Своеволие (СИ) - Кленин Василий

Ну, а после случая с Петрухами Пушчи вообще распоясался. Если до того, сорокинские смотрели на сына боярского косо, то теперь души в нем не чаяли. Своего предводителя — Яшку Сорокина, которого Сашика оставил старшим (мол, тот знает их хорошо) ни во что не ставили, указов его не исполняли. Группа служилых, среди которых были Петрухи Кисель и Панко, теперь часто ходила в куяках и панцирях, глядела дерзко.

«Ох, неладно, хворостиной их по хребту, — вздыхал Старик, делясь со Чакилган своими опасениями. — Порозь-то они все ни о чем. Сорокинцы — всё ж воры, по им дыба плачет, так что наглеть не с руки. Пущин же истинной власти не имает, всё пыль да слова… А теперя… Он, навродь, как званьем своим их прикрывает. А те ему, паскудники, силу здеся дають… Неладно».

Сашика жене ничего не говорил. Но ходил хмурый, как никогда.

А потом (уже месяц прошел, как Пушчи-гад поселился в Темноводном) с верховий приплыл вестник от Дархана-Кузнеца. Грамотку доставил на бересте. Пушчи гордо принял ее, показывая всем, кто тут человек Дархана. Изучил знаки тайные и сказал:

— Кузнец велит нам идти на реку Ушуру и ясачить тамошних нехристей. Пишет приказной, что он-де сам хотел, индо ты, Дурной, сам его уговорил на Албазин городок восходить.

Он теперь его только Дурным и называл. А сорокинские батары слушали это и скалились радостно.

— Я с радостью готов исполнить наказ Онуфрейки Степанова, — поднялся во весь свой рост Пушчи. — Мнится, и вспомощнички найдутся…

— Нет! — Сашика вскочил чересчур быстро, а крикнул излишне испуганно. Чакилган его прекрасно понимала: Пушчи со своей ватагой так людей на Ушуре объясачит! Все кровью умоются.

— Нет, — уже спокойнее добавил он. — Я в тех местах бывал. Сам пойду.

На ту ночь ее муж просто пропал. Не было его в остроге, и никто не знал, где он. Перепуганная Чакилган на ночь завалила дверь колодами. А, когда ранним утром отворила ее осторожно, увидела, что поперек порога лежит Аратан. Сопит шумно, а потом приоткрыл глаза и подмигнул ей с улыбкой.

После и Сашика объявился. Ничего не говорил, только стал собирать вещи для долгого похода.

— Я с тобой! — Чакилган встала прямо перед ним, испуганная, но решительная. И ножкой топнула.

— Конечно, со мной, родная, — улыбнулся вдруг Сашика.

Глава 14

Выступили после полудня. Муж взял самый большой дощаник, у которого даже часть палубы имелась на корме, и крупную лодку, которую вели на привязи. В поход пошли почти все друзья Сашики, также он забрал многих местных: Аратана, Индигу, Соломдигу и других. «От греха подальше» — кивнул Старик. Даже двух никанцев взяли с собой, как раз тех, что в кузнице особо заняты не были. Удивительно, но и нескольких сорокинцев атаман тоже позвал… игнорируя гневные взгляды жены.

Вышли из Бурхан-речки… и пошли вверх по красавице Зее.

— Куда мы? — удивилась Чакилган.

— Надо зайти в Северный, — улыбнулся Сашика. — И еще в пару мест.

Северный городок (на острожек он не тянул, так как не имел стен) стоял далеко от реки, страшной своими разливами, но у берега Зеи были отстроены крепкие мостки и несколько балаганов на сваях. До Якуньки добрались быстро. Ткач не ждал гостей, но расстарался, накрыл стол… И тут Сашика всё испортил.

— Мне ткань нужна, Яков.

— Что? Ты ли мне говорил, что мое то будет, что я содею⁈ — вскочил Якунька. — А теперь в тягло меня тащишь?

— Не, тягло, Ткач. Всё по слову нашему будет, — Сашика смотрел хмуро, разговор ему не нравился, но он был тверд. — Мне за един раз надо. Более требовать не стану — будет только честный обмен.

— Ныне — раз, опосля — два! — Якунька сел за стол и зло оттолкнул от себя чашу. — Знамо! Видали уж… Нету ткани! Моль поела!

— Ничего тебе не «знамо», Яков! — прикрикнул обиженный Сашика. — Я тебя грабить не собираюсь! Но и ты не тово! Ишь, обиженка! А как тебе всем миром помогали обустроиться? Как овец из общего дувана дали? И людишек! И после сколько всего, пока ты обустроился? Было ль?

— Было, — буркнул Якунька.

— Ну, и что, считаться ты со мной решил? Давай, сочтемся! — муж Чакилган распахнул кожаную плоскую… «коробочку» и вынул из нее лист пергамента. — Вот. Всё, что мы тебе дали. За глаза твои красивые. Считай!

— Не разумею я энти значки твои…

— А зря! Учи цифру, с ней у тебя дела лучше пойдут.

И лоча за столом смолкли.

— Яков, я ж не обобрать тебя хочу. Не ради себя. Для общего дела нужно было мастерскую обустроить — и мы всем миром обустроили. А теперь для общего дела нужна ткань.

— Какого еще общего дела?

— Я еду на Ушуру местных ясачить. Хочу с любовью это сделать, с дарами. Дать им ткань, чтобы поняли тамошние, что с нами им будет и спокойно, и выгодно.

Якунька фыркнул, глядя на сторону, показывая, что ему до этого «общего дела».

— Сколь потребно? — спросил глухо.

— Думаю, кусок на три аршина вполне пойдет. Ну и таких отрезов… ну, два десятка.

…Ткань загрузили еще до темноты. Оставаться на ночь у Якуньки Сашика не захотел, так что в сумерках пошли на Молдыкидич. Тем более, до него рукой подать.

— От шишиги! Вовсе не стерегутся! — выругался Тимофей, когда дощаник в полной темноте подошел вплотную к стенам крепости, а их даже не окликнули.

— Это плохо, — согласился Сашика. — Не зря, значит, пришли.

Переночевали прямо на воде, половина народу забилась под палубу, так как моросило. Чакилган тихо лежала рядом с мужем, но даже кончиками пальцев погладить его не решалась. Что мешало в городок попроситься? А с рассветом Сашика поднялся и пошл в Молдыкидич. Один!

— Если князь Бараган на месте, то быстро обернусь. Можно и на берег не сходить, — сказал он всем, даже не подумав, что, может быть, кому-нибудь хочется сойти!

Видимо, Бараган оказался дома: муж быстро вернулся, ничего не объяснил и повел дощаник вниз по реке. Чакилган сидела хмурая и оглядывала берега.

— Милая, не сердись, — Сашика тихо подошел, сел и ткнулся лбом в ее плечо. — Знаешь… Путь-то длинный. И дело долгое. Потому я так и спешу. Может… Давай, я тебя к отцу в гости отведу? Чохары ведь где-то здесь кочуют?

Чакилган вся затвердела. Отвела плечо в сторону. И устыдилась.

— Я больше не буду сердиться, Сашика. Но я еду с тобой.

На том и порешили. Дощаник вышел в Амур. Черная Река поражала своим запустением. Там, где раньше были поля, теперь росла дикая трава, подавляя редкие выжившие посадки. Заброшенные городки еще можно рассмотреть, но скоро природа захватит и их.

«Как непохоже на нашу Зею… Словно, другая страна, — вздохнула Чакилган и перевела взгляд на мрачного мужа. — А что, если… Это всё, только благодаря ему? Он поставил свой городок на устье Зеи и оберегает наш маленький мир…».

Подходя к устью Сунгари, шли самой северной протокой, подальше от вражеских земель. Но, кажется, зря. Чакилган слышала, что раньше это были самые людные места на Амуре. Но сейчас и здесь всё выглядело опустевшим.

— Вы прямо всё уничтожаете? — не удержалась девушка и спросила вслух.

Спросила у Тюти и Ивашки, у Старика и Ничипорки, у Нехорошко и Васьки Мотуса.

У мужа.

Тот опустил глаза.

Река неотвратимо поворачивала к северу.

— Атаман! — окликнул Сашику Тютя. — Не там ли протока на Ушуру? Пройдем же!

— Да, там, Митька, — кивнул тот. — Но мы сейчас не туда идем.

Сашика приказал идти к правому берегу. Вызвал никанцев, подвел их борту и стал тыкать пальцем в гору на юге — одну, посреди равнины.

— Хехцир, — только и смогла она разобрать.

Сашика с пленными что-то долго высматривали, обсуждали шепотом… И разошлись. Дощаник бойко шел вниз. Вот он стрелой промчался мимо высокого скалистого утеса, что нависал прямо над рекой. Чакилган поймала взгляд своего мужа, который просто сверлил скалу… и столько в его глазах было боли! Сердце девушки невольно сжалось.

Так и шли до полудня. А потом Сашика что-то разглядел в бесконечном буйстве зелени и сухо скомандовал: