Штангист: Назад в СССР. Том 2 (СИ) - Март Артём
— Согласен, — кивнул Дима.
— Я предлагаю проходку на толчок, — сказал я.
— А-а-а-а не, — Дима покачал головой. — Я про тебя слышал. Мне ребята рассказывали, что тебя батя натренировал в технике. Давай упражнение насилу. Предлагаю приседания. Кто на один раз присядет больше.
Я нахмурил брови. Признаюсь, это было насовсем по моему плану. Я предполагал, что упражнение будет на технику. Так, у меня было больше шансов не допустить ошибки на большом весе и переиграть Диму за счет своих умений. А если пойдем в приседания, тут уж шансов будет меньше. Потому как в приседаниях играет роль чистая сила, а техника отходит на второй план. И тут сложно было сказать, на что способен Дима. Да только и отступать было нельзя. Однако я решил попробовать и тут одну хитрость, чтобы проходка пошла по моим правилам.
— Вова, — шепнул мне Сережа. — А вдруг он тут тебя выиграет?
— Давай я против него, — проговорил Артемий полушепотом. — У меня приседания за семьдесят. Он столько не жизнь не сядет. По нему ж видно.
— Коней на переправе не меняют, — сказал я серьезно. А потом обратился к Диме: — а что это ты решаешь, в каком упражнении будет проходка, а? Трусишь на толчок идти?
— Я трушу? — Возмутился он. — Да говорю ж, знаю я, что ты хитрый! Приседания будут честнее!
— А я так не считаю. Мы с тобой штангисты, а не кони-тяжеловесы. Нам надо и в технике состязаться, а не только в грузоподъемности.
— Приседания, и точка! — Заносчиво задрал подбородок Дима.
Когда я решительно пошел к мальчишке, все удивились. Ребята, что стояли за ним, даже с места сдвинулись, подступили к Диме ближе, решив, что я собрался драться.
Сережа с Артемием и Игнатом тоже не мешкали, пошли следом за мной, чтобы поддержать, если завертится.
— Тогда так, — я протянул нахмурившемуся Диме кулачок. — Давай камень, ножницы, бумага. Кто выиграет — выбирает упражнение. Согласен? Или все-таки затрусишь? На одни только приседания надеешься?
Дима уставился на мою руку, поджал губы в краткой нерешительности.
— А давай, — сказал он вдруг, заглядывая мне в глаза и протягивая свой кулак.
Все в спортзале затихли, наблюдая за нами. Даже те ребята, что сторонились перепалки, заинтересовавшись, бросили разминку и приблизились посмотреть.
— Ну тогда поехали.
Синхронно мы затрясли кулачками, заговорили хором:
— Камень, ножницы, бумага. Цу-е-фа!
Глава 7
— Цу-е-фа! — Выкрикнули мы хором.
Дима ухмыльнулся, видя, как его ножницы режут мою бумагу.
— Ну, не повезло, — пожал он плечами беззлобно. — Значит, будет у нас проходка на приседания.
— Да трех раз! — Вмешался вдруг Матвей. — Играть надо до трех раз!
— Такого уговора не было, — решительно ответил ему Дима. — Надо заранее правила обговаривать.
— Я всегда до трех раз играю! Так выходит честнее!
— Тихо ты, Матвей, — обернулся я к обритому мальчишке. — Дима верно говорит: у нас не было уговора, чтобы играть до трех раз.
Матвей было, сначала удивился моим словам, потом хмуро вздохнул.
— А я всегда играю до трех раз, — пробурчал он себе под нос.
— Ничего страшного, — по-доброму улыбнулся я ему. — Приседания так приседания.
Мы пошли к одной из стоек для приседаний. Лежал на ней старый стершийся гриф, который был теперь слишком скользкий для рывка или толчка, и его перенесли сюда, не переживая, что износившаяся насечка сотрется о стойки и спины тренирующихся.
— Как и договаривались, — начал я, когда ребята окружили нас с Димой широким полукольцом. — Начинаем с разметочных. Потом будем добавлять.
— А кто первый садится? — Спросил Дима.
Улыбнувшись, я снова протянул ему кулак. Мы с Димой вновь сыграли в камень, ножницы, бумага, но на этот раз моя взяла. Выкинув ножницы, я затупил его камень.
— Повезло, — сказал он все также добродушно, а потом уколол: — жаль, что повезло только сейчас.
— Ничего. Будешь догоняющим, — не остался я в долгу.
Дима натянуто улыбнулся и покивал. Отправился к своим и попросил дать гимнастический пояс. Стал затягивать его на талии.
— Зря ты не стал упираться в цу-е-фа, — шепнул мне Артемий, когда я тоже принялся надевать отцовский пояс.
— Он бы мог не согласиться, — пояснил я. — тогда у нас началась бы не проходка, а споры, как нам на цу-е-фа играть.
— А если не сядешь сколько надо? — Нахмурил он свое правильных черт лицо.
— Сяду. Выложусь на полную, но сяду.
Первые подходы были не очень интересные. Мы начали с двадцатки, потом переместились на двадцать пять и тридцать пять килограммов. Следующими были сорок, которые мы, впрочем, тоже преодолели.
Ребята, видя первоначальную рутину проходки, даже стали терять интерес: кто-то возвращался к разминке, другие уходили ждать тренера. Некоторые стали подходить к первым упражнениям из своих тетрадей для тренировки.
— Плохо дело, — обратился ко мне озабоченный Сережа, когда мы с Димой отдыхали между подходами.
— Чего?
— Никто почти не смотрит. Все разошлись. Неинтересно им стало. Так, никто и не увидит, кто из вас победит… — Сергей замялся. — Вернее, не увидит, как ты Димку сделаешь.
Я окинул спортзал взглядом. Задумался, как вернуть их внимание. А потом шепнул Сереже:
— Тут ты прав. Надо их внимание вернуть. И сейчас, я расскажу, как это сделать.
— Как? — Удивился Сережа.
— Очень просто. Только надо, чтобы ты с Артемием и Матвеем мне в этом помогли. Смотрите, что вы сделаете.
После я принялся шептать Сереже на ухо, а тот, внимательно прислушавшись, закивал.
— А точно поможет?
— Еще как, — сказал я.
— Но, Вов, если мы всем это расскажем, а потом ты не выиграешь, тебя вся группа станет считать хвастуном и вруном.
— Я понимаю. Потому проигрывать мне никак нельзя.
Сережа внимательно посмотрел мне в глаза. Потом решительно кивнул.
— Хорошо. Сейчас пацанам все объясню.
— Вова! — Крикнул Дима, — ну че, давай подходить?
Кивнув Диме, я пошел к стойке.
Рыков очень боялся возвращаться в свою квартиру, но другого выхода не видел. Из вещей у него с собой были только расческа, бритвенные принадлежности, спортивный костюм с курткой да белье на смену. А в бега с таким скромным скарбом подаваться он не хотел.
Поставив машину в своем дворе, быстро, даже не глуша двигателя, он побежал на этаж, к квартире. Когда ворвался внутрь, тут же полез в вещевой шкаф, стал комкать и совать в сумку свои вещи.
Он решил уехать из города. В Краснодаре были у него кое-какие друзья еще с армии, у которых можно было бы найти укрытие, хотя бы на время. А вот что делать дальше… Что делать дальше Рыков пока что не знал. Только одна мысль вертелась у него в голове:
«Надо, что б не поймали. А иначе все! Баста!»
Мечтавший о блистательной карьере Рыков, страшно боялся тюрьмы. Страшно боялся срока в пятнадцать лет, если обвинение докажет, что они с Гришковцом совместно занимались взяточничеством на соревнованиях разного уровня. Думал он, что жизнь его в таком случае будет кончина. А мысли о том, что никакой карьеры теперь ему не построить, хоть и крутились где-то на задворках сознания, но Рыков все же всячески гнал их прочь, стараясь не думать об этом.
Рыков старался занимать себя другими мыслями. Хотя они тоже были не сахар, все же думать о них не так тяжело, как о загубленной Медведем карьере. Мысли эти были о деньгах. Заначке, которую Рыков хранил в спортшколе, у себя в кабинете. Ста пятидесяти рублей, которые лежали сейчас в справочнике по тяжелой атлетике, должно было хватить, по крайней мере, на первое время. А там уж посмотрим.
С этими мыслями Рыков застегнул сумку, кинулся было прочь, но застыл напротив входа в спальню. На глаза ему попалась фотография, висящая на стене, в рамке. Там, еще совсем молодые, они с супругой нежно обнимались, улыбаясь зрителю. Рыков нахмурился, не отводя взгляда от черных глаз своей супруги, смотрящей на него с фотографии.