Андрей Колганов - ЖЕРНОВА ИСТОРИИ
Пошатываясь, богато экипированная фигура подходит к нам. Выворачивая шею, пытаюсь рассмотреть персонаж внезапно образовавшейся интермедии. Ухоженное лицо, запашок спиртного смешан с запахом приличного одеколона, на лице черные усики и аккуратная бородка-эспаньолка.
- Проходи, проходи, не задерживайся! - прикрикивает на него старший.
Человек замирает на мгновение, затем лицо его расплывается в широкой улыбке.
- О, компаньерос!
Размашистым жестом он раскидывает руки в стороны, как будто желая обнять чекиста. Тот отстраняется, но немалое число капель жидкости из бутылки при этом выплескивается на его куртку. Чекист тихо матерится сквозь зубы, машинально опускает глаза к пятнам, расплывающимся на его одежде, и левой рукой пытается стряхнуть спиртное.
Заграничный франт вдруг превращается в стремительный вихрь. Доли мгновения - и он уже стоит позади старшего группы, а вывернутый из руки чекиста наган упирается тому под подбородок. В наступившей тишине слышно, как бутылка катится по полу, а затем замирает.
- Всем стоять! - Резкий повелительный голос стегает по нервам, как хлыстом. - Оружие на пол!
Собственно, наган успел выхватить только один сотрудник ОГПУ - тот, в короткой шинельке, что собирался обыскивать меня. Двое других вцепились в нас с Лидой и оружие достать не могут. Тем более, что "дед", воспользовавшись суматохой, зашел сзади и теперь им в спины глядят стволы двух его "люгеров".
Не нравится мне все это. Неясно, на чьей стороне играет этот франт. И, главное, - вдруг не выдержат у кого-нибудь нервы, хлестнет выстрел, и пойдет перестрелка… А тут Лида! Долго ли шальной пуле метнуться куда не надо. Что же делать?
Грохот сапог на лестнице снизу заставляет меня скосить глаза.
- Куличков! Куличков! - кричит с лестницы какой-то, еще не видимый мне человек. - Ты здесь?
- Здесь я! - мрачным тоном отзывается старший группы. Видно, кричащий ему знаком.
- Все отменяется! Приказано сворачиваться и уходить! Не встревать ни во что! - снова кричит человек, бухая сапогами по лестнице и поднимаясь все выше и выше.
- Где ж тебя раньше-то носило, окаянство твое паскудное! - в сердцах выпаливает чекист, под челюсть которому по-прежнему упирается ствол его собственного нагана.
- Как приказали, так я сразу бегом сюда, - запыхавшись, оправдывается новое лицо в нашей драме, выскакивая на лестничную площадку и растерянно останавливаясь при виде открывшейся ему мизансцены…
В общем, столько мата подряд, в разнообразном авторском исполнении, я, пожалуй, еще ни разу в жизни не слышал. Самым приличным словом в этом потоке было довольно экзотическое для моего прежнего времени выражение "храпоидол". Грешен, хотя и не люблю нецензурщины, но и сам добавил толику в эту полифонию, когда, наклонившись над Лидой, и попытавшись помочь ей подняться, услышал ее болезненный вскрик, и затем стон - "плечо!..".
Вдвоем с "дедом" мы бережно поднимаем ее с пола.
- Эй, матерщинники! - окликает все еще бранящихся между собой чекистов "дед". - Раз уж вы девушке плечо вывернули, дали бы свою машину, что ли, до больницы ее подвезти. Тем более, что и вашему товарищу помощь требуется, - кивает он на здоровенного агента, который, скривившись, сидит на полу, а рядом по линолеуму размазано несколько пятен крови. А, так это его Лида зацепила вторым выстрелом, когда он крутил ей руки.
- Профессионал. Уважаю, - тихонько говорит "дед", ни к кому не обращаясь. О ком это он? Оглядываю всю нашу пеструю компанию. Ага! Франт успел раствориться в сумраке коридора - и никто не заметил, как.
- Но слишком рисково работал, - добавляет "дед". - Видно, характер такой, лихой. Когда-нибудь может крепко нарваться.
У команды чекистов неподалеку оказывается маленький фордовский грузовичок, и, кое-как загрузив туда пострадавших и устроившись сами, всей оравой едем к Склифосовскому.
- Ты что, и вправду только что от Дзержинского? - интересуется у меня старший, пристроившись рядом в кузове.
- Вот как с тобой разговаривал! - уверяю его.
- Ну, ты пойми - у нас же приказ был! - оправдывается чекист.
- Да ладно, все я понимаю. Хорошо уже, что не перестреляли друг друга ненароком. Теперь вот всем рапорта писать придется. Ой, и не по одному разу, - у меня вырывается хорошо рассчитанный вздох. - А к тебе претензий нет. Полномочий ты не превысил, захват твои люди провели довольно грамотно. Только тот, что в ногу ранен, малость оплошал - раз у объекта захвата в руке уже был пистолет, ему надо было сначала оружие выбить.
- Это верно… - задумчиво отозвался старший. - У него подготовка малость хромает. Силен как черт, а оперативной смекалки недостает.
Вывих Лиде вправили довольно быстро, а товарищи из ОГПУ оказались столь любезны, что даже отвезли ее домой.
- Хорошо, что папа опять на работе задержался, - такова была ее первая реакция, когда мы, уже далеко за полночь, вошли в дверь ее квартиры. - У него наверняка сердце прихватило бы, как увидел, что тут творилось. - И тут же, перескочив на другую тему, поинтересовалась у "деда", который все это время неотлучно находился рядом с нами:
- А откуда этот иностранный господин нарисовался, не знаете, случаем?
- Так не представился же он, - с усмешкой развел руками "дед".
- Думаю, такие кадры есть только в двух ведомствах - в Коминтерне и в ИНО, - высказываю свои соображения. - Коминтерн к нашим делам никаким боком, так что, вероятнее всего, это Михаила Абрамовича человек.
- Не лишено, - отзывается "дед". - Как вариант. У тебя ведь с Михал Абрамычем завязки-то есть?
Ага. Прямо щас я тут все и доложил о моих завязках с "Михал Абрамычем".
- Чайку с нами попьете? - прервав повисшее молчание, интересуется Лида, осторожно устроившись на диване.
- Не, побегу я. Поздно уже, - отнекивается "дед".
- Ему еще Артузову отписываться, - оправдываю его отказ. - Такое дело на завтра вряд ли можно отложить, так?
- Все верно. Без бумажек у нас никуда, - машет рукой "дед".
Провожаю его до двери и крепко жму руку:
- Выручили вы нас!
Тот в ответ только хмыкнул и пожал плечами, а затем пробормотал:
- Это сколько же грязи разгрести придется… Видно сразу, что дело тухлятиной попахивает.
- Еще как! - соглашаюсь с ним.- И не попахивает, а воняет за версту! Ну, товарищу Артузову привет и благодарность! - снова жму ему руку.
Вернувшись в комнату, устраиваюсь рядом с Лидой, аккуратно обняв ее так, чтобы не потревожить больное плечо.
- Кажется, пронесло! - вырывается у меня.
- Сколько раз? - невесело шутит девушка.
Ничего не отвечая на эту подначку, склоняю голову к ее голове и просто сижу, ощущая тепло ее тела рядом, и оглядывая комнату, как будто впервые. Высоченное окно, от потолка почти до самого пола. Под окном виднеются дверцы шкафчика - "холодильника". С противоположной стороны от окна - две колонны, между которыми висят портьеры, отделяющие альков с кроватью. Стены украшены аналогичными колоннами, точнее, их имитацией. Участки стен между колоннами вмещают прямоугольные рамки из простого багета, а пространство внутри рамок затянуто обоями. По плинтусу проложен сверхнадежный электрический кабель в свинцовой оболочке.
Все это мне хорошо знакомо. Я ведь и сам некогда прожил в этом доме несколько лет своей жизни. А теперь… Теперь можно просто сидеть и наслаждаться близостью девушки, которую обнимает твоя рука. И ничего, кажется, больше и не нужно на этом свете.
Ничего? Просто сидеть и наслаждаться? Там, за окном, Москва, в которой не у каждого есть хотя бы своя комната в коммуналке. А дальше раскинулась Советская Россия, где электрический свет - большая редкость, доступная лишь в городах, да и то не всем. "Просто сидеть"… Нет, совесть не позволит.
Но, другой мой ситный, много ли ты добьешься путем бюрократического обстрела разного начальства своими записочками? Нет, как один из путей, и этот может при случае принести плоды. Однако тебе явно не хватает соратников или хотя бы просто друзей, которым ты бы мог доверить свои замыслы - пусть не все, пусть лишь некоторые, - и которые могли бы подхватить твои начинания, сделав их и своими тоже. Пока разве что один Лазарь Шацкин стал в какой-то мере таким другом. Ведь даже с Лидой ты своими задумками не делишься, и до участия в своих делах не допускаешь. А, казалось бы, ближе нет у тебя человека в этом мире. Бережешь? Любимых так не берегут. Если уж вместе, то до конца.
Эти мысли, придя в голову, так и не желали отпускать меня. И все же, до чего же не хочется вовлекать девушку в этот круговорот. А с другой стороны, ведь уже вовлек. И это не первая стычка, в которой ей пришлось принять самое активное участие. Так что, может быть, все же стоит раскрыть перед ней карты, чтобы она могла идти рядом не с завязанными глазами?
Тем не менее, в тот вечер я так и не решился на откровенный разговор.
Глава 45. Дела сердечные… и не только
Мои слова насчет рапортов оказались пророческими. Хотя к себе я их всерьез не относил, все же и меня не миновала чаша сия. Сам Менжинский позвонил мне на работу и настоятельно попросил возможно скорее явиться для дачи свидетельских показаний. Очень настоятельно. Сочтя невыгодным затягивать это дело, да и портить отношения с Вячеславом Рудольфовичем - все-таки зам Дзержинского и начальник Секретно-оперативного управления ОГПУ - сорвался с работы и прошелся до Лубянки. Найдя по номеру комнаты, указанному в пропуске, кабинет следователя ОГПУ, лаконично изложил ему подробности вчерашнего инцидента. В конце не забыл присовокупить, что претензий не имею, и, расписавшись в протоколе, был отпущен.
