Юрий Корчевский - Лекарь
Дочь купца позвала Никиту к обеду.
Отобедали чинно. Как заметил Никита, ели у купца обстоятельно, не торопясь. Не объедались — не было такого, а именно обстоятельно. Разговоров за столом не вели, отдаваясь процессу еды целиком, тщательно пережёвывая.
Поначалу Никиту это напрягало. У себя на работе, а потом и дома он привык есть быстро, поскольку времени не было. А спроси через час, что ел, так и вспомнить не всегда мог.
После обеда, когда кухарка убрала посуду со стола, Куприян попросил Никиту задержаться.
— Просьбу я твою, Никита, исполнил. Избу можно хоть сейчас смотреть.
— Отлично!
— Только знаешь… Одёжа у тебя не нашенская, да и головного убора нет, выглядишь как чужеземец. Ты нормальную одёжу купи — вот как на мне. Рубаху, порты, на голову что-нибудь. А хочешь — вместе пойдём, помогу подобрать.
— Я не против.
Вдвоём они направились на торг. Рубаху купили шёлковую, лазоревую. Штаны буквально безразмерные, под любое телосложение, они только на гашнике держались. Гашник — верёвка такая, вроде пояса, которую можно подтянуть и завязать. Ну и головной убор взяли в завершение — из толстого сукна, колпаком называли его.
Переодевшись, Никита сразу на местного стал похож — не отличить. Свою одежду он связал в узел. А вот поменять кроссовки на короткие сапожки, которые предлагал взять Куприян, отказался. Местная обувка — вся, без различия — что на левую ногу, что на правую. В своей удобнее и привычнее, и в глаза не очень бросается.
Они прошли к избе. Куприян достал ключ, отпёр замок и распахнул дверь.
— Заходи!
Изба оказалась неплохой. Три комнаты, деревянные полы, печь — даже кухня. Но готовить тут Никита пока что не собирался. И место у избы удобное. В квартале — шумный торг, по другую сторону — храм. Куда ни пойди, мимо не пройдёшь.
Удобное положение избы Никита сразу оценил. Успенский собор — главный храм Владимира в то время, службы многолюдны, богомольцы мимо избы по-всякому идти будут. Только вывеску какую-то сделать надо. Видел он в городе уже — то крендель у булочной, то ножницы над входом к цирюльнику. Правда, вывески невзрачные, художник явно без таланта. И что занятно: на вывесках только рисунки, чтобы и неграмотный человек мог понять. Тогда что ему отобразить? Никита задумался.
Куприян кашлянул:
— Прости, купец, задумался.
— О чём?
— Вывеска у входа нужна — вот как у булочной.
— Сделай.
— Самому? — удивился Никита.
— Зачем самому? Попроси монахов-иконщиков. У них и краски есть, и навык. Полагаю, недорого возьмут, чай, не икона.
— Только не знаю, что изобразить?
Тут и Куприян задумался.
— В городе-то вывески у лекарей есть?
— Только у повивальной бабки младенец изображён. А у других — нет ничего, да где они живут, народ и так знает.
— Нет, так не пойдёт.
— Тогда иди в монастырь, к иконописцам. Может быть, они подскажут.
Никита так и сделал — тем более что Рождественский монастырь был недалеко. Куприян отправился домой, а Никита — в монастырь.
Иконописная мастерская располагалась в отдельном здании. Здесь пахло красками, за столами над досками корпели монахи. В это время иконы писались ещё для церквей на выдержанном сухом дереве.
На вошедшего никто не обратил внимания, и Никите стало неудобно: монахи делом заняты, а он с вывеской. Может быть, какими-то из этих икон люди будущего в музеях или в храмах любоваться будут.
Он уже собрался развернуться и уйти, как сидевший за ближним столом монах поднял голову. Никита думал — отругает, чтобы не отвлекал, но монах ободряюще улыбнулся:
— С чем пожаловал, гость? Икону для дома хочешь?
— Мне бы вывеску сделать…
Монах удивился.
— Иди к старшему, вон он в углу сидит.
Никита подошёл, поклонился и изложил свою просьбу.
— Вывеска тебе для чего надобна? Небось, народ пьяным зельем дурить будешь? — нахмурился монах.
— Что ты, святой отец! Лекарь я.
Монах просветлел лицом:
— Богоугодное дело. Пожалуй, что и возьмёмся. А что изобразить?
Никита и сам не знал, думая, что иконописцы подскажут.
— Наверное, красный крест, и слово «лекарь».
— Крест — это хорошо, только почему красный?
Не объяснять же монаху, что красный крест принят организацией здравоохранения как символ медицины наряду со змеёй и чашей — так это ещё от Асклепия идёт.
— Видел, потому как в других городах побывал, — нашёлся он.
— Ну коли так — сделаем. Работа несложная, послушников посажу. А размеры-то какие?
— Локоть в высоту и пять длиною.
— И доску такую найдём. Приходи через седмицу.
— А пораньше?
— Чудак-человек! Краски высохнуть должны.
Никита поклонился и вышел. В самом-то деле: краски масляные, сохнут долго, это не современные эмали.
Время до вечера ещё было, и Никита стал переносить в арендованную избу всё, что успел собрать для работы: кое-какие инструменты, самогон, серную кислоту. Определился, где в избе что будет — где приём вести, где перевязочная. Но опять незадача — мебели нет. Стол деревянный нужен — даже два, стулья или табуретки, скамью в сенях для ожидающих. Вроде мелочи, но без них работать невозможно. В больнице работать проще было, он пришёл на всё готовое. И стены стояли, и кровати для пациентов, и операционная с инструментарием, и медикаменты…
Никита вздохнул. Сейчас медициной и не пахнет, чисто хозяйственно-бытовые вопросы. Уходит время, тают деньги, взятые у купца в долг, а когда он работать начнёт — ещё вопрос.
Следующим утром он направился к столярам, благо — умельцы на Руси не переводились, и дерева полно.
За пару дней заказ исполнили и в избу привезли. Сразу в избе запахло сосной.
Ещё день ушёл на медника. Никита заказал нечто вроде самогонного аппарата. Да не для того, чтобы самогон гнать из свеклы или зерна — на то корчмарьи есть. Хотел попробовать эфир сделать.
Когда принёс в избу изготовленный аппарат, сразу решил опробовать. Налил в котёл с крышкой самогона, занёс над ним корчагу с кислотой и остановился, задумавшись. А сколько лить? Про ингредиенты помнил — а количество? Не говорили о том на кафедре химии. Никита и предположить не мог, что кто-то из докторов сам эфир сделать попробует. Он вылил половину серной кислоты и поставил котелок на огонь в печи.
Спирт — не вода, нагрелся быстро. Из змеевика закапало. Никита заметался, едва свободный кувшин на кухне нашёл.
В воздухе запахло знакомым запахом эфира. «Вот простофиля! — укорил себя Никита. — Надо было хоть какую-то ёмкость приготовить — эфир испаряется быстро». Не предусмотрел, поторопился.
Сняв с огня котелок, он пошёл на торг. Была там лавка, где стеклянными изделиями торговали — стаканами, вазами, листовым стеклом для окон. Товар скверного качества, с песчинками внутри стекла, местами разной толщины, и стоил дорого. Например, стекло на окна покупали люди богатые. Средний класс, вроде ремесленников, вставляли в окна слюду. А крестьяне скоблёный бычий пузырь натягивали. Свет он пропускал, но за ним ничего не было видно.
Бутылка, вернее — штоф гранёный в лавке нашёлся. Никита торговался долго, но взял. Не для хранения самогона — для работы надо. А главное — на штофе пробка была.
За пару часов он перегнал эфир в штоф. Нюхнул готовый продукт — самое то.
Следующие несколько дней он только и успевал, что за заказами бегать. Ланцеты — вроде скальпеля — у оружейника забрать, потом — в монастырь за вывеской. Увидев её, он обомлел, не зная — то ли смеяться, то ли плакать. Слово «лекарь» написано крупно и правильно, но вот крест красный? А что судить иконописцев строго, если они его не видели? Нарисовали самый настоящий православный крест, только красный.
Никита крякнул от досады, но заказ забрал. Сам виноват, нужно было эскиз креста набросать. Ведь иконописцы представляли крест только восьмиконечный, христианский, да ещё косой крест знали, на котором Христа распяли.
Доска, на которой вывеска нарисована, хоть и сухая была, но тяжёлая. Нести неудобно, однако Никита донёс. Теперь гвозди нужны и молоток. Мелочь, только где взять? Буквально всё с нуля начинать надо.
С гвоздями и молотком сосед выручил, и даже помог прибить вывеску. Одному невозможно — держать и приколачивать.
Потом — новый поход за самогоном. Ведь тот небольшой запас в кувшине он на эфир перевёл. А самогон нужен руки протирать — дезинфицировать, инструменты замачивать, а лучше — обжигать на спирту. Лучше прямого огня для стерилизации нет ничего. На последние деньги Никита взял сразу два больших кувшина, каждый — литров на пять.
Корчмарь удивился:
— Вроде с виду не забулдыга, а берёшь много.
— Да мне не пить.
У корчмаря глаза от удивления на лоб полезли:
— А что ещё с переваром делать можно? Самые горькие пьяницы его и берут.
![Иоанна Хмелевская - Корова царя небесного [Божественная корова]](/uploads/posts/books/161708/161708.jpg)
