Белый шаман (СИ) - Лифановский Дмитрий

Мишка, почувствовав приток жизни, с хрипом вдохнул, по его телу пробежала судорога и он встал, покачиваясь на ослабевших лапах. И не глядя на меня медленно побрел к ягоднику, из которого несколько минут назад выскочил. Видимо силы к нему потихоньку возвращались. Он шел все быстрей и быстрей, пока не перешел на тяжелый медвежий галоп. Кусты затрещали, и зверь скрылся из глаз.

А я еще долго лежал, приходя в себя. И не было даже сил скинуть рюкзак и достать фляжку. Хотя пересохшее горло изрядно саднило. Наконец, ноги и руки стали чувствоваться. Выхлебав полную фляжку воды, я с трудом заставил себя подняться и направился в свое подземелье. Ни о каких сборах грибов и ягод, как и об охоте, речи быть не могло. Обойдусь пайком.

Дни становились все короче и холодней. Лес окрасился красно-желто-зелеными тонами. А потом и вовсе потемнел, ощетинившись голыми ветками лиственниц, берез и редких осин. Зарядили затяжные мелкие промозглые дожди. Лужи по утрам все чаще и чаще покрывались ледяной корочкой. Наконец в один из дней, выбравшись из своего подземелья, я обнаружил, что земля укрыта пока еще неглубоким, но уже полностью запорошившим ее снежком.

— Ну, здравствуй, Зимушка-зима, — пробормотал я себе под нос, глубоко вдыхая холодный воздух и натягивая на уши собственноручно сшитую из соболиных шкурок шапку, — Надеюсь, я переживу тебя.

Хрустя снежком, двинулся к лесу. Надо сходить посмотреть, как там кладбище. Может, появлялись люди? Примерно, раз в две недели я старался посещать те места, тщательно высматривая следы появления аборигенов. Тщетно. Такое ощущение, что местные отсюда ушли. Это плохо. Чем больше я думал над своей дальнейшей судьбой, тем больше росла уверенность, что без помощи мне не выжить. Или погибну во время одного из выходов от лап и клыков хищных зверей, или замерзну, а вероятнее всего, окончательно сойду с ума, что в моем случае равносильно гибели.

Ручей в распадке полностью еще не замерз, но уже покрылся вдоль берега корочкой льда. С легкостью перепрыгнув его, двинулся к арангасам. Сейчас, когда кусты и деревья сбросили листву, засека и идолы, охранявшие кладбище, выделялись, бросаясь в глаза. Привычной тропой миновал искусственный бурелом и сразу окинул взглядом присыпанную снегом землю. Чисто, даже следов животных нет. Насыпал перед деревянным сторожами прихваченных с собой ягод и положил мороженую рыбину. Зачем я это делаю, не знаю. Просто кажется правильным и все. Ну что же, опять впустую сходил. Ушли отсюда люди, судя по всему.

— Давайте, не скучайте тут без меня, — я махнул рукой идолам и, едва ступив на узкую извилистую тропинку, выводящую из буреломов, услышал за спиной тихое покашливание. По спине пробежал озноб, в руках тут же оказался арбалет. Я медленно развернулся на звук.

Метрах в двадцати, на присыпанном снегом камне, одиноко возвышавшемся над землей, практически в центре кладбища, сидел, скрестив по-турецки ноги, и разглядывал меня с любопытством в узких азиатских глазах невысокий старик с реденькой козлиной бородкой на скуластом морщинистом лице. Длинная куртка из шкуры какого-то животного с капюшоном, из-под которого торчали седые космы, была украшена разноцветными ленточками и увешана нашитыми то ли амулетами, то ли просто украшениями. Узкий пояс, свитый из кожаных шнурков, за который заткнут нож. Старик сидит так, что видна только рукоять. Из-под длинных пол куртки виднеются добротные торбаса. В руке длинная трубка. Кроме ножа, никакого оружия больше не видно.

Встретившись со стариком взглядом, каждой клеточкой своего организма чувствую исходящую от него мощь. Медленно убираю за спину так поспешно схваченный арбалет и, подняв руки с открытыми ладонями вверх, киваю первому встреченному мне в этом мире человеку. Сердце бешено стучится. Как он подкрался так незаметно? Готов поклясться чем угодно, что когда я сюда пришел, здесь никого не было. Старик что-то говорит мне на своем языке. Качаю головой и развожу руки:

— Не понимаю.

Он улыбается, обнажая коричневые зубы, и приглашающе показывает рукой рядом с собой. Подхожу и, забравшись на камень, сажусь рядом со стариком. Он, словно не замечая меня, смотрит перед собой. Потом, лезет рукой за пазуху и достав оттуда кожаную, украшенную фигурками животных фляжку с плотно подогнанной деревянной пробкой, открывает ее и делает несколько жадных глотков. Потом, так же не глядя, подает ее мне. Делать нечего, контакт надо налаживать. А что в этом деле может быть лучше совместной пьянки? Прикладываюсь к горлышку. В нос и горло шибает резким запахом травы и чего-то кислого. Подавив отвращение и рвотные позывы, делаю несколько глотков. А на вкус ничего так, резко и с легкой горчинкой. Возвращаю фляжку. Старик сует ее обратно за пазуху и, наконец, поворачивается ко мне. Его лицо теряет очертания, расплываясь передо мной белым пятном с черными провалами глаз. Голова кружится, тело обретает легкость, и я чувствую, как куда-то лечу.

Глава 5

Какой восторг! Меня кружило, словно на карусели в далеком детстве. Почему словно⁈ Ведь я и есть ребенок, а меня качает на руках Мать-Вселенная! Мне тепло и хорошо в ее объятиях.

— Не спи! Не спи! Не спи! — приговаривает она и начинает подкидывать меня вверх, все выше и выше. И вот я уже взмываю выше облаков. Передо мной темное, почти черное небо с мириадами звезд. Нет! Их здесь гораздо больше. Ведь мириад это всего лишь десять тысяч. А звезд в небе миллиарды и миллиарды. Они кружатся в бешеном хороводе, затягивая меня в свою круговерть. Я сопротивляюсь, почему-то уверенный, что стоит мне поддаться, и я навсегда исчезну из всех планов бытия. Растворюсь в этом мерцании звезд. Взгляд цепляется за неподвижную точку, и она придает мне сил. Взмахнув руками, как птица лечу к Полярной звезде. С чего я решил, что это именно она? Не знаю. Но я уверен в этом. Притяжение усиливается, но меня уже не остановить. Набирая скорость, приближаюсь к Вершине Небесной горы, где у потрескивающего костра сидит тот самый старик. Огонь играет всполохами на его изборожденном морщинами лице.

— А ты силен, — он с интересом смотрит на меня и добавляет, — Я ждал тебя.

Старик говорит на том самом незнакомом мне языке, но я его понимаю. Только вот, что он имеет в виду? Ждал здесь, или там, на кладбище? Да и утверждение о моей силе выглядит издевательством, учитывая расходящуюся от него волнами подавляющую мощь. Он улыбается, видя мое недоумение. Как добрый дедушка. Ох, не верю я таким улыбкам.

— Не веришь мне? — он, что читает мысли? — Правильно делаешь! — старик вытаскивает из огня тлеющую ветку и раскуривает свою трубку. Выпустив клубы вонючего дыма, сморит на меня: — Говорящий с духами не должен никому верить. Духи злобны и коварны. Сядь! — неожиданно приказал он, кивнув на землю. Ноги сами подогнулись, и я уселся на теплый, словно согретый лучами летнего солнца, камень. — Ты сейчас как ребенок. Тебя переполняют вопросы. Но ты не знаешь правильные. Я помогу тебе.

— Ты кто? — наверное, глупее вопроса я задать не смог бы. Но я был растерян, напуган и, пожалуй, зол.

— Это неправильный вопрос, — усмехнулся старик, и взмахом руки остановил готовые сорваться у меня с языка ругательства, — Я скажу, что меня зовут Эрохот и что? Ты стал ближе к пониманию?

— Тогда какие вопросы правильные? — раздражение и злость схлынули. Им на смену пришло детское любопытство. Но к резким перепадам настроения я уже привык.

— Это правильный вопрос, — кивнул Эрохот, — Я расскажу тебе кое-что, а потом ты задашь свои вопросы. Или не задашь, — и опять эта мерзкая ухмылочка. Вот же вредный дед! — Будешь? — он протянул мне свою трубку.

— Нет! — меня передернул при виде замусоленного, обгрызенного мундштука.

— Как хочешь, — хехекнул старик и затянувшись закрыл глаза. Он сидел молча, погрузившись в себя. Я уж было подумал, что старый хрыч закемарил. Очень хотелось встать и уйти. Еще бы знать, как! Вокруг нашей скальной площадки с костерком по центру клубился серый туман, от которого веяло непередаваемой жутью. — Давно это было, — вдруг заговорил старик. От неожиданности я вздрогнул. — Обильна и богата была земля Народа Выдры. Реки и озера полны рыбой, леса зверьми, а в тундре правил Великий Мамонт со своими детьми. Хорошо жили люди тогда. Но пришли в наши земли Ледяные великаны. Сильны и злобны были они. Первым на бой вышел Великий Мамонт со своими сыновьями. Семь дней и семь ночей бились они. Тряслась земля, небо потемнело, а люди и звери разбегались в страхе кто куда мог, — размеренный голос старика завораживал. Мне казалось, что я вижу, как бьются, трубно ревя и вырывая куски мяса из тел врагов, огромные мохнатые мамонты. — Проиграл Великий Мамонт ту битву. Убили и съели его с сыновьями Ледяные Великаны. Там, где бились они, появилась ледяная пустыня. А людям и зверям Великаны велели платить дань страшную. Каждый седьмой день от каждого рода человечьего и звериного надо было отдавать им по ребенку, — старик прервал рассказ. Он, раскачиваясь, замычал себе под нос какую-то заунывную мелодию. С каждым мгновением голос его становился все сильней и сильней, пока от горловых звуков не пошел рябью страшный туман вокруг нас. Ощущение ледяного ужаса немного отступило. А Эрохот резко прекратил пение и продолжил свой рассказ. — Холод и голод пришли на землю. Замерзали на лету птицы, а люди умирали целыми стойбищами. Тогда собрались шаманы людей и зверей и решили спросить духов, как победить злобных великанов. Семь раз по семь дней и ночей камлали они в большом чуме. Многие великие шаманы навсегда остались в мире духов. А потом пришел к ним дух Великого Мамонта и сказал: «Победить Ледяных Великанов может только Старик Лайхуну. Раз в семь лет выходит он из-под земли, чтобы звать своего пропавшего сына. Тогда только можно поговорить с ним. Но не будет он слушать вас просто так. Идите в ледяную пустошь и найдите там мой бивень. Выкуйте нож, сделайте из кости рукоять и подарите Лайхуну. Тогда может быть он выслушает вас. Только поторопитесь, скоро настанет ночь, когда старик Лайхуну выходит на землю». Пошли люди и звери в ледяную пустошь, нашли там бивень Великого Мамонта и сделали все, как он велел. А потом пошли к Лайхуну. Долго отказывался он помочь. Но за нож согласился. Прогнал старик злобных Великанов, а сам остался жить среди Народа Выдры, взяв себе в жены красавицу Кэлбэсам. Многие великие шаманы получились из их потомков. А сына своего Лайхуну, так и не дождался.