Особое задание - Шалашов Евгений Васильевич
Шерлок Холмс без трусов! Пришлось доставать карманные часы, врученные мне вместе с премией. Давно хотел заполучить часы, правда, мечтал о наручных. Но карманные, да ещё с такой гравировкой, тоже неплохо. Круче только «Почетный чекист», но до его учреждения ещё пять лет, а «Красное знамя» нашему брату не светит.
– Ого! – восхищенно сказала Полина, взвесив часы на ладони, открыла крышечку и начала читать: – Товарищу Аксенову В. И. от ВЧК. Ф. Дзержинский.
Часы мне вручал не Дзержинский, а Кедров. Сказал, что Феликс Эдмундович очень хотел бы со мной встретиться, но со временем у него беда.
Возвращая мою первую награду (вру, первой была кожаная куртка, оставленная у тетки), Полина произнесла:
– Ты мне недавно сказал, что станем жить вместе. Но ты же меня не любишь, да, Володя?
Глава седьмая
Первая годовщина революции
В Ижевске ещё идут бои. Добровольческая армия продолжает Кубанский поход, в Крыму немцы, в Архангельске англичане, американцы и французы, в Одессе и Севастополе тоже французы. Как говорится, «список можно продолжить». А в большевистской Москве решили устроить праздник. Кто-то шипел: «Устроили пир во время чумы!», кто-то подсчитывал, что затраты на подготовку и сам праздник сопоставимы с расходами на полк четырехбатальонного состава, а я был совершенно согласен с правительством, решившим устроить грандиозное мероприятие. Праздник нужен даже тогда, когда всё кажется мрачным и тягостным, вернее – когда всё мрачно, он и требуется!
Кедров взял меня с собой на совещание, посвященное вопросам безопасности и охраны общественного порядка во время демонстрации.
Для чего я ему потребовался, непонятно. Возможно, просто для представительности. Типа – у всех есть адъютанты и порученцы, чем же он хуже? Но быть в адъютантах у Кедрова не страшно.
Заседание проходило в Моссовете, и народа собралось немного. Видимо, всё, что можно было решить, уже решили, демонстрация уже завтра, а сегодня только ставили точки над «i».
Председательствующий – мужчина средних лет, с небольшой бородой, но довольно пышными усами, в очках, единственный среди присутствующих, одетый не в военную форму или кожанку, а в костюм-тройку, похожий на приват-доцента из старого фильма про революцию, кивнул в сторону военного товарища, судя по манерам, из «бывших».
– Что у нас с армией?
Военспец, представлявший Московский военный округ – не то помощник Муралова, не то начальник штаба, сообщил, что красноармейцы будут стоять в оцеплении вокруг Красной площади, организована охрана внутри, по периметру, создан подвижный резерв на случай неожиданного нападения извне. Но от диверсий или террористического акта в отношении вождей со стороны участников демонстрации он защитить не сможет.
Пока военспец докладывал, до меня дошло, что «приват-доцент» – это председатель исполнительного комитета Моссовета Лев Борисович Каменев, тот самый, который «и Зиновьев», оба были названы Лениным штрейкбрехерами и другими нехорошими словами за статью в газете, где они накануне Октябрьской революции выступили против переворота.
Лев Борисович, внимательно слушавший докладчика, перевел взгляд на Кедрова, представлявшего ВЧК.
– Михаил Сергеевич, как я полагаю, по линии ВЧК всё обстоит хорошо?
– Так точно, товарищ Каменев, – четко доложил Кедров, словно он в прошлом был не врачом и не революционером с большим стажем, а полковником какого-нибудь гвардейского полка. – Сотрудники ВЧК будут находиться среди участников демонстрации, контролировать колонны изнутри, также они станут осуществлять физическую охрану руководства республики.
– А как они будут контролировать демонстрантов? – не унимался Каменев, словно Михаил Сергеевич мог дать полный и емкий ответ.
Говорили, что у Моссовета – точнее, его исполнительного комитета – с Дзержинским сейчас большие «терки», потому что исполнительная власть считает себя главной властью в пределах РСФСР, а ВЧК во главе с Дзержинским так не считали.
– К каждому из участников чекиста не приставишь, – пожал Кедров плечами. – Но наши сотрудники будут реагировать на все необычное, на все резкие или ненужные движения, на попытки достать оружие. Само собой, от всех случайностей мы не застрахованы.
– Это да, – кивнул Каменев и, сняв очки, подчеркнуто тщательно принялся вытирать стекла белоснежным платком. Закончив, водрузил их на переносицу и перевел взгляд на меня:
– Молодой человек, как я полагаю, ваш сотрудник?
– Так точно. Товарищ Аксенов в недавнем прошлом – начальник отдела по борьбе с контрреволюцией одной из северных губерний, а ныне прикомандирован к Центральному аппарату. Владимир Иванович смог раскрыть белогвардейский заговор, направленный на взрыв моста через реку Шексну. По мнению руководства ВЧК – очень перспективный товарищ, – сообщил Кедров.
Мелочь, а приятно. Я не стал поправлять Кедрова, что мост был не через Шексну, а через реку поменьше, а раскрывал заговор не только я, а многие товарищи, включая мою разлюбезную Полину-Капитолину, рискнувшую влезть в самое логово контрреволюционеров и изрядно за то пострадавшую. Кстати, а под словом «руководство», кого имеет в виду Михаил Сергеевич? Себя или коллегию ВЧК, включая самого Дзержинского?
– Похвально, что центральный аппарат привлекает на службу толковых провинциальных сотрудников, – похвалил моих начальников Каменев. Посмотрев на меня, прищурился: – Товарищ Аксенов, а что бы вы предложили для улучшения контроля?
Вот сейчас как встану да предложу! И барражирующие вертолеты, и снайперов на Кремлевской стене, и проверку документов у демонстрантов, и рамки металлоискателя! А ещё – удалить руководство страны от проходящих мимо людей метров на тридцать-сорок, чтобы затруднить стрелку из пистолета или метателя гранаты работу!
Но вместо этого я встал, уже привычным движением оправил ремень, загоняя складки гимнастерки за спину, и сказал:
– Есть одно предложение, товарищ Каменев, но оно будет звучать странно, а может, и просто смешно.
– Скажите, – заинтересовался Каменев. Обведя взглядом присутствующих, сказал: – Думаю, присутствующие товарищи не станут смеяться, даже если предложение прозвучит нелепо.
Я ещё немножко потянул время, пытаясь сообразить, чтобы мне такое предложить? В голове мелькали демонстранты, державшие в руках шарики, флажки и флажочки. О, придумал!
– Я бы предложил дать каждому из участников демонстрации по флажку, чтобы они шли и размахивали ими.
На несколько секунд, а может, даже и на минуту-другую в зале заседаний воцарилась тишина. Первым суть моего предложения понял, разумеется, Кедров.
– Как я понимаю, демонстранты станут держать флажки, чтобы их руки были заняты?
А вот до «приват-доцента» идея дошла не сразу. Каменев нахмурился, переводя взгляд то на меня, то на Кедрова.
– Поясните, товарищи чекисты. Причем здесь флажки и занятые руки?
Поймав взглядом кивок Кедрова, я начал разъяснять:
– Чтобы выстрелить или бросить бомбу, террористу потребуется свободная рука. Стало быть, ему нужно уронить флажок или спрятать его, чем сразу же привлечет внимание контролера из ЧК.
Кажется, теперь и Лев Борисович Каменев понял, в чем суть.
– А знаете, товарищ… э-э… Аксенов, правильно? В вашем предложении есть рациональное зерно. Единственное, что до завтра на Московских фабриках просто не успеют изготовить такого количества флажков. Может быть, потом, на следующую демонстрацию, воспользуемся вашей идеей.
– Товарищи, здесь есть ещё одно «но», – вмешался суровый товарищ в кожаной куртке, из московского городского комитета партии. – Предложение товарища из ЧК очень похвально, но после демонстрации участники станут выбрасывать флажки. Куда годится, если в урнах или в канавах станут валяться маленькие красные флаги? Напомню, что флаг является одним из символов нашей борьбы за свободу!
Завязался небольшой спор между высокопоставленными московскими чиновниками, станут ли выбрасывать участники демонстрации флажки или отнесут их домой как дорогой сердцу сувенир? Пришли к выводу, что выбрасывать не станут, но предварительно необходимо провести разъяснительную работу с демонстрантами на предмет бережного отношения к символам пролетарского государства, даже если этот символ и маленький.