Валерий Пушков - Кто сеет ветер
— Про ром не забудь, механик! Бочку клялся поставить, — напомнил ему с хохотом Ким.
Беренс, толкнув ногой дверку, вьюном скользнул в кубрик, через который был выход на палубу.
Когда инженер скрылся за дверкой, Янг-Чен отрывисто и резко сказал:
— Нет угля; худо; котел совсем тухнет.
Падди, лениво усаживаясь под виндзейль, ответил:
— И дьявол с ним!
Бертье подошел к китайцу, дружелюбно взял у него лопату и бросил на рельсы.
— Не торопись, Янг-Чен, отдохни. Объявлена забастовка, — сказал он, садясь на край второй вагонетки и доставая в полном спокойствии резиновый кисет с табаком.
— Мы им покажем, как бить рабочих по черепу. Пускай работают теперь сами! — крикнул кореец, сбрасывая рукавицы и тоже усаживаясь на вагонетку-
Эрна сидела, поддерживаемая братом и Ярцевым, но плечи ее бессильно сутулились, в голове, от затылка до лба, чувствовалась острая боль, в ушах гудело, точно во время тайфуна. Ей было трудно смотреть, и она то поднимала, то опускала ресницы, щурясь от яркого света раскрытых топок.
— Ничего, пройдет… не волнуйтесь, — повторяла она чуть слышно, но голова клонилась все ниже и ниже.
Ярцев и Наль с помощью нескольких товарищей собрали всю чистую ветошь и паклю, какая нашлась в котельной, соорудили в шахте на угольной пыли широкую мягкую постель и перенесли туда девушку.
Дверка из кубрика звякнула снова. На лестнице показался Шорти. Обожженная нога его волочилась с трудом, моряк болезненно морщился, но воспаленные маленькие глаза сияли восторгом и любопытством.
— Сто тысяч ведьм! Здесь, никак, мирная конференция? — крикнул он, весело ковыляя по круглым ступеням вниз.
— Забастовка протеста, — ответил Падди.
Он выразительно посмотрел на соседние котлы, закурил и гулко добавил:
— Парни, бросай лопаты, садись. У кого нет табака, может заимствовать… Шорти, валяй ко мне, побеседуем.
Шорти, достал из кармана прямую английскую трубку и сел с ним рядом.
— Сон или явь, не знаю, не видел, — проговорил он, расширив в притворном испуге глаза и выразительно жестикулируя. — Мокрый, испятнанный, руки в узле, рожа углем замазана… Гляжу, ко мне драпает. Руки, говорит, миленький, развяжи… Ради бога!
— Подвезло бестии, не растопил жир, — добродушно вздохнул ирландец.
Шорти с невозмутимой серьезностью продолжал:
— Я ему ножичком по веревкам ч-чирк… Он платок к голове и — кверху.
— К лекарю побежал, дыру в башке бинтовать, — усмехнулся кореец.
От задних котлов подошел встревоженный Штумф. Во время драки он так же, как и Янг-Чен, оставался безмолвным свидетелем, не желая вступать в опасный конфликт с начальством. Шныряя беспокойно глазами, он мрачно предостерег:
— Держись теперь, парни: от лекаря к чифу пойдет… Засудят!
Бертье пренебрежительно сплюнул.
Китаец Янг-Чен тоскливо смотрел на топки. Пламя тускнело. Сквозь крупную сетку колосниковой решетки сыпались золотистые яркие угольки.
Могучая привычка к труду, томительный страх, что топки погаснут, подняли кочегара с настилки и пододвинули к задним котлам. Янг-Чен механически взял резак, открыл притухшую топку, подломал шлаки и, действуя привычно лопатой, торопливо покрыл колосник свежим топливом. Бертье, косясь на китайца, проговорил:
— Расскажу я вам, парни, сказку. Мне ее третьего дня Ярцев рассказал. Хоть это и сказка, а в ней правды о нашем брате рабочем больше, чем в газетных статьях.
Рабочие сдвинулись плотнее. Француз задумчиво начал:
— Посадили свободного рабочего человека в тюрьму, на остров…
— Кто ж его посадил туда?
— Не мешай, Падди. Мало ли на земле сильных мерзавцев, которые гноят нашего брата по тюрьмам! — сказал сухо Ким.
— Еды, — продолжал свой рассказ Бертье, — оставили узнику две копченые рыбешки да кусок мяса… Сидел человек в тюрьме, понемногу рыбу глодал. На пятые сутки остался у него один кусок мяса, а за ним смерть. Помощи ожидать бесполезно: кругом голый камень да океан. Не ел человек целый день, а есть все-таки хочется. Поднес он последний кусок мяса ко рту и вдруг видит — орел громадный летит. Человек мясо в руку, окно на распашку… «Орел, — кричит, — птица могучая, перенеси меня из тюрьмы на свободу, последнее мясо отдам!..».
Орел услыхал, подлетел, сел на окно. «Хорошо, — говорит, — лезь ко мне на спину, попробую тебя перенести на свободу, только запомни: путь долгий и трудный, не хватит мяса — сброшу тебя прямо в воду».
А человек отвечает: «Не тужи, орел, мяса хватит». Сел ему, значит, на спину, и полетели. Как орел голову сбочит, человек ножом мяса отрежет и в клюв ему сунет.
— Ну и как… перелетели через океан? — спросил взволнованно Падди.
Бертье неопределенно мотнул подбородком, расправил обвисшие усы и откашлялся.
— Две тысячи миль перелетели, осталось всего сотен пять, на горизонте свободная земля уже показалась, а мясо у человека кончилось… Все вышло!
Негр вздрогнул. Мокрая толстая его губа обиженно поползла книзу, открыв ослепительные зубы. Он суетливо заерзал на куче угля и мрачно спросил:
— Не дотянул, значит? Сбросил его орел в море?
— Нет, парень, не сбросил. Когда орел голову-то сбочил, человек чиркнул по телу да от своего живого мяса кусок и отрезал… и сунул орлу.
— Здорово! Молодец! — восхитился ирландец.
— А через сотню миль, — продолжал спокойно Бертье, — снова отрезал и снова орла накормил… Кусками живого тела птицу кормил, кровью наполовину истек, но до свободной земли все-таки долетел, освободил себя от неволи.
Француз обвел чумазых ободранных моряков томительным взглядом, выжидательно помолчал и добавил:
— Да, парни, может быть, нам с вами ради свободы кровью истечь придется, н-но в неволе не сдохнем! Найдем свою правду!.. И к нам в тюрьму орел спустится.
— Сто тысяч ведьм! — выкрикнул хрипло Шорти, задев в поспешном движении больной ногой о лопату. Глянь-ка скорее вверх, спускается твой орел!
Моряки разом подняли головы к верхней площадке. Оттуда валом валил народ: боцман, матросы, чиф-инженер, младший механик Торгут и, наконец, сзади всех, взволнованный, бледный Беренс. Матросы и боцман сошли молча вниз и встали у лестницы. Чиф-инженер, держа правую руку в кармане, крикнул:
— Эт-то что, бунт?
На его крик из угольной шахты вышли Ярцев и Наль, хлопотавшие все это время около Эрны.
— Б-бунт? — повторил угрожающе чиф.
— Забастовка протеста, сэр. Требуем, чтобы второй инженер был уволен. Он едва не убил Тэдди Бриджа. Парень лежит сейчас в шахте с рассеченной головой, — твердо и вместе с тем сдержанно сказал Наль, выступая впереди кочегаров и угольщиков.
— Здесь не траншеи; стрелять в мирных жителей нечего, — проворчал угрюмо Бертье, доставая из кармана револьвер, отнятый у второго механика.
— Вот… троих едва не пристукнул, — помахал он револьвером. — Пуля ударила в перегородку. Все подтвердят.
Вайз, ткнув в настилку лопатой, добавил:
— Есть даже дырка.
— Две — крикнул ирландец.
Главный инженер властно махнул рукой.
— Ш-ша, застопорьте языки. Бертье, сдай оружие боцману! — скомандовал он, неуверенно поглядывая на револьвер.
Боцман шагнул вперед. Француз, играя револьвером, с улыбкой сказал:
— Назад, старина. Переговоры еще не кончены. Игрушка стреляет.
Шорти мигнул матросам, пустив в их сторону винтообразный густой дымок последней затяжки.
— Замрите, товарищи: джентльмен с джентльменом всегда сговорится, — посоветовал он, пряча трубку и беря лом.
Боцман попятился. Матросы стояли безмолвные, опустив глаза вниз.
— Самых что ни на есть шкурех выбрали, — оценил их громко, ирландец.
Чиф-инженер, прячась за младшего механика, прорычал сдавленно:
— Приказываю немедленно сдать оружие, иначе под суд!
Падди поднял лопату.
— Гад дэм, револьвер захвачен командой. Команда не позволяет, — сказал он отрывисто.
— Военные трофеи не отдаются, чиф, — иронически улыбнулся Ярцев, вертя грузным ломом, как палочкой дирижера.
Беренс наблюдал молча, держась руками за голову. Недавняя схватка около котлов произвела на него неизгладимое впечатление. Торгут стоял около начальника в почтительной позе, но в его умных живых глазах сверкал насмешливый огонек.
Чиф, почувствовав, что его появление нисколько. не испугало рабочих, срывающимся от злости голосом крикнул:
— Бунто-вать?… А вам известны корабельные законы?… Всех закую в кандалы!.. Боцман, матросы, немедленно отобрать оружие!
Боцман нерешительно шагнул к кочегарам. Матросы не двигались. Бертье выжидательно поднял кольт.
