Виктор Строгальщиков - Край
— Староста, значит, — сказал Лузгин. — Это хорошо.
Дякин промолчал, а старлей пояснил Лузгину, что Вячеслав Петрович пользуется авторитетом среди населения.
— Ну и как ты, Славка, этим авторитетом пользуешься? Кстати, Алексей Алексеевич, вы не могли бы нас оставить… тет-а-тет? Мы с товарищем Дякиным давние товарищи.
— Всё в порядке, Володя, — быстро выговорил Дякин. — Помогаем друг другу, никаких жалоб нет. С питанием, значит, помогаем… Ну, в основном с питанием. Они нам тоже помогают.
— Если я правильно понял, — Лузгин старался говорить очень вежливо, — вы все здесь помогаете друг другу. И больше тебе, Вячеслав Петрович, нечего сказать корреспонденту.
— Ну, — ответил Дякин.
— Дома как? Жена, дети… — Он не мог вспомнить: были тогда у Дякина дети? Человек сельский, решил Лузгин, были наверняка.
— Дети в Тюмени, дочь замужем, вышла так удачно, сын тоже, ну, в смысле, женат, оба работают, у дочки, она старшая, уже два сына, то есть два внука у меня теперь, а сын всё тянет, обормот, жена его, в смысле…
— Вот и отлично, — процедил Лузгин. — Рад, что у тебя всё хорошо. — И, обращаясь к Елагину: — Вопросов больше не имею. Благодарю за всё. И вам спасибо, товарищ староста.
— Прошу наверх, — сказал старлей, только что каблуками не щёлкнул.
Бронетранспортёр сменяемой роты уже стоял на дороге носом в сторону Ишима, водитель Саша разворачивал «уазик», дёргая его туда-сюда по узкому шоссе. К старлею вразвалку приблизился сержант Коновалов, сказал разгневанно, что гады не отрыли новый сортир.
— Отроете, — сказал Елагин. — Ну что, Петрович, сам дойдёшь?
— Дойду, дойду, — сказал Петрович и скоренько начал прощаться. Лузгин ещё раз обнял старину Дякина за плечи, их головы соприкоснулись ухо к уху, потом Дякин близко глянул на него и произнёс вполголоса: — Пока, Володя. Приезжай ещё.
— А на хрена? — так же тихо ответил Лузгин.
— Извини, — сказал Дякин и пошёл по дороге в деревню. Шагах в десяти он достал из кармана болоньевой куртки вязаную лыжную шапочку и натянул её ниже ушей.
— Ну что, по машинам? — браво окликнул Лузгина старлей Елагин.
Лузгин ещё немного проводил глазами одинокую фигуру на дороге и неспешно приблизился к старлею.
— Последний раз прошу вас, Алёша: можно мне остаться с вами?
Старлей подвигал тонкими губами и, не глядя в лицо Лузгину, предложил решить вопрос в Казанском, по приезде. Лузгин знал доподлинно, что ничего в Казанском не решится, Елагин просто выманивает его с блокпоста, как после будет выманивать из Казанки в Ишим и так далее. Впервые в жизни он пожалел о том, что не имеет, как другие нормальные выпускники высшей школы, звания офицера запаса: ведь как гордился ранее, что сумел «закосить», не ездил на глупые сборы, а если б не «косил» и ездил, то был бы сейчас капитаном запаса и мог бы гаркнуть на старлея с высоты своей лишней четвёртой звезды.
— Распорядитесь, пожалуйста, чтоб принесли мои вещи.
Как уже бывало сотни раз прежде, Лузгин внезапно озвучил решение, которое обдумать не успел и наполовину. Очень многое — и хорошее, и плохое — не случилось бы с ним никогда, не обитай в Лузгине некто другой, вдруг толкавший его изнутри, словно этот некто всё уже продумал и вычислил, только времени не имел на объяснения.
— Не понял вас, — сказал Елагин.
— Я остаюсь.
— Исключено. — Старлей протянул ему левую руку, как маленькому, чтобы отвести в машину.
— Вы действительно не поняли, — сказал ему Лузгин. — Я остаюсь не с вами. Я иду в деревню. Будем считать, что моя командировка закончилась. Верните мне вещи, пожалуйста.
— Прекратите, это несерьёзно. — Рука старлея всё ещё висела над дорогой. — Идёмте, надо ехать, пора уже.
— Ну и хрен с вами, Алёша, — укоризненно сказал Лузгин.
Стуча ботинками по мокрому асфальту, он вздрогнул, когда старший лейтенант скомандовал ему остановиться. Лузгин развернулся на ходу и крикнул, пятясь:
— Что, стрелять будете? — Левая рука старлея под распахнутым бушлатом лежала на ремне у кобуры. Водитель Саша замер у машины, держа в разведённых ладонях пачку сигарет и зажигалку. «Ревизор», немая сцена, подумал Лузгин и споткнулся.
— Переоденьтесь.
— Что? — не понял Лузгин.
— Обмундирование верните. — Старший лейтенант, не глядя, махнул рукой в сторону машины. — Вещи сюда, бегом!
— Есть вещи! — крикнул Саша.
Всё правильно, сказал себе Лузгин, на ходу расстёгивая пуговицы бушлата. Форму следует вернуть, она — военное имущество, подлежащее учёту, а он теперь лицо гражданское; какой же молодец Елагин: успел и об этом подумать. Он стянул бушлат и положил его на мокрый от дождя бетонный блок, туда же скинул кепку, теперь пришёл черёд ботинкам, но переобуваться стоя было неудобно, возраст не тот, чтобы скакать на одной ноге, он присел на бушлат — хрена с два я вам сяду на мокрое, — и принялся развязывать шнурки, положив одну ногу на колено другой, а старший лейтенант давил его молчанием, и Лузгин не выдержал, стал объясняться и сделал только хуже, потому что с каждым словом всё яснее понимал, что он не прав, что он подставляет Елагина, и повтори сейчас старлей приказ — нет, просьбу — сесть в машину, он тут же сядет и уедет и ещё извинится в придачу.
— Вот, — сказал водитель Саша, сваливая ворохом на блок лузгинские пожитки. — Носки, носки-то не снимайте! Я ваши-то выбросил, блин…
Лузгин оделся и обулся, закинул на плечо ремень от сумки.
— Карманы проверьте. — Елагин ткнул пальцем в бушлат, расплющенный лузгинским весом. И точно: он забыл в карманах курево и диктофон — как ещё не раздавил своей задницей, оболтус…
— А документы? — спохватился Лузгин; хорошо хоть об этом вспомнил.
— А зачем вам документы? Сами сказали: командировка закончилась.
— Хотите, я расписку напишу?
— Расписку? — удивился старлей.
— Ну, что принял решение… что ответственность целиком и полностью на мне… Ну, что-бы вам…
— А толку-то? — сказал Елагин.
Всё, хватит унижаться. Зачем вообще весь этот разговор? Он пожал руку водителю и сказал ему «спасибо», а Саша спросил, как он будет с пустой головой, и Лузгин отмахнулся: мол, если что, капюшон есть при куртке, — кивнул Елагину и пошёл от них по дороге, задирая голову и щурясь, чтобы высмотреть Дякина, но тот уже скрылся в деревне. Полсуток проходил Лузгин в армейских ботинках и уже привык к ним, и сапоги теперь казались велики и шлёпали по асфальту, слегка соскальзывая в шаге, зато бордовый пуховик был теплее и легче бушлата. Он набросил капюшон, затянул тесёмки и сразу перестал слышать звук моторов позади, зато в ушах зашипело дыхание, будто Лузгин шёл в скафандре.
Издали деревня казалась нетронутой, однородной, но уже на окраине среди крыш и заборов ему стали видны сгоревшие дома, и чем дальше он углублялся в деревню по рассекавшему её плавным зигзагом шоссе, тем чаще ему бросались в глаза обгорелые развалины. Иногда он останавливался и крутил головой, а потом даже откинул опять капюшон для удобства, но так и не приметил ни одной живой души, чтобы спросить о доме Дякиных. Он вдруг сообразил, что деревня кончается, впереди только лента шоссе и справа заброшенный бетонный коровник без крыши, в чёрных пятнах дыр на серых грязных стенах. Он повернул назад и увидел трёх человек, выходивших к нему из проулка.
Один был в телогрейке, двое — в куртках наподобие лузгинской. Давно и накрепко не бритые, в зимних шапках армейского образца без кокард, они шли к нему неспешно, но уверенно, глядя из-под шапок одинаковыми тёмными глазами. М-да, не любят здесь приезжих, со вздохом констатировал Лузгин, сворачивая им навстречу с предварительной улыбкой.
— Добрый день, — сказал Лузгин, сближаясь. — Не подскажете, как мне найти дом Дякиных? Дя-ки-ных, — повторил он по слогам для разборчивости.
— В сумке что? — спросил мужчина в телогрейке.
— Ничего, — растерялся Лузгин. — Так, вещи разные дорожные.
— Проверь, — приказал человек в телогрейке, и один в куртке снял сумку с лузгинского плеча, опустил её на землю, присел на корточки, раскрыл «молнию» и быстро зашарил внутри привычными к этому делу руками.
— Куртку расстегни.
Мужик распрямился, охлопал Лузгина всего. Ну как в кино, усмехнулся Лузгин, той же улыбкой давая понять, что совсем не обижен осмотром.
— Ты кто? — спросил его мужчина в телогрейке.
— Да так, — сказал Лузгин, — вот к Дякину приехал.
— С ними? — кивнул мужчина в сторону невидимого с этой точки блокпоста.
— Да, с ними.
— Почему с ними? Ты кто?
— Корреспондент, — с нажимом произнёс Лузгин.
— Документы есть?
— Только паспорт, — ответил Лузгин. — Да вам какое дело, собственно?
— Больше так не говори. — В лице и в голосе мужчины в телогрейке ничего не изменилось, но Лузгину от этих слов стало как-то не по себе.
