Илья Бриз - Держава под Зверем
— Другие идут во власть, прекрасно понимая, что это тяжелая, но нужная работа. Что ее лучше, чем они сами сделать мало кто сможет. Примеры? Отец, Берия и, как бы странным тебе это не показалось, Маленков. Но, если первые всегда очень четко расставляют приоритеты, — Василий сам не заметил, что говорит об Иосифе Виссарионовиче в настоящем времени. Наверное, в глубине души еще не хочет верить в его смерть, — то Маленков просто не совсем правильно смотрит на меня, как на лидера. Его надо убедить. Причем не словами, а делом. Языком молоть у нас любителей хватает, а потому поверит он мне, только тогда, когда увидит результаты работы.
— Вася, — не выдержал я, — но он же предал Берию в том мире!
— И что? Об этом знаем здесь только мы с тобой. Он для меня — ресурс. Пока не использую, не отдам.
Я посмотрел на Василия внимательно. Да, он к работе, кажется готов.
— А почему ты не предупредил, — я чуть замялся. Чуть было не сказал — Сталина, — почему ты не предупредил отца о Власове?
— Забыл, — тут же ответил Вася, — вот хочешь, верь, хочешь не верь — забыл. Там, — он выделил это слово интонацией, — у меня не было такой памяти, как сейчас. Хотя дело не только в этом. Память — вообще странная штука. Хорошее она помнит значительно лучше, а плохое пытается забыть. А Власов — такая мразь…
В дверь кухни постучали.
— Войдите, — разрешил я.
Появился мой ординарец и протянул какую-то бумагу. Я посмотрел и передал Васе. Четвертая армия вермахта под командованием генерал-полковника фон Клюге, уже третью неделю сидящая в окружении, капитулировала.
— Оголодала, видать немчура. Гитлер пытался воздушный мост для Клюге устроить, как Паулюсу в том мире в Сталинграде, но здесь, это вам не там. Ни тонны, ни килограмма, ни даже грамма грузов им доставить не удалось, — констатировал Вася, когда ординарец вышел.
Похоже, этот мир для Василия тоже стал ближе?
****
— Нет, я категорически против! — Василий занял кабинет отца, и ни одна сволочь не посмела рыпнуться. После моей вчерашней, в общем-то, неприкрытой угрозы многие, наверняка, подумали и сделали выводы. Сейчас Вася сидел с торца длинного стола для совещаний. Там, где обычно сидел Иосиф Виссарионович. Маршал Берия, хотя именно он официально стал председателем ГКО, сидел справа, а я, как всегда, слева.
— Вообще, какой смысл нам воевать против Штатов? Чтобы оказаться одним против всего мира?
— Вася, но они же…
— Василий Иосифович, — перебил и поправил я Маленкова.
Георгий Максимилианович замолчал, посмотрел на Берию и, не увидев какой-либо реакции с его стороны, продолжил:
— Василий Иосифович, но они же убили вашего отца, Молотова, Ворошилова, всю делегацию…
— Кто они? Рузвельт? Его приказ выполнял Линдберг? — Вася говорил спокойно, не вставая со своего места. — Да поймите: эта диверсия бьет по Штатам ничуть не меньше, чем по Советскому Союзу. В общем так. Американцы уже представили все оригиналы документов, подписанных моим отцом на переговорах нашему послу в Вашингтоне.
Василий помолчал, посмотрел на всех присутствующих, вытащил папиросу из пачки «беломора», закурил и продолжил, заметно начиная волноваться:
— Их Конгресс уже ратифицировал эти документы. Торопятся… И правильно делают. Это мое личное горе, это горе всей страны, но отец никогда не простил бы, если мы сейчас не сделаем так, как он хотел. Иосиф Виссарионович Сталин работал для Советского Союза, для его будущего, и мы обязаны продолжить его дело… — Вася запнулся и замолчал.
Берия положил свою руку на руку Василия. Тот явно не мог говорить. Волнение мешало.
— Так, товарищи, — заговорил Лаврентий Павлович, продолжая держать свою ладонь на руке Васи, — мы будем продолжать действовать так, как было решено еще перед войной на том памятном совещании ГКО. Надеюсь, все согласны с моим решением?
Маршал обвел своим тяжелым взглядом всех присутствующих. Несогласных не было. Берия поднял свою ладонь с руки Василия, снял пенсне, помассировал переносицу и надел пенсне обратно.
— Сейчас десятиминутный перерыв и продолжаем, — Лаврентий Павлович посмотрел на Сталина и добавил:
— Василий Иосифович, вы не против?
Некоторые перестали дышать. До них стало доходить, кто теперь главный. Не вывеска, как они поначалу могли подумать. Особенно после моих слов на вчерашнем совещании. Н-да, вот так, одним предложением расставить точки над «и»! Не только принять лидерство Василия Сталина самому, но и заставить это сделать других! Теперь я окончательно понял, что мы сработаемся. Умен Берия, ничего не скажешь. И чего эти идиоты убили его там в пятьдесят третьем? Ведь все могло быть иначе…
Глава 3.
— Как мне тебя называть-то, когда мы один на один?
— Васей, Лаврентий Павлович, Васей, — я усмехнулся, — и давайте договоримся раз и навсегда. Серьезных действий я без вашего ведома предпринимать не буду. Ну, во всяком случае, до тех пор, пока вы сами не отмените этого нашего договора.
Теперь усмехнулся уже маршал.
— Нет, Василий. Я даже объясню тебе почему. Я знаю Синельникова. Я даже знаю, что он каким-то способом может воздействовать на человека. Ну, нас с Кобой этим провести, как на мякине, было нельзя. Мы всегда судили по делам. Так вот, Синельников ни меня, ни Иосифа, ни разу не обманул. Я привык уже ему верить. Его характеристики и рекомендации были всегда точны. Поэтому я поверил ему и в этот раз. Ты, как это нынче называется, — он, обычно при разговоре не шевеливший лишний раз руками, пощелкал пальцами, — сразу получаешь карт-бланш.
— Хм-м, — я даже не знал что сказать. Доверие Берии льстило и обязывало.
— Так, с этим все. Дальше. Что ты собираешься делать с теми, кто голосовал против тебя? — Вот так сразу переходит с одного на другое? Явно политесы со мной разводить не намерен. Время — деньги. Нормальный стиль хорошего руководителя. Сработаемся.
— Кого-то убедить, кого-то — к стенке, — что я еще мог ему сказать?
— Тогда по персоналиям. Жданов?
— Убеждать.
Маршал кивнул, соглашаясь со мной.
— Маленков?
— Убеждать.
Сдвоенный зайчик от стекол пенсне опять прыгнул вниз и вверх.
— Мехлис?
— К стенке.
— А вот здесь ты не прав.
Не прав? Посмотрим, что маршал скажет в его защиту. Я заинтересованно посмотрел на Берию.
— Знаешь, почему твой отец держал его рядом с собой? Он предан и честен. Его невозможно ни купить, ни запугать.
Н-да. Что-то в этом есть.
— И еще, — маршал критически посмотрел, как я достаю из пачки папиросу. Сам он был некурящим, — ему невозможно втереть очки, въедливый до безумия. Да и сам интриговать вряд ли будет.
Я закурил, выпустил струю дыма в сторону, чтобы не попасть на Берию и вопросительно посмотрел на него. Предлагает оставить? Тогда пусть указывает в качестве кого.
Маршал понял меня без слов:
— Расширь Комиссию Спецконтроля до министерства. Ну, скажем, Государственного Контроля, и поставь туда Мехлиса. Польза будет, а любовь его тебе не требуется. А преданность, — Берия усмехнулся, — будет со временем тебе его преданность. Ты же меня понимаешь?
Да, опыта аппаратных игр Берии было не занимать.
— Как скажете, Лаврентий Павлович, — согласился я, — вам ведь действительно виднее.
— А вот поговорить с ним и известить о назначении пошли Синельникова. У него это лучше получится.
Предлагает пойти по варианту злого и доброго следователя? На таком уровне? А ведь наверняка получится.
— Хорошо. Так и сделаем, — с готовностью согласился я.
По списку членов Политбюро прошлись быстро. В принципе, никого немедленно убирать не требовалось. Тимошенко и Громыко, ставшего министром иностранных дел, заместителями председателя Государственного Комитета Обороны маршала Берии решили пока не назначать. В ГКО подавляющее большинство и так оказалось за их, теперь об этом можно было говорить прямо, триумвиратом. Сталин, Берия, Синельников.
Обсудили ситуацию в новой американской части Советского Союза. Решили временно не отменять никаких действующих законов и деятельность партий. Надо было делать все возможное, чтобы народ не ринулся бежать в САСШ. Соответственно все договора канадских производителей зерна и мясомолочной продукции должны быть выполнены, кроме тех, которые были заключены с фашистскими заказчиками.
Уже в конце разговора я закурил очередную папиросу и спросил:
— Лаврентий Павлович, а что мы будем делать с прощанием?
Берия напрягся.
— Что ты хочешь сказать?
— Давка ведь будет. Люди детей потащат. Затопчут ведь.
Как там хоронили отца, я знал. Черт! Вот они из обоих миров и слились для меня воедино. Только, увы, неживые. А ведь в новом своем качестве я так и не успел его увидеть, поговорить…
