Олег Измеров - Задание Империи
Они направились к выходу из института, оставив консилиум ломать головы дальше.
— Знаете, Виктор Сергеевич, наша система, наверное, была бы идеальной, если бы не дураки. Интересно, у нас система делает дураков, или дураки — систему? Как вы полагаете?
"Ого! Провокационные вопросы пошли. Нельзя быть слишком умным…"
— Я думаю, что надо до конца выкорчевать последышей вражеских агентов, которые пытаются разложить наши ряды глупостью, — с невозмутимым видом произнес Виктор, и, заметив удивление на лице штабс-капитана, добавил, — так, по крайней мере, в газетах пишут.
— Решили перейти на передовицы? А у меня как раз к вам будет просьба, связанная с вашей писательской деятельностью.
"Доносы, что ли, писать сейчас предложит?"
— Знаете, обычно если представители интеллигенции складывают в уме слово "жандармерия" со словом "писать", у них в равенстве почему-то получается "доносы". Если вы тоже об этом подумали, то вы ошиблись. У нас есть служебная газета, которую не выносят из учреждений, и я хотел бы вас попросить написать какой-нибудь фантастический рассказ и для нее. Что-нибудь про шпионов и диверсантов будущего и про то, как их ловят.
— Интересная тема. Надо будет попробовать обязательно.
— Конечно, попробуйте. Тем более, что гонорары у нас больше, чем у Бурмина.
— Бурмин говорил, что у него самые большие гонорары…
— Ну, откуда ему знать? Это закрытые сведения, как и вся финансовая деятельность жандармерии.
— Понятно. А кому у вас занести рассказ?
— Да тому же Бурмину. Рукопись запечатаете в почтовый конверт и отдадите ему лично в руки. Когда будете отдавать, скажете: "Вы просили двести строк для криминальной хроники".
— "Вы просили двести строк для криминальной хроники". А отзыв?
— Какой отзыв?
"Хм, если Бурмин работает на них, какой отзыв?"
— Это… в смысле, рецензию на статью. Иногда издателям надо сразу и отзыв.
— Не нужно. За гонораром зайдете к Бурмину, он передаст вам его в конверте.
— Никогда не видел, чтобы фантастика была так законспирирована… Но, конечно, я не спрашиваю, зачем.
— Могу объяснить. Во-первых, так удобно и нам и вам. Когда человек ходит в здание жандармского управления, мало ли что могут подумать про него обыватели? Во-вторых, нам тоже нет резон, чтобы в жандармерию ходило слишком много людей, не состоящих на службе государя императора. В третьих, и это главное — это придумал некто в столице и утвердил… Кстати, за мной авто. Вы куда сейчас, может, подвезти?
— Спасибо, я сейчас хотел прогуляться и обдумать ваше предложение. Всего доброго!
— Всего доброго! Так мы ждем от вас рассказ!
Машина уехала, а Виктор не спеша двинулся в сторону Мценской, обдумывая ситуацию. Прежде всего его удивило то, что при том же промышленном подъеме отношения в науке изменились на сто восемьдесят градусов. Если в реальности-2 его понимали буквально с полуслова и хватались за идеи, то в реальности-3 все с порога отвергалось. Плюс предупреждение Бурмина, что изобретатель не должен быть русским. Плюс слова императора в газете в защиту новаторов.
Получается, что здесь в обществе какая-то нетерпимость к отечественным ученым и конструкторам, именно к отечественным. Правда, в этом случае слова Бурмина противоречат словам императора. Но это тоже понятно: во многих реальностях император говорит одно, а делается совсем другое. И тут то же самое: император говорит "как надо", а Бурмин с его газетой под вкусы и предрассудки обывателя подстраивается. Потому и институт только технологический. Без технологов заводы вообще работать не смогут, а что касается конструкции, то люди, не разбирающиеся в технике, наивно думают, что ее можно за бугром купить и поди их убеди, что это глупость.
Было бы проще всего списать эту нетерпимость на политику фашистов и считать, что они сознательно гнобят техническую интеллигенцию. Однако император, наоборот, призывал к новаторству. Кому же верить?
"Может это инофирмы-разработчики здесь недоверие к отечественным кадрам культивируют, чтобы заказы получать? А император либо знает и бездействует, говоря правильные слова, либо пытается бороться с последствиями, а не корнями явления… "
— Виктор Сергеевич! Виктор Сергеевич!
Издали ему махала руками Катя — видимо, заметила его, когда он шел по Губернской площади.
— Виктор Сергеевич, я у хозяина отпросилась, надо в полицию зайти, вид на жительство взять. Я уже обо всем договорилась. С видом на жительство оно лучше будет. Это тут рядом, на Елецкой.
— На Преображенской?
— Нет, на Елецкой. От Базарной до Губернской Елецкая переименована в Преображенскую, а дальше идет опять Елецкая до Литейной.
"Короче: на Комсомольской за III Интернационала. Запутаешься тут со старым и новым историческим прошлым."
10. Идейный отец кибертеррора.
Идя по улице с Катей, Виктор напряженно думал, о чем же должен быть рассказ для штабс-капитана. C одной стороны, явно не хотелось бы вооружать спецслужбы здешнего режима новыми идеями, не выяснив получше, что этот режим собой представляет. Напишешь об электронных жучках, остронаправленных микрофонах для подслушивания, видеокамерах в офисах и магазинах, снятии информации по вибрациям стекла — неизвестно, как это еще и против кого используют. Аналогично было неясно, чем в этой реальности обернутся рассказы о бесшумном оружии, аквалангистах-диверсантах, радиоминах и пластичной взрывчатке. С другой стороны, надо было поддерживать легенду писателя-фантаста, он же инженер-механик. И тут Виктора осенило.
"Напишу-ка я фантастику дальнего прицела. О хакерах и кибертеррористах. Счетные машины у них тут в лучшем случае арифмометры, так что лет двадцать это вряд ли будет актуально, а потом… Ну, должен же быть потом какой-то прогресс общества, борьба за мир и права человека."
Правда, в прогрессе после посещения реальности-2 Виктор уже не был совсем уверен… но лучшего ничего все равно придумать не удалось. И, пока Катя рассказывала ему о динамике спроса на аудиозаписи (кстати, в числе хитов неизменно держалась ария Ленского в исполнении Лемешева), он потихоньку строил в голове план повествования.
Трехэтажное здание полиции на Елецкой оказалось прямо на том месте, где в нашей реальности уютно приютился двухэтажный особняк райкома, ныне райадминистрации. Однако кирпичный треугольный фронтончик с пилястрами и здесь на фасаде был выведен, так что здания были похожи; хотя более всего оно напомнило Виктору уменьшенный Дом Стахановцев.
В паспортном отделе Катя быстро протащила Виктора мимо очереди сидящих в один из кабинетов с возгласами "Нам назначено! Нам назначено!".
— Катерина Михайловна? Заходите, заходите…
Хозяин кабинета был сухощавый мужчина пожилого вида с крупными чертами лица, в круглых очках, с прической ежиком и с седоватыми буденовскими усами. Одет он был в белый мундир с погонами, в коих Виктор не разобрался. На стене прямо за его креслом висел портрет государя императора, а в красном углу висели образа; флаг же держать в кабинетах высших чинов, очевидно, здесь не было принято. И вообще, откуда пошел этот обычай с флагом? Из США? Немцы тоже вроде флагов в кабинетах не держали, они портреты и бюсты держали…
— С чем пожаловали? А, господин Еремин? Читал, в сегодняшнем. Тронуло, знаете, весьма. И вот что скажу: непременно пишите еще!
"Асилил. Цепляет. Аффтар, пеши истчо" — машинально перевел Виктор.
— Георгий Владиславович! Тут вот писатель имел несчастье паспорт потерять, нельзя ли местный вид на жительство выправить? А то он как раз у меня комнату снял — ну, чтобы все по форме было.
— У тебя? Ну, Катерина, сразу, понимаешь, как в город знаменитость — так к тебе на постой. Конечно, выправим. Вы у нас, — обратился он теперь к Виктору, — вроде теперь как местная достопримечательность. У нас тут теперь как заведется писатель какой или музыкант — сразу в столицу! Простору у нас, видите ли, им мало. Паустовский, певец природы, или этот Ильенков, что навроде Феодора Драйзера, про промышленных дельцов пишет, или вон композитор из Почепского уезда, ну, король русского чарльстона, как его бишь, Катерина?
— Блантер.
— Вот-вот. "Джон Грей, тара-ра, ра-ра…" В Москве, в Москве. А вы к нам. Карточка есть?
— Эта подойдет? — ответил Виктор, обрадованный тем, что в редакции дали фотопробу.
— Давайте. Да вы присаживайтесь, присаживайтесь
Несмотря на стоящий на двухтумбовом столе письменный прибор из серого мрамора, полицейский чин воспользовался хромированным вечным пером и заполнил какой-то бланк, наклеил на него фотку стабилином, достал из невысокого коричневого старого сейфа большую круглую печать с орлом и пришлепнул сверху.
