Владимир Поселягин - Осназовец
— Здорово, Батя.
— Докладывай, — влет велел тот.
Косясь на присутствующих армейцев, я кратко изложил захват техники и уничтожение передового отряда вермахта и перечислил то, что удалось взять трофеями, а также чем поделился с армейцами. Также я сообщил, что гоню технику к нам на базу, мол, будут учебным пособием, майор сразу вник, что я хочу, и начал отдавать команды.
— Ясно. Значит, так, у меня друг — начальник особого отдела фронта, ты его знаешь, тот, что две недели назад приезжал за пополнением и нахваливал твои «монки».
— Это который предлагал, чтобы у нас открыли отдельную кафедру для обучения сотрудников по выявлению и уничтожению диверсантов в тылах наших войск? — уточнил я.
Еще бы я не помнил его, он, изучив мои записи — восемь толстых блокнотов исписал, меня же и хотел поставить на эту кафедру. А весом он обладал немалым, и к нему прислушались. Ладно, я раньше свалил.
— Да, он. В общем, я сейчас с ним свяжусь, дальше будешь выполнять его указания. Ожидай на этом аппарате. Все ясно?
— Да, товарищ майор, все ясно.
— Ожидай звонка.
Положив трубку, я сказал присутствующим:
— Похоже, я тут задержусь у вас, снова у телефона велели сидеть и звонка ждать. Со мной должен связаться начальник особого отдела фронта и дать дальнейшие указания.
Это сообщение вызвало еще большее охреневание, но командиры быстро пришли в себя, и мы продолжили чаевничать по второму кругу. Галет я принес много, хватало, а шоколад и сахар уже подъели. Я коротко описал любопытным командирам, как «мы» ликвидировали немцев. Приукрасил, конечно, да немного опытом поделился, так что рассказ прошел на ура. Ко всему прочему, я рассказал о тех дезертирах, что ограбили соседей Павла Аристарховича.
— Шестеро? — уточнил старлей. — Картошки и самогона у них при себе уже не было, но перегаром несло, да и пальто я помню. Вчера вечером за час до раненого военврача к нам вышли. Мы их во взвод Тимошенко определили.
— Понял, займусь этим немедленно, — кивнул политрук, когда старлей посмотрел на него.
Мы еще немного пообщались, после чего Морозов вдруг спросил:
— Курсант, слушай, тебя как зовут?
— По документам Григорием, — пожал я плечами.
— То есть это не настоящие твои фамилия и имя? — сразу ухватил суть политрук. Он вызванному бойцу уже отдал несколько приказов насчет подозрительных красноармейцев, чтобы их доставили сюда. Но сам даже зад не поднял со стула.
— Конечно, мы никогда не пользуемся настоящими данными, нам это запрещено.
— А как тебя зовут? — спросил старлей.
— Зовите Григорием, я привык уже, — пожал я плечами.
Все это нужно было для более доверительной беседы. Раз я раскрываю такие секреты, то точно свой.
— У тебя ведь там грузовик, а у нас беженцев полно, женщины, дети. Может, заберешь? Сам понимаешь, немцы утром двинут, и тут бой начнется. Не успели мы их отправить, вечером большая часть к нам вышла.
— Да у меня в кузове мотоциклы, — задумался я. — Если помощь будет от наших, то есть людей пришлют, тогда я выгоню технику, и можно погрузить людей. А сколько их?
— Три десятка, есть родственники командиров, что от границы идут. Даже одна женщина-военврач. Правда, она одну руку потеряла после бомбежки, но это вроде у границы еще было. Вчера вечером вышла к нам с девушкой.
— Хм, ясно. В принципе, можно взять, но тут не от меня зависит, а от начальника особого отдела. Как я с ним поговорю, так и решу, брать или нет. Технику я бросить не смогу, а если так распихать, то… Человек двадцать возьму. В бронетранспортер человек пятнадцать войдет, хоть и тесно будет, трое в кабину грузовика, еще человек пять в салон танка… М-да, можно распихать. В кузов лучше не садить, я, конечно, мотоциклы принайтовил, но может подавить, не стоит рисковать.
— Это хорошо, — кивнул старлей и покосился на политрука: — Степ, поднимай людей, чтобы были готовы к погрузке. На всякий случай.
Политрук кивнул и, подняв бойца, что, оказывается, спал в соседней комнате, отдал ему несколько приказов.
— Вы занимайтесь своими делами, а я пойду, освобожу салон «Ганомага», а то он барахлом и вооружением полон.
— Помочь? — поинтересовался старлей.
— Не, я сам.
Тот и так уже видел накопленные мной богатства, не стоит его смущать и заставлять выпрашивать еще что-нибудь стреляющее. Парням, что готовили к заброске в тыл немцев, пригодится форма и оружие, что я набрал, еще как пригодится. Вон, Лучинский аж копытом забил, когда я ему кратко перечислил, что набрал из формы и легкого вооружения, а это у нас самый дефицит.
Выйдя на улицу, я погладил подбежавшего ко мне пса, того, неизвестного, Шмель и так от меня не отходил и лежал под столом, пока мы чаевничали, изредка хрустя галетами, что я бросал ему. Я отпер бронетранспортер, откинул борт грузовика и, осмотрев кузов, где у кабины были бочка с бензином, коробки с боеприпасами и продовольствием, стал готовить место для всего того барахла, что было складировано в десантном отсеке бронетранспортера. Через задний борт из-за сцепки не пролезешь, пришлось через пассажирскую дверь бронетранспортера спереди все вытаскивать, намучился туда и обратно протискиваться.
Форму я частично убрал в люльки мотоциклов, там было почти чисто, и влезло почти все, а оружие переносил и складывал у бочки с бензином. Заодно проверил ее, полная оказалась.
Я уже заканчивал, как раз носил ремни с чехлами амуниции и ранцы, когда выскочил на улицу Кузнецов и сообщил, что зазвенел телефон и его уже снял политрук. Быстро закрыв борт «Опеля» и заперев «Ганомаг», я поспешил в здание сельсовета.
Стоявший у телефона политрук кого-то слушал, изредка машинально кивая. Заметив, как я прошел в помещение, он тут же сказал:
— Товарищ капитан госбезопасности, курсант Якименко только что подошел… Хорошо.
Взяв протянутую трубку, я сообщил о себе и прислушался к собеседнику с той стороны линии. Он мне не был знаком, но стало ясно, что он из особого отдала Брянского фронта и выполняет поручение командира. Быстро войдя в курс дела, он уточнил, как у меня с горючим, и, узнав, что до Москвы хватит, велел выдвигаться к следующему населенному пункту, районному поселку, где меня будут ждать представители особого отдела ближайшей части. Странно, это село находилось немного в стороне от моего маршрута.
— Ясно, разрешите выдвигаться?
— Выдвигайся… курсант.
Вернув трубку политруку, тот положил ее на аппарат, я спросил у него:
— Спички есть?
— Зажигалка, — достал тот из кармана серебряную зажигалку с красивым орнаментом по бокам. С интересом осмотрев ее, я достал из кармана все свои липовые документы и, скомкав, положил в пепельницу, поджигая. Заметив удивленный взгляд политрука, сержанта не было в комнате, сказал:
— Недействительны они теперь, приказали уничтожить.
— А-а-а, — протянул тот. — Как сложно у вас все.
— Что есть, то есть, — согласился я, наблюдая, как бумага превращается в пепел.
В это время дверь открылась, и послышался тонкий девичий голосок, показавшийся мне знакомым.
— Товарищ командир. Мы уже собрались на улице…
Обернувшись, я посмотрел на Селезневу, что так же ошарашенно пялилась на меня.
— А ты что тут делаешь? — удивленно спросил я. — Ты же эвакуироваться успела.
— Поезд разбомбило, вот все иду, — тихо ответила она, а глаза радостно заблестели. Стремительно подойдя, она судорожно обняла меня, и я почувствовал, как сотрясается в рыданиях ее тело.
— Знакомы? — все понял политрук.
— Одноклассница. Да и жили рядом… В одном подъезде. Отцы были командирами Красной Армии, у меня еще и мачеха служила, жаль, что она погибла.
Девушка у меня в объятиях вздрогнула, охнула и стремительно выбежала из помещения.
— Чего это с ней? — удивленно спросил я у полит рука, но тот только пожал плечами. — Ладно, держи краба, давай прощаться. Сейчас погружу людей и двину. До нужного населенного пункта, как я помню по карте, километров двадцать пять, до рассвета хотелось добраться до него.
— Удачи, — крепко пожал мне ладонь командир.
В это время в помещение прошел Морозов, он разбирался с теми красноармейцами, которых уже подвели к штабу обороны, то есть к сельсовету, а за ним, к моему удивлению, в драной одежде и старом пальто в комнату шагнула тетя Нина. Живая, только пустой рукав левой руки бросался в глаза.
Зашедшая следом Селезнева звонким голосом сказала:
— Я же говорила, Женька это. Живой и здоровый.
Услышав мое настоящее имя, оба командира синхронно улыбнулись. Тетя Нина подошла и так же молча обняла меня одной рукой, прижавшись, командиры смущенно переглядывались. Селезнева смотрела на нас от дверного проема, и на ее глазах стояли слезы. В это время Шмель, который вылез из-под стола зевая, принюхался и стал скакать вокруг нас, тыкаясь мокрым носом в ноги тети Нины. Та охнула, наклонилась и погладила щенка, который вспомнил ее. Ведь видел давно, сколько времени прошло, а запах узнал, и руки, что кормили его и гладили.
