Другой Путь (СИ) - Марков-Бабкин Владимир

— Это так, Матушка.

— К тому же, как после всего случившегося он появится среди обидчиков в Академии? Того и гляди всё выльется в отвратительную драку. И тогда что мне делать с ним?

— Согласен, Матушка, но, что делать?

Усмешка.

— Ну-ну, и что делать? У тебя же есть предложение? Иначе ты бы не приехал.

— Матушка, ваша мудрость сделала бы честь Царю Соломону и всем мудрецам Древности.

Смех.

— Подхалим ты знатный! Ладно, что ты хочешь?

— Я думаю, что России было бы полезно, чтобы местом отбывания домашнего ареста Ломоносова был бы избран Итальянский дворец. И у меня под присмотром, и оборудование есть, и Отечеству польза. Да и охрана у меня вашими стараниями лучшая что ни на есть.

— Любопытно, — наслаждаясь вкусом чая проговорила Императрица, — так же можно и других толковых арестантов собирать в одном месте да работу давать по уму.

Вот сметлива Елисавета Петровна! Не даром говорят, что ума у неё много, хоть ум тот и женский.

— Именно так, Матушка, — «поддерживаю» Высочайшую идею, — пока срок и дознание платить им скромное, но подъёмное жалованье, семью радовать продуктами. И пусть работают наши светлые головы на Россию.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ИТАЛЬЯНСКИЙ ДВОРЕЦ. САД. 8 июля 1743 года.

— Так, да?

Пауза.

— Я вот так тогда.

Киваю.

Ушаков отпивает чай из чашки.

— Хороший у тебя чай, Государь. Только остывает быстро.

Разглядываю фигуры на шахматной доске и отвечаю:

— Это поправимо, Андрей Иванович, поправимо, — кричу, — Катя!

Горничная появилась из ниоткуда почти сразу. Это она умеет.

— Да, барин?

— Катюш, завари нам снова чаю. И к чаю обнови.

— Слушаюсь, барин!

Исчезла она так же быстро, как и появилась. Почти бесшумно. Юбки только шуршат при ходьбе.

Глава Тайной канцелярии поглядел ей вслед.

— Хорошая у тебя горничная, Государь.

Киваю.

— Да, не жалуюсь. Расторопна и понятлива.

— Ты, Государь, как я слышал, её к Анастасии Павловне приставил?

Делаю неопределённый жест.

— А я вот сюда. Шах.

Генерал вновь обозрел поле битвы на нашем столике.

— Хм… А мы — сюда.

Двигаю другую фигуру.

— Всё равно шах. Только с другой стороны.

— Да, всё верно. Есть такое наблюдение. И как поживает Настасья Пална?

Задумчиво отвечаю:

— Ты, Андрей Иванович, о сём знаешь, лучше, чем я.

— С чего бы, Государь? Она — твоя фаворитка, а не моя.

Кивок.

— Это да. Но, смотрят-то за ней и её семейством твои люди. Я её вижу только здесь, да у Матушки на балах. А как там у неё и что — я ведать не ведаю.

— И она ничего не рассказывает?

Усмехаюсь.

— Андрей Иванович, со всем уважением, но, тебе я этого не скажу. Причину ты сам понимаешь. Если что-то касается или коснётся Матушки и её интересов, то Государыня узнает от меня об этом первая. И уж она будет решать передавать дело в твою Тайную канцелярию или нет. Мат, кстати.

— Да… действительно. А ты хорошо играешь, Государь. Приятно иметь дело с хорошим игроком.

Киваю.

— Твоими молитвами, Андрей Иванович, твоими молитвами. Ну, что, ещё партийку?

— Пожалуй. А вот, кстати, и твоя Катя с чаем.

«Катя» он выделил интонацией, связав вместе с «твоя». И речь явно шла не о том, что Екатерина — моя крепостная.

— Ваш чай, барин!

— Спасибо, Катюш.

Я подыграл Ушакову в части «твоя». Соблаговолил Кате сказать спасибо. Крепостной. При нём.

Екатерина метнула быстрый взгляд, на Ушакова, и снова обратилась ко мне:

— Будут ещё приказания, барин?

— Пока нет, Катюш. Я позову, когда понадобишься.

Горничная изобразила подобие реверанса и отошла на исходные позиции.

Глава Тайной канцелярии усмехнулся, глядя ей вслед.

— Действительно хороша, Государь.

— На том и стоим.

Я протянул Ушакову две сжатые в кулак руки. Тот мгновение подумал и хлопнул слегка по левой руке. Открываю ладонь — черная пешка.

Что ж, в этот раз я буду играть за белых.

Первый ход. Сразу ответ. И я. И Ушаков. И так далее. Начало партии шло быстро, буквально на автомате.

— Давно хотел тебя спросить, Государь. А почему Катя обращается к тебе «барин», а не «Государь», как все?

Пожимаю плечами.

— Ну, во-первых, не только Катя, а все мои крепостные, которых я с собой из Москвы в Петербург привёз. Во-вторых, я для них действительно барин. А, в-третьих, например, мои голштинцы обращаются ко мне «мой Герцог», хотя я для них тоже Государь, как суверен Гольштинии. Так что, как-то так, Андрей Иванович.

Тот кивнул. Ничего не ответил. Но, явно, зарубку в памяти у себя сделал.

Поглядим, что дальше.

— Твой ход, Андрей Иванович.

Ушаков часто бывал у меня. Нет, не с визитами, и, тем более, не по службе. Просто поиграть в шахматы. Он меня прощупывал и присматривался, я то же самое делал в отношение него. С главой самой могущественной спецслужбы Империи нужно поддерживать ровные отношения. Нет, мы не приятельствовали и никогда не будем. Ничего личного, как сказали бы американцы. Только дело.

Знала ли о наших играх Лизавета? Конечно. Там всегда вокруг неё находятся умные и коварные люди, которые сообщат Матушке всё что было и чего не было тоже. Лесток, например. Говорят, что Шетарди скоро вернётся в Россию. Будет ещё интереснее партия.

— Что скажешь о мире со Швецией, Государь?

Пожимаю плечами.

— Матушке виднее. Хотя я бы предпочёл, чтобы Гельсингфорс отошёл к России.

Кивок.

— Понимаю, Государь, ты там кровь проливал свою и чужую.

Соглашаюсь.

— И это тоже. Но, там и гавань хорошая. Нашему флоту пригодилась бы передовая база на Балтике. К моему разочарованию, дипломаты договорились иначе. А жаль. Пей чай, Андрей Иванович, а то опять остынет.

Усмешка.

— Ничего. Думаю, что ТВОЯ КАТЯ, порадует нас ещё свежезаваренным чайком. У неё хорошо получается. Сразу видно, что У НЕЁ ВСЁ ХОРОШО ПОЛУЧАЕТСЯ.

Киваю, глядя на шахматы, отвечаю неопределённо.

— Да. За что и ценю.

Мой гость ответил тоже с неопределённым намёком:

— Приятно иметь такую крепостную.

— Я вообще люблю приятные вещи, Андрей Иванович. Что говорят в высшем свете Петербурга?

— Кто ж знает, Государь?

— Ты, например, Андрей Иванович. По роду службы ты должен знать кто где и о чём болтает. Потому и спрашиваю.

Отпираться от очевидного он не стал и лишней напускной скромностью не страдал.

— Есть такое, Государь. Вас с Анастасией Павловной всё ещё обсуждают.

— И что говорят?

— По-разному, Государь. Девицы ей завидуют чёрной завистью и обязательно толкнут в спину, стоит ей оступиться. Отцы благородных семейств выжидают. Позиции Бестужевых усилились и это нравится не всем.

Я кивнул. Ничего нового он мне не сообщил.

— А кто отец Кати?

Вопрос был неожиданным и Ушакову удалось меня удивить:

— А в чём вопрос?

— Да, нет, особо ни в чём. Просто порода чувствуется. Простые крестьянки так не выглядят и не одеваются так.

Пожимаю плечами.

— Одевается так, потому что я так хочу. Мне не хочется, чтобы моя горничная ходила по дворцу и улице в сарафане и лаптях каких-нибудь.

— Понимаю. Но, породу всё равно никуда не спрячешь, ни за какими сарафанами. Уверен, что Катя в сарафане выглядела слегка чужеродно.

— Нормально выглядела. Мне просто сарафаны не нравятся, вот и всё.

— Понимаю. Шах тебе, Государь.

Так мы и до мата мне дойдём с этими разговорами. Выбил меня Ушаков из колеи своими вопросами.

Умеет, гад!