Виталий Держапольский - Имперский пёс. «Власовец» XXI века
– Гутен абент, герр Хильшер! – обнажив в улыбке желтые кривые зубы, поприветствовал мужчину врач. – А вы все такой же импозантный.
Профессор резко остановился и внимательно вгляделся в улыбчивую физиономию доктора. Несмотря на долгие почти тридцать лет, прошедших с момента их последней встречи, Фридрих сразу узнал врача, некогда работающего в команде доктора Хирта. Он не слишком изменился с тех пор, разве что немного усох и сморщился, но маленькие седые усики а-ля фюрер все так же украшали его вытянутое лошадиное лицо.
– И вам здравствовать, герр Йох…
– Марк! – поспешно перебил Хильшера доктор. – Марк Бруно, к вашим услугам! Даже в этой богадельне, – понизив голос, доверительно прошептал доктор, – у стен есть уши. Очень, знаете ли, не хочется повторить судьбу Адольфа Эйхмана{12}…
– Сочувствую, – участливо отозвался Хильшер, – столько лет жить в постоянном страхе…
– Да мне уже немного осталось. – Бруно снял очки с круглыми стеклами и суетливо принялся протирать их полой больничного халата. – Годы, знаете ли, давят, – сказал он, водружая очки на место. – Может статься, что с вашей помощью мне удастся помереть спокойно и в кое-каком достатке.
Хильшер изумленно посмотрел на доктора.
– Вы хотите отказаться от моего предложения? – удивленно приподнял брови Фридрих. – Даже не выслушаете?
– Поймите меня правильно, герр Хильшер, но я не хочу связываться на старости лет ни с чем этаким… Я отдаю вам бумаги, а вы мне платите, как обещали посреднику… И мы разбежимся…
– Вы в курсе, сколько я заплачу за эти бумаги?
– Да, мне сообщили. Это, конечно, не Имперский золотой фонд, прикарманенный Борманом… Но на несколько лет безбедной жизни в этой нищей стране хватит. Зароюсь в каком-нибудь захолустье, буду брокколи разводить. – Он мерзко захихикал.
Профессор с сомнением покачал головой – ему не хотелось терять такого специалиста. Единственного в своем роде…
– У меня осталось немного сырья, Йохан, – пустил в ход последний козырь профессор. – Доннерветтер! Я потратил столько лет, чтобы разыскать тебя! Я не могу потратить еще столько же, чтобы воспитать нового спеца и довести препарат до ума! Я просто сдохну от старости! А я хочу жить! И как можно дольше!
– У тебя остался сырец? – шепотом переспросил Хильшера старый нацист Йохан фон Крезе, некогда бывший почетным профессором медицины Берлинского университета, а ныне влачащий жалкое существование врача в одном из дурдомов Чили. – Но ведь мы истратили последнее… Нам не хватало сущей малости, чтобы получить стабильные результаты! И ты… Простите, герр Хильшер, вы, – почтительно поправился Йохан, – вы скрыли это от нас? Когда мы были на пороге гениального открытия?!
– Что бы вы делали с вашим гениальным открытием без сырца? Куда бы его засунули? Хотите, скажу, доктор?
– Нет уж, увольте, герр Хильшер!
– Да и время было такое… Я не имел права рисковать!
– Да, я понимаю. Но если у вас есть сырец, это в корне меняет все дело! Что вы можете мне предложить?
– Мы что, будем обсуждать наши дела в коридоре? – спросил Фридрих. – Не разочаровывайте меня, Йохан… Э-э-э Бруно… Марк Бруно, так действительно лучше – нам не нужны проблемы.
– Прошу вас, герр Хильшер, следуйте за мной! – Бруно прибавил ходу и, взмахнув развевающимися полами халата, скрылся за поворотом изгибающегося буквой «Г» коридора.
Чтобы не отстать от престарелого нациста, Фридриху тоже пришлось ускорить шаг.
– Нам сюда! – Бруно открыл одну из похожих друг на друга как братья-близнецы дверей, приглашая профессора войти в палату.
Проскользнув в помещение вслед за Хильшером, Марк плотно закрыл за собой дверь. Не ограничившись этим, Бруно выудил из кармана халата связку ключей. Немного повозился, выискивая нужный. Затем, вставив его в скважину, с трудом провернул тугой замок – видимо, им уже давно никто не пользовался.
Пока Марк возился с замком, профессор огляделся. На четырех кроватях покоилось четыре неподвижных тела, упакованных в смирительные рубашки. Расслабленные бледные лица землистого оттенка сливались с серыми, давно не беленными стенами палаты. Отсыревший потолок, покрытый трупными пятнами зеленой плесени, производил удручающее впечатление. Запах нечистот в палате был невыносимым, видимо, «утки» из-под больных выносились крайне нерегулярно. Заметив брезгливую гримасу профессора, Бруно виновато развел руками:
– Благотворительное заведение, что тут поделать?
– Неужели это благотворительность так мерзко воняет? – ехидно поинтересовался Хильшер.
– Может быть… Может быть… – туманно заметил Бруно. – Но мы же сюда пришли не благотворительностью заниматься, а делом? Не так ли?
В палате обнаружилась еще одна дверь.
– Мой кабинет, – сообщил Марк, распахивая облупленную дверь.
Кабинет бывшего светила оказался маленьким, в нем едва-едва умещались стол, два стула и несгораемый сейф средней величины.
– Присаживайтесь, герр профессор, – пригласил Бруно.
Хильшер брезгливо оглядел грязный рассохшийся стул, провел по сиденью пальцем и лишь после этого сел.
– Я вас внимательно слушаю, Фридрих, – произнес Бруно.
– Мы решили вновь возродить проект «Божественная кровь». Со всеми вытекающими…
– Мы – это кто? – уточнил Марк.
– Из всего ордена нас осталось лишь двое: я и Вольфрам.
– Зиверс? – удивленно подался вперед Марк. – Его же казнили в сорок шестом!
– У нас много секретов, Марк. Я предлагаю вам влиться в наши немногочисленные пока ряды. Влиться полноценным членом ордена, а не рядовым… Хотя нет, вы никогда не были рядовым исполнителем, Йохан. За это мы вас и ценим! Вам я предлагаю вновь возглавить исследования…
– Если моя работа будет закончена, я… Я могу надеяться… Вы можете гарантировать мне дозу препарата?
– Я гарантирую вам это, профессор, – честно ответил Хильшер.
– Я готов, герр Хильшер. Когда можно приступить?
– Вчера, – лаконично ответил Фридрих.
– У вас есть лаборатория? – поинтересовался Крезе.
– У нас есть средства. Вам придется оборудовать ее. Медик и фармацевт у нас вы, в одном, так сказать, лице.
– Ладно, с этим понятно! – Крезе оживал на глазах – давно, ох как давно он не занимался любимым делом. – Оборудование я подберу… Проблема в другом: где я сейчас возьму подопытный материал? Ни Дахау, ни Натцвайлера в ближайшем обозримом будущем не предвидится.
– Да, это проблема, – согласился Хильшер. – Хотя… – Его чуткого обоняния коснулся запах нечистот – кто-то из пациентов заведения очистил прямую кишку. – Благотворительность мерзко пахнет, – произнес он, сморщившись.
– Я понял вашу мысль, герр Хильшер! – хитро сощурился Йохан фон Крезе. – Расходный материал из собственной благотворительной лечебницы для бездомных стариков будет ничем не хуже материала из Натцвайлера.
– Ну, тогда за работу, герр Крезе.
27.06.1994 г.
США. Калифорния.
Жара изматывала, вытягивала последние силы из дряхлого организма. Профессор не выходил на улицу вот уже третью неделю, предпочитая отсиживаться в прохладном сумраке кабинета, сжимая в руках удобный пульт управления климат-системой. В благословенной тишине и прохладе, наполненной приятным ароматизатором, имитирующим запах лимона, он чувствовал себя довольно сносно. Хильшер не заметил, как по-стариковски задремал, да это было и неудивительно, ведь Фридрих два года назад разменял девятый десяток. Входная дверь громко стукнула. Профессор вздрогнул и проснулся. В кабинет бесцеремонно ворвался крепкий улыбчивый шатен лет тридцати – тридцати пяти, одетый в цветастую гавайку и шорты.
– Фридрих, дружище, – громогласно заявил он с порога, – мы опять сорвали приличный куш на бирже! Полторы сотни миллионов всего за месяц…
Хильшер брезгливо отмахнулся:
– Это всего лишь деньги, Вольфрам! Сколько их у нас? Миллиард? Два? Сотней миллионов больше, сотней меньше… Мы только распыляем силы…
Продолжающий улыбаться Зиверс, омолодившийся несколько лет назад, едва только Крезе получил вакцину, дающую стопроцентный результат, плюхнулся на жесткий кожаный диван.
– Послушай, Фридрих, – миролюбиво сказал он, – ты превращаешься в несносного брюзгу. Не пора ли тебе обновить дряхлую оболочку?
– Еще не время! – непререкаемо заявил Хильшер, обрывая давний спор. – Вакцина всегда со мной, – он расстегнул верхние пуговицы рубашки, демонстрируя подвешенный на цепочку шприц-тюбик, болтающийся на впалой груди, поросшей седым волосом. – В любой момент я могу ввести лекарство… Но еще не время!
– Я знаю, знаю! – всплеснул руками Вольфрам. – Но объясни мне, зачем тебе мучиться? Так и до маразма недалеко! Я смотрю, ты опять старые фотографии перебираешь? – Зиверс указал на раскрытый фотоальбом, лежавший на коленях профессора. – Так, и чего там у нас? Ну вот, так я и знал – фотография твоей могилы. Фридрих, ты умер для всего мира четыре года назад! Умер и похоронен!
