Белый шаман (СИ) - Лифановский Дмитрий

Просидел у Веры до утра. Ночью она пришла в сознание, но, по-моему, меня не узнала. Жар после укола спал, но сейчас опять появился. Чтобы сбить температуру обтирал ее уксусом. Приходила Елизавета, хотела помочь, но я ее прогнал. Только утром оставил Золотилову на медсестер. Сам пошел спать, а потом в тюремную больницу. У меня там пятерых вчера привезли. Надо посмотреть, как себя чувствуют, да записать в журнал. На Поликарпова надежды мало. За больными следит, а вот записи сделать всегда забывает. Не до того ему. А я Загорскому обещал вести дневник. Девять доз надо не забыть отложить. Для Веры и Владислава. А арестантов хватит лечить. Этих пятерых подниму и достаточно. Только вот теперь придется дожидаться, пока выздоровеют Вера с Загорским. Один мне обещал рекомендации, а Золотилову просто не могу бросить больную. Пусть между нами нет чувств, но уехать сейчас будет просто свинством. А ведь уже подумывал, что через недельку пора и в Питер. Засиделся я тут в Челябинске. Но сначала держал Ваньша со своей неожиданной любовью. А потом и с Загорским по антибиотикам завязался.

Кстати, Аню уже выписали, и брательник пропадал у Кудимовых, кружась вокруг своей пассии. Не ожидал от Ивана. Ну да ладно, любовь она такая, мозги набекрень сворачивает. По себе знаю. Сам вон без всякой любви ночь у Веры просидел. А тут чувства, понимать надо.

Так теперь у меня и повелось. Тюремная больница, потом к Золотиловой, Загорскому, спать в гостиницу и по новому кругу. Дней через пять на поправку пошли арестанты, а еще через неделю полегчало Вере. Владислав тоже начал выздоравливать. Думаю денька через три буду прощаться со всеми. Пора и своими делами заняться. Сидор у меня зажился на этом свете. Исправлять надо такую недоработку.

По дороге в тюрьму зашел в лавку, купил побольше чая да табака, ну и баранок с сахаром. Не забыл и водки. Сегодня прощаться буду с Поликарповым, да двумя бродягами. Вроде и недолго знакомы, но сработались нормально. Отходную заслужили, что уж там. Федот Степанович душой алкоголика почувствовав халявную выпивку выдал радостный густой луково-перегарный выхлоп от которого у меня перехватило дыхание. Он масляными глазами смотрел на поблескивающий зеленью стекла штоф в нетерпении потирая трясущиеся руки. Сивый собирал нехитрую закусь. Соль, сухари и резаный лучок политый уксусом.

— Эта, Митрий Никитич, — просипел подошедший со спины Кочка, — Там тебя, эта, болезной кличет.

— Какой болезной? — обернулся я на бродягу.

­– Ну, дык, эта. Из последних. Сказать тебе чойта хочет.

Что еще надо этому болезному? Вроде особо не общался с ними. Уколы сделал, температуру измерил, язык посмотрел, записал и все.

­– Веди, — я нехотя поднялся из-за стола.

Палата большая. На тридцать коек. Вернее нар. Кто-то спит, кто-то бормочет несвязанную чушь, кто-то тихонько переговаривается. Прошли в самый дальний конец. Нары позвавшего меня арестанта стояли под зарешеченным окном. Блатное место. Воздух тут свежей, света больше, а параша далеко. Непростой человек поговорить со мной хочет.

— Ты, дохтур, меня вылечил? — тихо прошипел он щербатым ртом.

— Выходит я.

— Благодарствую, — скривился урка в оскале, означающем, по всей видимости улыбку. Он вообще был страшен. Лицо изуродовано какими-то шрамами, взгляд тяжелый, а густая черная борода добавляла разбойничьего вида, — Ты, дохтур, присядь рядом, сказать тебе чего надо.

— Так говори, — садиться к нему на нары не было никакого желания.

— Нее, — ощерился он, — Присядь. Тебе то надо. Ты же человечка ищешь одного.

Я взглянул на стоящего неподалеку Кочку. Тот мелко закивал, подтверждая мои подозрения. Неужели Сидор нашелся⁈ Откинув драное солдатское одеяло, присаживаюсь на краешек нар.

— Мне тут сказали, ты Сидора искал? — зашептал мужик, косясь на соседей.

— Искал, — кивнул я. Мужик еще раз оглядел стоящие рядом нары, потом зыркнул на Кочку, отчего тот тут же испарился.

— Ты это, дохтур, наклонись ближе. А то услышит кто. Нельзя это.

Осторожно наклоняюсь к мужику и чувствую, как сильная рука выметнувшись из-под одеяла хватает меня за отвороты сюртука. Вторую руку не вижу, но уже понимаю, что зря я расслабился. Обрадовался, идиот, что сейчас узнаю о кровнике. А мужик все тянул меня к себе. Я уперся одной рукой в нары а второй попытался отцепить его от себя, но что-то не давало.

— Нашел ты меня, дохтур, — оскалил гнилые зубы варнак, а я почувствовал острую боль под левой лопаткой. Руки налились слабостью. Лицо Сидора стало терять очертания, превратившись в белое мутное пятно. Ну, нет, сука! Так не пойдет! Закусив губу ловлю биение жизни в теле подо мной и вытягиваю ее в себя. Поздно. Меня накрывает тяжелая ледяная тьма, сквозь которую, как сквозь вату доносится полный ужаса предсмертный вскрик Сидора. Хорошо. Так хорошо. Правильно. Я знаю, что он умер, чувствую. И от этого становится легко-легко. Меня кружит, словно на карусели в далеком детстве. Почему словно⁈ Ведь я и есть ребенок, а меня качает на руках Мать-Вселенная! Мне тепло и хорошо в ее объятиях. Это же уже было со мной! Или не было? Или было, но не со мной. Ай, не важно.

— Не спи! Не спи! Не спи! — приговаривает она, подкидывая меня выше и выше. И вот я уже взмываю над облаками. Передо мной темное, почти черное небо сверкающее бриллиантами звезд. Они кружатся в бешеном хороводе, затягивая меня в свою круговерть. И я радостно бросаюсь им навстречу.