Анатолий Дроздов - Витязи в шкурах
— Ты очень умен, хан.
— Как и ты, конязь. Думаешь, я не вижу, как сердце у тебя заливается кровью от моих слов, а руки твои ищут нож. Поэтому я приказал унести все ножи из шатра. Если бы ты был моложе, то набросился на меня с кулаками, и мой нукер, который сейчас посматривает в щелочку полога, зарубил тебя. Я потерял бы две тысячи гривен, — Кончак улыбнулся. — Но ты сидишь смирно, и мне это нравится. Ты умный человек князь и поймешь: дружить надо не с тем, кто близок тебе по крови, а с тем, кто сейчас сильнее…
— Не пойму тебя, хан.
— Все понимаешь. Вы русские не умеете уважать мудрость, оттого и все беды в вашей земле. Много лет назад у вас хватило ума призвать варягов на княжение, но это было давно. Варяги навели порядок в Руси, вас потом очень долго боялись все соседи. Даже греки, которые живут за морем. Но варяги растворились в вашем семени, и все беды воротились. Ваш князь Ярослав, которого вы называете мудрым, заставил склониться все Поле. Мы боялись ходить в ваши земли, потому что оттуда не было возврата. Но Ярослав перед смертью поделил свои земли между сыновьями, вместо того, чтобы назначить главным одного, а остальным приказать ему повиноваться. И вы снова стали убивать друг друга за уделы…
— Откуда ты это знаешь, хан?
— От монаха, которого изгнали его собратья за то, что он, по их мнению, неправильно проповедовал Слово Божье. Монах ушел в Поле, и собратья решили, что половцы его убьют. Мы никого не убиваем просто так, конязь! Монаха привели ко мне, я расспросил его через толмача, и позволил ему жить у нас. Он попросил разрешения проповедовать Слово Божье, и я разрешил. В обмен на обещание научить меня говорить по-русски. Он оказался хорошим учителем. Он также рассказал мне историю русского народа — все, что знал.
— Ты учился?..
— Язык хорошо учить смолоду, конязь, когда голова свежая и память еще чиста, как вода в реке. Моя память уже не та, но я очень хотел знать все о своих врагах. Теперь, конязь, я хорошо говорю на вашем языке. Ты же говоришь по-кипчакски медленно и плохо. Я знаю вашу историю. А что ты знаешь про нас?
Игорь промолчал.
— Если не знаешь, как думаешь победить?
Игорь снова ничего не ответил.
— Монах много обратил в веру твоих людей? — спросил он после долгого молчания.
— Никого.
— Почему?
— Прежде, чем разрешить ему проповедовать, я расспросил его о вашем боге. И долго смеялся, когда узнал, что бог требует от вас любить своих врагов, а русскому воину, поразившего в битве врага, не дают в церкви хлеба и вина, потому что он нарушил приказ бога не убивать. Никто из нас не примет такой веры, конязь! Наши боги требуют жертв, и чем больше воин принесет их идолу, тем более милостивы к нему боги. Это ясно и понятно даже ребенку. А вашу веру, как мне пояснил монах, даже не все священники толкуют правильно — настолько сложна. Особенно трудно всем понять, как один бог может быть одновременно отцом, сыном и святым духом. Люди, которые верят в такого бога, никогда не будут править миром!
— Где сейчас этот монах?
— Он настолько горячо проповедовал Слово Божье, что один хан приказал содрать с него кожу живьем. А тело бросить собакам.
— И ты позволил?
— Хан это сделал без моего позволения. Он думал, что я не стану вступаться за русского. Это был непокорный хан, считавший, что в Поле он может быть сам по себе. Я приказал сломать ему спину перед его ордой. Он умирал долго…
— И одним непокорным ханом стало меньше?
— Это был предпоследний.
— Теперь скажи, что ты хочешь от меня, хан. Не заставляй меня думать, что ты настолько глуп, что рассказываешь мне все просто из желания поговорить.
— Ты умен, конязь. Я это уже говорил. Пойдем вместе на Русь!
— Как?
— Я соберу твоих воинов по ордам, верну им коней, броню и оружие. Вы вернетесь домой без всякого выкупа.
— Ты хочешь, чтобы я жег русские города и убивал русских людей?
— Разве ты не делал этого раньше? Когда мы ходили с тобой на Киев? Когда ты в прошлом году взял Глебов?
— Это мой грех.
— Зачем говоришь так, конязь? Великий хан не должен думать, как простой воин. Тебе нужно было посадить на киевский стол Святослава, и ты сделал это. Владимир переяславльский обидел тебя, и ты отомстил. Мои воины тоже верят: если умрут за хана, в загробном мире они будут владеть несметными стадами и шатрами, полными красивых женщин. Но я-то знаю, что ждет нас там…
— Святослав киевский — мой отец.
— Он твой двоюродный брат, хотя годами годится тебе в отцы. А разве не он выгнал твою семью из Чернигова, когда умер Святослав, твой настоящий отец?
— Я целовал крест ему на верность.
— Кого из русских князей это останавливало? Не смеши меня, конязь! Да и пойдем мы не на Святослава. Он сидит в Киеве, и владеет только городом. Все земли вокруг Киева у Рюрика Ростиславича, а мы с тобой уже ходили на него. Почему бы не сходить еще?
— Мои вои и дружина не пойдут на Русь. Даже если я прикажу.
— Сейчас не пойдут, пойдут позже. Когда посидят в колодках.
— Зачем тебе русские? Сам говорил, что у тебя своих воинов больше, чем нужно.
— Мои не умеют брать города. Наши орды не выдерживают удара закованных в броню русских всадников. Когда пешие русские загораживаются своими высокими щитами и выставляют перед собой длинные копья, у моих воинов бледнеют губы — они знают, как много их поляжет, прежде чем удастся преодолеть этот страшный строй. Мои орды хороши в набеге, но не годятся для правильной войны. Мне нужен полководец. Ты.
— Я не хочу быть твоим полководцем.
— Не спеши с ответом, конязь. Подумай!
— Я не хочу, чтобы меня проклинали во всех русских церквях.
— Тебя не будут проклинать. Когда ты поделишься добычей с вашими церковными ханами, в церквях будут петь тебе осанну. Монах мне рассказывал… Подумай! Ты потерял свои полки, когда один пришел в Поле. Я потеряю свои орды, если один пойду на Русь. Вместе мы одолеем всех. Я знаю, конязь, про русскую лествицу. Самый почетный княжеский стол у вас в Киеве, и он переходит поочередно к самому старшему из вашего рода. Но это правило уже не действует, поэтому мы с тобой и ходили с войском к Киеву. Ростиславичи не хотели отдавать город Святославу, хотя он принадлежал ему по праву. Когда Святослав умрет, за киевский стол опять будет война. Даже если ты дождешься своей очереди, то не сможешь сесть в Киеве. Зачем ждать? Бери сейчас!
— Вместе с тобой?
— Вместе. Но мне не нужны русские земли, а вашим оратаям нечего делать в Поле.
— Когда-нибудь они распашут его до самого моря.
— Не распашут, конязь. Ты будешь править Русью, а я — Полем. Никто не посмеет на нас напасть — все будут бояться.
— И я буду платить тебе дань?
— По белке со двора.
— Не много ли?
— Для тебя совсем ничего… Когда ты станешь править всей Русью, у тебя будет много дворов, очень много. Мои орды перестанут приходить на твои земли, другие соседи будут нас бояться. Русь будет жить мирно и потому богато. Люди будут молиться на князя, который избавил их от войн. Никто не посмеет прогнать твоих детей со стола, когда ты умрешь. Все будут знать, что за ними — Поле. И мои дети будут править спокойно, зная, что за ними — Русь.
— Красиво говоришь, хан. А что будет, когда ты решишь, что белка со двора — это мало?
— Мы поклянемся друг другу.
— Не смеши меня, хан.
— Я пошлю своего сына тебе в Киев, а ты своего — в Поле. Они будут жить, как ханы. Но если кто-то из нас обманет другого…
— Сколько у тебя сыновей, хан?
— Семнадцать.
— Когда-нибудь, ты, возможно, решишь, что резана со двора стоит жизни одного из семнадцати. Что он мог просто погибнуть в набеге…
— Ты очень умен, конязь. Настолько, что мне не хочется отпускать тебя из Поля. Даже за две тысячи гривен. Я пойду на Святослава один, а ты думай! Хорошо думай!
Кончак встал. Игорь заерзал на подушках, для чего-то их перекладывая, затем тоже поднялся. Он был выше ростом, и Кончак посматривал на него снизу.
— Я пришлю тебе женщин, конязь. Красивых, молодых.
— Мне не нужно.
— О чем говоришь? Молодой, сильный мужчина не может без женщины! Еще я пришлю тебе толмача. Он будет учить тебя кипчакскому языку. Тебе с ним будет легко — он верит в вашего бога.
— Ты говорил, что монах никого не обратил.
— Не обратил. Мой толмач — русский, только родился здесь. Последние двадцать лет мы не продаем из полона, взятого на Руси, бронников, мечников, тульников и стрельников. Они живут в Тмутаракани и делают нам оружие. Мы хорошо их кормим и позволяем жениться. Даже молиться своему богу. Лишь делали оружие хорошо. Овлура крестил его отец.
— Я понял, хан, что мне придется жить у тебя долго?
— Правильно понял, конязь
— Тогда я хочу просить тебя.
