Красный мотор (СИ) - Тыналин Алим

К моему удивлению, Циркулев не стал спорить. Внимательно изучил набросок:

— А знаете… В этом что-то есть. Напоминает систему охлаждения, которую мы разрабатывали в Императорском училище. Только вы добавили весьма оригинальное решение.

— Правда? — в голосе Руднева впервые прозвучало что-то похожее на уважение. — Расскажите подробнее про вашу разработку.

Я тихонько отошел, оставив их увлеченных общим делом. Через час вернулся, они все еще обсуждали технические тонкости, успев измазаться в машинном масле и развести вокруг станка целую выставку измерительных приборов.

— Леонид Иванович! — заметил меня Руднев. — А старик-то дело говорит. Тут такие тонкости в термообработке направляющих, что сам черт голову сломит.

— Кхм, — Циркулев попытался принять обычный чопорный вид, но не смог скрыть довольную улыбку. — Должен заметить, что и наш молодой коллега проявляет незаурядное понимание предмета.

— Это хорошо, — кивнул я. — Потому что завтра придет еще три станка. Шлифовальный, зубофрезерный и прецизионный токарный.

— Три станка? — Руднев присвистнул. — А не жирно будет?

— В самый раз, — ответил я. — Нам же нужно наладить производство собственных станков. А для этого требуется соответствующая база.

— Разумное решение, — Циркулев снова склонился над чертежами. — Позвольте предложить схему размещения.

— Нет уж, — перебил Руднев. — Сначала закончим с этим красавцем. Я тут еще пару идей набросал.

Они снова углубились в работу, забыв обо всем. Я смотрел на них и думал — вот она, настоящая преемственность поколений. Когда старый опыт соединяется с молодой дерзостью, рождается что-то действительно новое.

К вечеру станок был полностью собран и выставлен по уровню. Циркулев придирчиво проверял каждый параметр, а Руднев, спрятав обычную язвительность, внимательно следил за его действиями.

— Ну что ж, — наконец произнес Циркулев, — можно начинать пробные испытания.

— Только сначала, — Руднев хитро прищурился, — расскажите поподробнее про ту вашу систему термокомпенсации. Кажется, там была интересная идея с принудительной циркуляцией?

Я оставил их увлеченных очередной технической дискуссией. За окнами сгущались сумерки, в цехе зажглись новые электрические лампы, а два инженера, разделенные возрастом, но объединенные любовью к точной механике, продолжали бесконечный спор о совершенстве станков.

Строительство завершили в рекордные сроки. Даже Руднев перестал ухмыляться и с уважением пожал руки строителям.

Новая измерительная лаборатория сверкала стерильной чистотой. Я специально настоял на белой масляной краске для стен и ярком освещении, все как в лучших немецких заводах. На массивном гранитном столе, установленном на отдельном фундаменте, поблескивали металлом измерительные приборы.

Руднев, непривычно серьезный, склонился над первой партией деталей шпиндельного узла. Его пальцы осторожно крутили микрометр.

— Та-ак… — протянул он. — Сорок девять и девяносто семь сотых. А должно быть пятьдесят ровно. Кто точил эту деталь?

— Позвольте взглянуть, — Циркулев придвинулся ближе, поправляя пенсне. — Действительно, досадное отклонение. Хотя для первой пробной партии могут быть некоторые допущения.

— Для первой партии? — Руднев фыркнул. — Да хоть для тысячной! Три сотых миллиметра на валу шпинделя, это как фальшивая нота в опере. Все изделие насмарку.

Он повернулся к стоящему рядом молодому рабочему:

— Жилин, голубчик, это вы на станке номер три работали?

— Я, Алексей Платонович, — смущенно переступил тот с ноги на ногу.

— И что же вы, уважаемый, резец после каждого прохода не проверяли? А настройку центров кто позволил трогать?

Я ожидал обычной едкой тирады, но Руднев вдруг сменил тон:

— Ладно, идите. Завтра с утра покажу, как правильно. Будем учиться.

Циркулев удивленно приподнял бровь:

— Однако, коллега, вы проявляете неожиданное педагогическое терпение.

— А что делать? — Руднев пожал плечами. — Парень старательный, просто опыта нет. Не всем же в Императорском училище практику проходить.

Он снова склонился над деталями:

— Вот тут, смотрите, Игнатий Маркович. Текстура поверхности неравномерная. Похоже, при шлифовке круг неправильно правили.

— Действительно, — Циркулев поднес к глазам лупу. — Помнится, в Германии на заводе Рейнекера применяли особый метод правки.

— Знаю-знаю, — перебил Руднев. — Алмазным карандашом под углом сорок пять градусов. Только у нас алмазов нет. Придется думать что-то свое.

Он достал из кармана сюртука блокнот, принялся быстро чертить:

— Вот, смотрите. Если изменить геометрию правящего инструмента и добавить осцилляцию, то вопрос решён, видите?

Я с интересом наблюдал, как эти двое, забыв об обычных пикировках, увлеченно обсуждают технические детали. Циркулев что-то доказывал, чертя схемы прямо на полях блокнота, Руднев возражал, но уже без обычной язвительности.

Неожиданно раздался грохот — в лабораторию ворвался запыхавшийся молодой инженер Егоров:

— Алексей Платонович! Там на станке номер пять…

— Тише! — шикнул Руднев. — Это вам не проходная, а храм точности. Что там со станком?

— Вибрация странная появилась при работе.

— Ну конечно! — Руднев хлопнул себя по лбу. — Мы же вчера сменили режим обработки, а динамическую балансировку не сделали. Идемте, коллеги, покажу, как это лечится.

Он сгреб детали в карман сюртука и устремился к выходу. Циркулев, кряхтя, поспешил следом.

— Игнатий Маркович, — обернулся вдруг Руднев, — а помните, вы говорили про способ центровки шпинделя по методу Деритрона? Кажется, он тут может пригодиться.

— Помню-помню, — оживился профессор. — Сейчас продемонстрирую…

Я остался в лаборатории один. На гранитной плите поблескивал забытый микрометр. Взял его в руки, вспомнил свои ощущения в двадцать первом веке, когда впервые держал похожий прибор. Тогда все казалось проще, нажал кнопку на компьютере, и станок с ЧПУ сделает деталь с микронной точностью.

А здесь, в 1929-м, каждая сотая миллиметра давалась потом и кровью. Но именно так, через труд и поиск, рождалось настоящее мастерство.

За дверью раздались голоса, Руднев что-то объяснял рабочим, Циркулев вставлял замечания, Звонарев возбужденно предлагал очередное усовершенствование. Обычный рабочий день продолжался.

Спустя совсем короткое время мы смогли продемонстрировать результаты комиссии. Их уже через месяц невозможно сосчитать. Призывали к нас с заводной регулярностью. Проверяли, как идет строительство завода.

В тот октябрьский день в цехе собралась внушительная делегация из наркомата. Я стоял у нашего первого токарного станка, наблюдая за приготовлениями к испытаниям. Руднев в неизменном лиловом пиджаке колдовал над измерительными приборами, то и дело поправляя сползающие очки.

— Коллега, — Циркулев придирчиво осмотрел режущий инструмент, — вы уверены в правильности углов заточки?

— Уж не учите меня, Игнатий Маркович, — фыркнул Руднев, но в его голосе прозвучала скорее привычка пикироваться, чем настоящее раздражение. — Я эти резцы из особой стали сам затачивал. Можно хоть бриться.

— Начинаем! — скомандовал я.

Станок плавно загудел. Первая деталь, калибровочный вал для проверки точности, медленно закрутилась в патроне. Руднев, необычно сосредоточенный, включил подачу. Тонкая стружка завилась спиралью.

Председатель комиссии, грузный инженер с орденом на лацкане, достал золотые часы:

— На все испытания даю час. У меня еще три завода сегодня…

— Час? — Руднев поднял бровь. — Да хватит и двадцати минут. Только потом не говорите, что это невозможно.

Звонарев, устроившийся у пульта управления, азартно подмигнул мне. Его система автоматической регулировки подачи работала безупречно.

Через пятнадцать минут первая деталь была готова. Руднев бережно снял ее, понес к измерительному столу. Комиссия сгрудилась вокруг.

— Позвольте, — Циркулев первым взялся за микрометр. — Так… отклонение от номинального размера… невероятно!