю вам замечание, товарищ старшина! И чтоб больше такой херни не творилось! Иначе буду вынужден доложить твоему непосредственному командованию. Понял?

— Так точно!

— Свободны оба.

Мы вышли. Но разговаривать не стали. Разошлись, как в море корабли. Я сел в машину и повёл к блиндажу. Проверил уровень масла, осмотрел внешне, покачал. Вроде ничего не отваливается пока. Но помыть бы не мешало, да и себя в порядок привести. А то после той полной грязи ямы выгляжу, как свин. Сходил, набрал воды в колодце, стянул с себя всё до исподнего и, достав кусок мыла, устроил постирушку. Потом протянул верёвку между деревьями, развесил барахлишко. Попутно достал из вещмешка запасное, переоделся. Не сидеть же в неглиже, а то вдруг Зиночка мимо пойдёт, а я тут в непотребном виде.

Стоило вспомнить о девушке, как вдруг ощутил желание её навестить. В прошлый раз мы вроде как не договорили. О чём бы теперь поболтать? Придумаю по ходу пьесы. И никакой Лепёхин мне не указ. По крайней мере, приказать мне не общаться с рядовой Прищенко он не может. Руки коротки.

Глава 11

Но с пустыми руками к девушке кто же ходит? И это ещё полбеды. А ну как я женатый человек, и дома у меня семеро по лавкам лаптями щи хлебают, пока я пытаюсь поближе познакомиться с хорошенькой девушкой? Даже стыдно стало. Не то чтобы в обычной жизни ангелом был. От обеих супруг налево ходил, случалось. С первой это произошло, когда отношения наши пошли вразнос. Со второй, когда она сама придумала мне изменять, что стало понятно по её слишком активной переписке с одним коллегой.

Вот тогда-то и я решил забыть о понятии «супружеская верность». Погулял немного на стороне, а после второго развода вовсе решил больше серьёзных отношений не заводить. На чёрта оно мне надо? Свобода дороже, это понимаешь только после многих лет супружеской жизни. В том случае, ясное дело, если она тебе уже поперёк горла.

Но это я, а как насчёт Лёхи Оленина? Чтобы совесть не мучила, вернулся в блиндаж. Стал письма искать в вещмешке. Обнаружил несколько треугольников со штемпелями, но и те все оказались из госучреждений. Раскрыл некоторые, стало понятно: искал тот, в чьё тело я попал, свою семью — мать и младшую сестру. Про отца ничего не говорилось, а женщины обе пропали во время блокады. Может, от голода погибли. Может, под бомбёжкой, а может, им и повезло, и их эвакуировали на «большую землю». Вот Алексей и писал запросы в разные инстанции, война-то ведь уже кончилась, и многие люди стали возвращаться по домам, и чаще всего на родные пепелища.

Я выдохнул с облегчением, и… тут же стыдно стало. Человек семьи лишился, чего ж я радуюсь? Но скрыть от себя не смог, что настроение получше стало. Выходит, холост Алексей Оленин, один как перст, никто его дома не ждёт. Значит, можно немного и приударить за симпатичной барышней, тем более что она и сама, кажется, совсем не против.

Да, но опять встал вопрос: что презентовать Зиночке? Не инструмент же какой или с десяток литров бензина. Тем более у неё на складе этого добра выше третьего наката, если штабелем сложить. Снова просмотрел свой вещмешок и неожиданно обнаружил там, на самом дне, платок. Очень лёгкий, невесомый почти. Пуховый, и если к коже прислонить — очень тёплый. Причём оказалось их сразу два. Стало понятно: Алексей приготовил подарки матери и сестре.

«Прости, дружище, — подумал я. — Если найду, куплю им новые, побольше и получше», — решил я, взял платок, положил за пазуху и потопал к складу, испытывая странное возбуждение. Не то, что между ног образуется и ходить мешает, а какой-то радостный подъём. Даже сам себе удивился. Ну надо же! Моему разуму почти 50 годков, пора бы уже перестать нервничать при одной мысли, что буду общаться с представительницей прекрасного пола, которой к тому же симпатичен. Однако поди ж ты, сердчишко-то как стучит! Даже и сто грамм наркомовских не понадобились, чтобы завестись с пол-оборота.

Смешно!

Я притопал к складу, да и наткнулся на табличку «Уехала на базу. Буду через три часа». Я посмотрел на часы. Это с какого момента считать? Тоже мне, гениальная девчонка! Хотя бы написала примерно, когда вернётся. Не торчать же мне тут, как тополю на Плющихе, в ожидании. «Как же глупо, блин!» — я заругал себя и даже добавил пару ласковых выражений. В самом деле! Недели не прошло, как я попал с одной войны на другую, а вот уже хвост трубой и собрался женское сердце покорять!

— Долбоящеры ты, Вовка! Етить-колотить! — сказал и сплюнул от досады.

— Кто такой Вовка? — вдруг послышался рядом голос, заставив меня вздрогнуть от неожиданности. Я повернул голову в ту сторону. Да ёперный ж ты театр! Следил он за мной, что ли?

— Не твоё дело, — буркнул я. — Чего за мной хвостом ходишь? Месть покоя не даёт?

Передо мной стоял тот самый боец — здоровяк лет 25-ти, с розовым лицом и здоровенными, как я только теперь заметил, кулаками. Смотрел он на меня набычившись, как телок-трёхлеток, и разве что не бил копытом. Но рукава гимнастёрки закатать успел. Видать, правда шёл следом.

— Точно. Не даёт. Я тебе, дядя, за прошлый раз спасибо не сказал, — он пока говорил, сжимал и разжимал мощные кулаки, каждый с небольшую дыню размером. Такой по физиономии прилетит, — праздник ортодонту. Будешь потом зубы вставлять месяца три.

— Слышь, боец, ты ничего не попутал? У нас тут война, между прочим, — напомнил я, не испытывая ничего, кроме интереса.

— Какая такая война, дядя? — усмехнулся молодой.

— Во-первых, я тебе не дядя, а товарищ старшина, — решил вернуть его к субординации. — Во-вторых, прекращай дурить. Боком выйдет.

— Это тебе, козёл, выйдет и боком, и передом, и задом, — нагло произнёс молодняк. Я подумал: с чего он смелый такой? Оглянулся по сторонам и увидел ещё двоих. Те стояли поодаль, не вмешивались, но явно с интересом наблюдали за происходящим и собирались помочь своему приятелю.

Судя по наглости, с которой говорил здоровяк, он был сильно подшофе, потому окончательно берега попутал.

— Послушай, — попытался я его утихомирить. — Чего ты до меня докопался? Сам в очереди вёл себя, как последний мудак.

Здоровяк только оскалился в пьяной ухмылке и шагнул ко мне, нависнув, как грозовая туча. Он оказался на голову выше. Ещё секунда, схватил бы меня за грудки, а потом тряхнул, как спелую грушу. Видимо, это сделать и собирался. Подумал, видать, что перед ним обычный водила. Пусть постарше на пяток лет, но намного слабее.

Ошибочка вышла.

Я не собирался дожидаться. Быстро развернувшись, схватил его за руку и, используя приём карате, которых меня научили в прошлой жизни, провёл бросок через бедро. Парень сначала взмыл в воздух с коротким «Ох-х!», а после тяжело рухнул на землю, но тут же вскочил, злой и ещё более разъярённый. Теперь стало понятно: рассвирепел окончательно и не успокоится, пока не покалечит. Если бы убивать пришёл, взял бы с собой оружие. Но не дурак же он, в конце концов, палить среди лагеря!

Здоровяк бросился на меня с кулаками, но я увернулся от его удара, скользнув в сторону, и, поднырнув под его руку, провёл ему удар в солнечное сплетение, используя технику уракен. Здоровяк крякнул, согнувшись, но тут же выпрямился и попытался провести мне прямой в голову. Я перехватил его руку, провернув её за спину, и толкнул его вперёд, заставив потерять равновесие и упасть на колени.