Виктория Гетто - Исход
Она улыбается:
– Всё-таки захотел?
Машу рукой:
– Армия…
Этим всё сказано. Сажусь за стол, ставлю свой калаш рядом, аккуратно прислонив к стоящему у стены ящику. Теперь уже можно открыто, не боясь скандала и охов и ахов. Дочкина СВД тоже аккуратно приставлена к её кровати. На спинке висит подсумок с запасными обоймами и прочее имущество. М-да… Жена перехватывает мой взгляд, хочет что-то произнести, но молча ставит на стол тарелку с вареной картошкой и кусками колбасы. Еда ещё тёплая, и я с неожиданно проснувшимся аппетитом набрасываюсь на неё. Супруга пристраивается возле меня, смотря, как я ем. Вздыхает:
– Чего молчал-то?
Кое-как прожевав очередную ложку, отвечаю:
– И что? Ты бы смогла не проболтаться?
– Дочери-то сказал!
– Так должен же мне кто-то спину прикрывать, на кого я положиться могу.
– Она же девушка!
– И что? Видела бы ты, как она с винтовкой управляется, не говорила бы такое.
– А Вовку чего не взял?! Он-то парень!
– Стрелять не умеет. Физическая подготовка слабенькая. Выносливости никакой. Какой от него толк?
– Он твой сын!
– Сын. Я никогда от этого не отказывался. Но, прости уж, своей добротой ты его испортила. Теперь, надеюсь, до него быстро дойдёт. Кстати… – Поворачиваюсь к увлечённому чисткой от консервационной смазки своего пулемёта сыну: – Вов!
Тишина. Увлёкся.
– Вован!!! – рявкаю я во всю глотку, но тут жена шипит:
– Соседей разбудишь!
Спохватываюсь: действительно, ведь не дома. Стенки-то – брезентуха… Хвала богам, сын вскинул голову, смотрит на меня удивлённо:
– Чего, пап?
Достаю из кармана сложенный листок бумаги, кидаю ему:
– Направление. На работу.
Он разворачивает его, кривится:
– А почему я?!
– А потому. Здесь, извини, всё делать надо. Как в армии. Так что не вздумай отлынивать. Разговор будет жёсткий. Не нравится? Отлыниваешь? Пошёл вон! За пределы поселения. К местным. Уживайся с ними как хочешь, но ты больше не с нами.
– Что?! – Жена приподнимается на стуле, упирая руки в столешницу.
Я спокойно чуть подаюсь назад:
– Вот так. Наказание одно – изгнание. Кстати, без оружия. Только то, что на тебе. Надето. И обуто.
– За то, что человек работать не хочет?
– Прости, дорогая, но сейчас мы не можем себе позволить содержать лодырей и дармоедов. Каждому будет занятие.
– И мне?!
– И тебе. Не волнуйся. Завтра найдёшь Инженера, ты его знаешь…
Она кивает.
– Он давно хотел с тобой пообщаться. Ты же у нас электронщик? Вот и вспомнишь старую профессию. Думаю, это куда лучше и полезнее для тебя, чем за компом сутками накладные набивать.
– Но я почти всё забыла… – испуганно шепчет жена.
Утешаю:
– Ничего. Он человек понимающий, поможет вспомнить. Зря, что ли, из Сети качала всё?
Она облегчённо вздыхает – просто растерялась. Потом её снова одолевает извечное женское любопытство:
– А ты?
– На промысел. В разведку. И дочка со мной.
– Что?!
– Не дёргайся. Сначала беспилотники всё осмотрят, а потом уже мы пойдём. Так что риска нет.
Она смотрит на меня тяжёлым взглядом, потом забирает пустую тарелку:
– Спать ложись. Глаза красные, как у рака.
Тут я с ней согласен. Тем более что времени до подъёма – всего четыре часа…
Удивительно, но этих четырёх часов мне хватило за глаза! Выспался так, как раньше за десять! И встал легко и без всякой тяжести в голове, как обычно от недосыпа. Быстро привёл себя в порядок, растолкал сына. Супруга уже хлопотала насчёт быстрого перекуса. Кстати, надо будет узнать насчёт наших поваров. Вроде бы уже должны начать готовить. Зря, что ли, с собой столько продуктов приволокли?
Прихлёбывая на ходу кофе, торопливо прокручиваю в мыслях сегодняшние планы. Ничего не упустил? Кажется, нет…
– Да сядь ты наконец, чего мельтешишь? – не выдерживают нервы у жены.
Моя половина точно на пределе. Плюхаюсь на стул, откусываю кусок копчёной колбасы. Светлана вздыхает:
– Всё. Последняя.
Беззаботно машу рукой:
– Сегодня должны начать кормить. Вчера было распоряжение. А к вечеру окончательно всё прояснится. У нас коптильни есть, так что ещё поедим колбаски. Из натурального мяса. Обещаю.
Она молча улыбается.
…Лес интересный. Хвойные деревья – нечто среднее между сосной и елью. Между ними встречаются молодые деревца вроде нашего можжевельника. Травы практически нет, лишь изредка торчат из почвы пучки. А так – всё засыпано толстым слоем иголок. До нижних ветвей высоченных деревьев не дотянуться, потому что высота стволов метров по пятьдесят, если не больше. А толщина… Метров шесть, а то и семь. Минимум. Но это на глаз. Чешуйчатая прочная кора, которую с трудом берёт мой верный 78-й. Её удаётся лишь поцарапать. Подобранная на земле высохшая до звона ветка лезвию вообще не поддаётся. Интересно, как она поведёт себя в воде? И – запах. Довольно приятный, но сильный. Чуть горьковатый, напоминающий то ли одуванчик, то ли мать-и-мачеху. Не могу определить. Да и слабоват я в растениях…
Вскидываю руку в предупреждающем жесте. Все замирают. Мне показалось, или что-то там мелькнуло? Несмотря на здоровенные стволы, просветы между деревьями довольно велики. Видимо, они как-то удерживают своё пространство. Поэтому лес светлый, и по нему можно двигаться, не опасаясь засады, что мы и делаем уже три часа. На границу чащи нас доставили грузовиком, десять человек. И теперь наш дозор, время от времени сверяясь с распечаткой авиаразведки, если наших роботов можно ею считать, продвигается вперёд. Только толка от импровизированной карты мало – сплошная завеса очень тёмных крон. И нигде нет ни просвета, ни поляны. Один из бойцов наскоро наносит кроки, так что не заблудимся. Да и магнитный полюс здесь есть, потому что наши компасы работают. Не так, как на Земле, но какую-то привязку дают. И ориентироваться по ним можно. Пока сойдёт и так, а там будет видно.
Странно, но не слышно ни птиц, ни зверей. Двое ребят следят за кронами, но у них тоже пусто. Либо тут что-то не даёт живности размножаться, либо они настолько зашуганы аборигенами, что сразу прикидываются кустиками. Мол, нет нас. Вам всё кажется… Лучше бы второй вариант, конечно…
И вот впервые за всё время что-что шевельнулось впереди нас. Я припадаю к густому слою хвои, осторожно выглядываю из-за кустика. Мать честная! Абориген! Как бы не тот, что мы видели вчера. Подношу к глазу монокуляр, мои ребята ждут. Делаю знак «двое ко мне». Первые бесшумно появляются возле меня, и я показываю им на местного жителя. Потом так же знаком отдаю команду «язык». Оба кивают и исчезают за стволом. Между тем абориген, пугливо озираясь по сторонам, что-то роет.
Внезапно он хлопает себя по голой спине, а потом беззвучно заваливается назад. Дротик с паралитиком чуть подрагивает в его шее. Но тут происходит непредвиденное. Откуда-то со стороны доносится гортанный крик, и потом на поляну выскакивают ещё двое – девчонка и парнишка. Оба совсем юные. Бросаются к лежащему на спине… наверное, родителю… Обнимают, визжат, плачут, пытаются растормошить… Увы, детишки. Действие паралитика закончится лишь через несколько минут. Народ у нас опытный, дозы умеют рассчитывать. Хлоп! Сетка окутывает всю кучу. Не зря я настоял на полицейском ружье. Хорошая вещь! Визг усиливается до ультразвука и резко обрывается, когда мы наконец выходим на свет. Представляю нас глазами аборигенов: первое – чудная пятнистая одежда. Второе – великанский рост, каждый из нас выше родителя или воспитателя минимум на голову. Да и черты лица у нас… Аборигены чем-то похожи на наших азиатов. Такие же раскосые глаза, чуть желтоватая кожа, чёрные волосы и плосковатые лица. Широкие носы, узкие губы. Ну, точно – азиаты. Больше всего смахивают на вьетнамцев. Такие же маленькие и худые. А эти ещё и истощены. Нет. Вряд ли наши холостяки позарятся на их женщин. Придётся в местную Европу их посылать…
Детишки жмутся под сеткой, испуганно озираясь на нас и вцепившись в папочку руками. Даже побелели от страха.
Освобождаем их из сети, невзирая на отчаянное сопротивление, почти не ощущающееся при нашей земной силе. Девчонка пытается кого-то укусить, получает звонкую пощёчину и издаёт дикий визг, тут же, впрочем, обрывающийся после нажатия на подчелюстные узлы. Как только её губы смыкаются, следует отточенное движение – и скотч заклеивает ей рот. Малявка чего-то мычит. С парнишкой проделываем то же самое. Схватываем хомутами запястья. Остаётся их родитель. Тоже вяжем руки, заклеиваем рот.
– Что дальше?
– Похоже, рядом либо их лагерь, либо деревня.
– «Рядом» – понятие относительное.
Киваю. Кто знает, на какие расстояния здесь уходят охотники. Хотя… С детьми? Вряд ли далеко. Но это может быть и изгнанник. Эх, не знаю я их языка. И допросить нет возможности. Присаживаюсь над лежащим на хвое аборигеном, внимательно осматриваю его одежду. Чёрная свободная рубаха с короткой застёжкой, украшенная красным орнаментом. Прямые штаны, тоже свободные, до щиколотки. На ступнях – плетённые из соломы или сухой травы сандалии. Пояса нет. Штаны просто подвязываются на верёвочках. Волосы чёрные и сальные или смазаны маслом, собраны в узел на макушке, подвязанный тонкой ленточкой с двумя полосками. Пуговиц нет нигде. Его нож лежит рядом с сумкой в виде обыкновенного прямоугольника. Лезвие – лавровый лист. Заточено с двух сторон. Довольно тонкое и… ручной работы. Кое-где видны следы молота. Рукоятка – рог. Металл… по виду – калёное железо. Мой нож оставляет глубокую царапину на клинке аборигена.
