Иван Апраксин - Гибель богов
– Нас выбросило на берег возле самого города, – рассказывал Канателень, поеживаясь от тяжелых воспоминаний. – Не успели мы выскочить, как суда разбило волной о камни. Многие утонули, но худшее ждало нас впереди. Мы ничего не могли сделать против бури, князь.
Стоявший передо мной Канателень даже казался удивленным, что они с товарищами не сумели совладать с морем. Мне оставалось только вздохнуть и покачать головой. Плавание по морю – опасная штука: если в двадцать первом веке начиненный электроникой лайнер «Коста Конкордия» выбросило на скалы и разбило волной, то что уж говорить о жалких суденышках, сколоченных для плавания по Волхову…
Приморский город, обнесенный каменными стенами, назывался Корсунь – по-гречески Херсонес Таврический.
Людям этого мира можно отказать во многом, но только не в отсутствии храбрости. Они жестоки, безрассудны и кровожадны, однако в безрассудстве и жажде наживы крылась своеобразная сила.
Едва горстка спасшихся с разбитых стругов воинов собралась на каменистом берегу под стенами незнакомого греческого города, как Вяргис тотчас же объявил недрогнувшим голосом, что они возьмут этот город приступом и, вырезав всех жителей, разграбят его дочиста.
Воинов спаслось человек сто, они дрожали от холода и были мокры до нитки, но сжимали в руках оружие и не сомневались – им все удастся, они всех убьют и разбогатеют.
А почему бы нет? Спустя всего несколько столетий Кортес с кучкой измученных, больных и оборванных солдат сумел покорить громадные царства индейцев в Южной Америке. Несколько десятков людей с маломощными аркебузами и зазубренными саблями поставили на колени миллионные империи…
Но Вяргису не повезло так, как Кортесу. Городские ворота открылись, и на спасшихся из моря людей налетела на сытых лошадях лихая греческая конница. Византийцы были хорошими воинами, а город Херсонес, находящийся в Крыму и постоянно подвергавшийся набегам степняков, научился оборонять себя.
Кого не убили, взяли в плен и обратили в рабов. Наиболее крепких отправили гребцами на военные и торговые галеры, бороздившие все Черное и Средиземное море. Это было самым тяжелым из возможного. Гребца приковывали за ногу цепью к скамейке, и он оставался прикованным до самой своей смерти. Впрочем, смерть обычно не медлила: тяжелая работа, бич надсмотрщика, скудное питание и палящее южное солнце – разве этого мало для того, чтобы свести в могилу самого сильного и здорового человека. Правда, о могиле это я зря сказал – тела умерших рабов попросту выбрасывали в море.
Канателеню здорово повезло – в бою ему разрубили плечо. Рана потом зажила, но рука повисла навсегда, и это спасло жизнь. Кроме плеча, парню еще и выбили глаз, но отсутствие глаза его бы как раз не спасло: слепой гребец – это даже лучше, чем зрячий, – в любом случае не убежит…
По воскресным дням в Херсонесе устраивался базар. Селяне из окрестных деревень привозили свои продукты, мирные степняки пригоняли на продажу коней, овец, баранов. Горожане, утомленные утренним воскресным богослужением, ходили по базару и приценивались к товарам. А в центре рыночной площади, прямо перед кафедральным собором, располагались торговцы рабами.
Именно сюда и пригнали тех из захваченных пленников, которые не годились для продажи на императорский флот. Канателеня купил священник по имени Анастат – немолодой уже человек, которому требовалась помощь по хозяйству. А однорукого и одноглазого варвара-разбойника продавали задешево.
– Вот от него я и сбежал, – закончил Канателень свой рассказ. Он стоял передо мной, щурясь от солнечного света, бившего прямо через оконце ему в лицо, и переминаясь с ноги на ногу. Вид у парня был изможденный и нерадостный. Еще бы, едва оказался он в Киеве, как схватила стража и посадила под замок. А вчера вообще чуть было не принесли в жертву богам – было отчего Канателеню плохо выглядеть.
– Жрец сказал, что я бродяга и меня нужно принести в жертву Перуну, – с обидой пояснил Канателень. – А ведь жрец шел с нами вместе в походе сюда. Он помнит меня, я был хорошим воином в твоем войске, князь.
Он произнес это и с затаенной укоризной посмотрел на меня. Ведь в его глазах я был куда виновнее, чем Жеривол, – это князь Вольдемар предал своих бывших боевых товарищей и выгнал их из Киева. Это он, то есть в глазах Канателеня – я, превратил их в бродяг…
– Зачем ты бежал? – спросил я. – Почему ты бежал? Священник плохо с тобой обращался?
– Священник кормил меня хорошо, – ответил беглец. – Он даже не бил меня, и не пытался. Правда, я и не позволил бы ему этого. Я – воин, а не домашний раб. И работа не была особенно тяжелой: ходить за скотиной – это я умею.
Все дело оказалось в том, что Анастат хотел обратить своего нового раба в христианство, окрестить его. Старику казалось, видимо, что это его долг перед купленным язычником.
– Он рассказывал мне о христианском боге, – пояснил Канателень. – О том, что его распяли на кресте и что он теперь может дать вечную жизнь каждому человеку, если тот примет крещение.
– И что же ты?
– Нет, – отрицательно покачал головой Канателень, и на лице его отразилась угрюмая решительность. – Я не предатель своего народа. Принять веру чужого народа значит предать свой.
– А тебя разве не тронула эта история? – поинтересовался я. – Ну, та история, которую рассказал тебе священник. Ведь тот человек по имени Христос отдал свою жизнь за то, чтобы ты мог иметь вечную жизнь. Разве поступок этого человека-бога не заслуживает уважения и благодарности?
Канателень усмехнулся и окинул меня понимающим взглядом.
– Ты проверяешь меня, князь, – сказал он. – Всем известна твоя преданность нашим древним богам. Ты всегда любил жертвоприношения им, ты всегда чтил наши священные рощи. Ты хочешь проверить меня. Но нет, я не поддался на уговоры священника. Это вообще странная вера, князь. Христиане приносят жертвы богу, который оказался настолько слабым и жалким, что позволил себя убить. Какой же это бог?
Я слушал рассуждения Канателеня и думал о том, что сказал мне при прощании Тюштя и о чем говорил покойный Блуд – мне предстоит крестить Русь. Тяжеленько это будет! По здешним понятиям, по понятиям большинства людей принять христианство значит предать свою родину, старых богов, привычный уклад жизни, уклад мыслей. Это предательство своего народа, как твердо заявил стоящий передо мной простой воин. И так думают почти все!
– Ты убежал из-за этого? – уточнил я, и парень кивнул. Ну да, я правильно его понял с самого начала. Не все так просто.
– А зачем ты оказался в Киеве? Если ты идешь на свою родину, в северные леса, то незачем было делать такой крюк.
Канателень потупился. Мне пришло в голову, что он уже целый час стоит на ногах, а я даже не предложил ему сесть. Быстро же я освоился со своим положением князя! Вот так оно обычно и происходит. Был человек как человек, а стоило втянуться во власть – и на тебе, откуда-то барство взялось, неуважение к людям. Я усмехнулся своим демократическим мыслям и жестом предложил парню сесть на пол передо мной. Он отказался, испуганно помотав головой.
Ну да, он же помнит того князя Владимира, которого знал. При нем сидеть страшно, да и стоять, впрочем, тоже…
– Я искал человека, – пробормотал мой пленник. – Мне нужно найти одного человека. Я обещал…
– Какого человека?
– Помнишь, князь, к нашей дружине прибился бродячий человек – то ли волхв, то ли еще кто. Он называл себя лекарем, но никаких целебных трав не знал и отваров не делал. Правда, раны он лечил хорошо.
Боже мой, этот парень шел ко мне! Но зачем Канателень искал меня?
Я был потрясен, хоть постарался не подать виду. Несколько мгновений мне понадобилось, чтобы успокоиться. Следовало быть осторожным.
– Зачем тебе этот странный человек? – стараясь придать голосу небрежность, спросил я.
Канателень смутился еще больше и опустил глаза к полу.
– Меня попросила одна девушка, – сказал он. – Она попала в рабство вместе со мной. Теперь она в Херсонесе, а когда узнала, что я собираюсь бежать, то попросила меня найти в Киеве этого волхва-лекаря.
– Ты нашел его?
Парень сокрушенно качнул головой, и длинные пряди слипшихся волос упали ему на лицо.
Странно, что он не узнает меня? А что тут странного? С той минуты, когда Блуд вывел меня из своего терема в первый раз в качестве князя киевского, подмены не заметил ни один человек. Это естественно: кому может прийти в голову такое? То загадочное Нечто, что забросило меня в этот мир, уж позаботилось о том, чтобы наше сходство с подлинным Владимиром было полным…
– Я ходил и всюду спрашивал о нем, но никто не знал. А потом меня схватили и посадили под замок.
Канателень поднял на меня глаза и посмотрел искательно.
– Разве это справедливо, великий князь? Ведь я честно служил тебе…
– Может быть, я отпущу тебя, – сказал я. – Но сначала расскажи мне об этой девушке. Как ее зовут? Ты ее любишь? Почему она интересуется тем странным знахарем? И что она просила тебя передать ему?
