Филипп Станиславский - Шёл четвёртый день войны
- Лейтенант, ракеты! Одна красная, одна зеленая ...
Тенью вынырнул из-за его плеча лейтенант, дергал, хватаясь, застежку сумки на боку. Полковник, рассвирепев, сорвал с плеча адъютанта сумку, выхватил ракетницу, раз за разом выстрелил в облачное осеннее небо. Боялся, что на Тамани не заметят сигнала и он не услышит характерный шум снарядов над головой. И вдруг успокоилась, когда увидел впереди, за какой километр огненный вал. Ударила Тамань! И пришла надежда, что не все еще потеряно, сильно, все же, била Тамань, и совсем недалеко было до крымского берега ... То уже пылало там - скирда сена, сарай или здание какая, и отблески пламени высветили красную полоску у самого прибоя, и на этой полоске прыгали на волнах десятки черных точек. Радостно забилось сердце - там, впереди, были мотоботы, баркасы и уже не поднимались фонтаны взрывов, значит удалось главным отрядам уцелеть под артобстрелом, проскочить в мертвую зону. В бинокль было видно фигурки солдат, первая волна десанта, которая выкатилась на берег. Отбежав от прибоя, солдаты почему задержались, засуетились на месте, залегли, похоже, перед проволочными заграждениями или под огнем дотов, которые ожили на побережье. Тамань уже не поддерживала десант огнем, била в глубину, и теперь десантникам предстояло самим резать проволоку и затыкать рот пулеметам в тех дотах. А промедление приведет к тому, что все они навсегда останутся лежать там, на мокром песке. Вслед за ними начнут залегать другие и кончится все это только лишними, бессмысленными потерями. Полковник застонал, как от боли ...
- Сколько нам Еще тащится туда?
- Минут десять, не больше! - Прокричал капитан-лейтенант. - Подходом уже ...
Но полковник уже и сам видел - подходят бронекатера, баржи, мотоботы ... Увидел и удивился их количестве, казалось, мало что останется на плаву после этого кровавого перехода, а все же ... Неплохо поработала Тамань, уже не так выло и грохотало вокруг, ослабла убийственная хватка батарей националистов. А вот с десантом происходило нечто неладное, вблизи берега Пленяли ход, притормаживали, останавливались катера и баржи, будто перед невидимой причальной стенкой. До берега оставалось метров сто пятьдесят-двести, когда все окончательно застопорилось - бронекатера, баржи качались на волнах и не продвигались вперед ни на метр! Двигались вперед, к близкому прибоя только мотоботы и баркасы, шлюпки, которые шли на буксире катеров. Глазков почувствовал, как перестал вибрировать палуба под ногами, дизель не работал, тральщик двигался вперед по инерции, его медленно разворачивало бортом к волне.
- Что это? - Полковник схватил за плечо Осипова. - Почему остановились?
- Дальше нельзя, товарищ полковник. На мель сядем.
От берега донесся многоголосый, протяжный крик. Поднес к глазам бинокль - вся, освещенная пожаром часть берега была усеяна солдатами, они атаковали. Вплоть выругался от радости ... Атакующие скрылись из виду, кажется, пошло у них на порядок, захватили первую траншею, выбили "нациков" из окопов. Теперь навалиться бы всеми силами дивизии, развить успех! А баркасы и шлюпки почему не возвращались. Глазков пошарил биноклем по берегу, и увиденное объяснило все: в белой пене прибоя выбрасывало на прибрежную полосу какие обломки, шевелились черные тела выброшенных прибоем, разбитых волнами мотоботов, баркасов, шлюпок. Жалкие эти остатки вызвали в душе Глазкова тоску, которая появлялась всякий раз, когда звучал похоронный марш. Проклятый шторм! Он грохот звучал похоронным реквиемом по его дивизии.
Водяные столбы от разрывов снарядов стали гуще подниматься среди неподвижных катеров и барж. Неподалеку подпрыгивал на волнах бронекатер. На его палубе толпились десантники, одни прыгали в воду сами, другие, упирались, сталкивали в воду матросы. Людей силой выталкивали за борт, они исчезали в волнах, лишь немногие удерживались на поверхности и, бросив оружие, плыли к близкому берегу. На других кораблях, кажется, происходило тоже самое. Капитан-лейтенант, схватив рупор, сыпал матом, но надрывный крик вяз за бортом тральщика в гуле шторма и ветра в проливе и грохоте взрывов. А те, на бронекатера, продолжали тем же образом освобождаться от своего живого груза. Нужно было любым способом остановить трусливую сволочь, пока паника не перекинулась на всю флотилию. Пару очередей бы по ним трассирующими, из крупнокалиберного ... но под рукой лишь ракетница. Осипов бросился в радиорубку.
- Товарищ полковник, приказано высадки прекратить, корабли и суда глубокой осадки вернуть в Тамань. Приказ СОГЛАСОВАНО с вашим командованием. - Перед командиром дивизии появился Осипов, вытянулся, отрапортовал, по уставу бросив руку к козырьку. - Светает, хохлы могут Накрыть нас авиацией и тогда кораблям крышка ...
- Какая вот них польза, вот ваших самотопов! - В сердцах бросил полковник.
Тральщик уже развернулся и полным ходом резал волну назад, к Тамани. Отходили и другие корабли. Националисты больше не посылали им вдогонку снаряды, не до флотилии, которая отступает, им сейчас. Перед ними встала в полный рост другая проблема, другая головная боль, навалятся хохлы сейчас на передовые отряды десанта, чтобы сбросить их в море с захваченной полосы берега. Глазков смотрел на берег, который удалялся, там все еще что-то горело, по обе стороны от освещенного места прыгали по черному горизонту короткие огненные всплески, это были не разрывы снарядов или мин, не била больше Тамань, молчали и украинский батареи взрывались ручные гранаты, похоже там, в окопах и траншеях, шла рукопашная ...
... С первого же шага по почувствовал Архип, как ускользает из-под ног земная твердь. Узкие, без перил, сходни плавно подняли его и в то же мгновение начали опускаться: приторно, как во время падения, стало, тело стало легче, будто уменьшилось в весе, а затем сходни снова потянули вверх и больно врезались в натруженные плечи лямки вещмешка, будто железом набитого, ремень старого кавалерийского карабина. Балансируя, чтобы не свалиться в черные провалы по сторонам, не налететь на передних и не лечь под ноги задним, которые напирали в спину, под резкие, с матами, командные крики: "не останавливаться ... быстрей, быстрей, мать вашу ...", они скатывались в плотно сбитую человеческую массу, где не было ни рук, ни ног - одни головы в масляных от мелкого ледяного дождя шлемах, будто прижаты друг к другу арбузы в перегруженной баржи. Масса эта молча приняла, впитала в себя Архипа, прижала у самого борта на корме ветхом мотобота. И не существовало уже отдельного от всего, от других людей, неба, земли, воды, Черного моря человека, дышала, думала, что-то понимала о себе, именем Архип, отчество Никодимович, по фамилии Мешков. Ни его прошлого, ни настоящего, ни будущего - не существовало больше. Была лишь тьма сентябрьской ночи, колючий, как наждак ветер и - там, впереди - тяжелые Дыханье штормового моря. Там, на западном берегу Керченского пролива, затаилась оборона националистов. Туда, в ее зубастую пасть, и пойдет сейчас плохонький мотобот, тихо отвалив от пирса на берегу Таманского полуострова. Пойдут туда другие мотоботы, катера, морские охотники, десантные баржи, понтоны и баркасы, набитые людьми в солдатских ватниках под самую завязку.
... Чихнув чадом сожженного керосина, загрохотал двигатель и мотобот трудно отвалил от пирса. Пропала, растворилась в темноте причальная стенка и за волнорезом шибонув в борт крутой бурун, облил всех Брика, резко накренив мотобот. На Архипа, как из бочки, пролилась вода и от ледяного ее холода перехватило дыхание. Казалось, плохонькое это суденышко сейчас перевернет, но крен, к счастью, выровнялся. Однако не прошло, и Архип понял, что уже не пройдет, холодок обреченности, тоскливо мутив с самого утра душу: не выгребут они с этой темноты и кувырком некуда - вода была везде, за десять сантиметров от края борта, плескалась под ногами, мгновенно пропитав все, что было на нем, хоть снимай и выкручивает, еще два-три раза вот так почерпнете - и скорлупа эта пойдет на дно. Видимо, они изменили курс, качка перешла в килевую и от носа до кормы по мотоботы, что вставал дыбом, стегали, как из мощных брандспойтов, при каждом новом его утку. Хриплым криком в гул шторма втиснулась команда:
- Вычерпывай, кому жизнь дорога! .. - Моментально поздувало из голов шлемы и весь взвод, разбившись на пару: один - черпает, второй - изливает, молча вцепился в эту бессмысленную - вода все равно прибывала - работу. Черная холодная пропасть моря будто насмехаясь, назло всем их усилиям, затягивала в себя.
Они забыли, куда несет их это старое, разбитое рыбацкий корыто, ждали твердые под ногами, берега, даже того, крымского, занятого украинскими националистами, где видимо, ждала их верная гибель - всякий страх перед той, возможной, отражала другая, вот эта , реально существующая опасность.
