Андрей Бочаров - Русская фантастика 2015
– Скоро буду выше тебя, папа! – довольно улыбнулся Тимирей. – А ведь мне всего двенадцать! Представляешь, что будет в двадцать?
– Будем прорубать дырки на второй этаж, чтобы ты мог пробираться по комнатам, – усмехнулся Марек. – Как дела? Что происходит в твоей молодой жизни?
Он спросил, и вдруг ему показалось, что этот вопрос уже был когда-то, уже звучал в этой комнате…
– Папа, я к тебе по делу, – серьезно сообщил Тимирей. – Мне тут сказали, что у нас есть какой-то особый флаер. В запасном ангаре. Я хотел бы его посмотреть. Можно?
– Флаер?.. – медленно произнес Марек, стараясь, чтобы голос звучал как обычно. – А сообщил тебе об этом, конечно, наш «конюший»?
– Ну да, Бахир. Он сказал, что это интеллектуальный флаер, а ведь в основном составе у нас таких нет. А мне очень интересно – я о них читал. А еще Бахир сказал, что когда-то это был твой флаер. Специальная подростковая модель. Это правда? Ты ведь никогда к ним не подходишь. Кстати, почему?
– Так получилось, сын. Так получилось. Когда-нибудь расскажу.
– Ладно, – покладисто кивнул Тимирей. – А пока могу я сказать Бахиру, что ты разрешил осмотреть машину?
Марек медлил.
– Папа! Пожалуйста! Я буду очень осторожен и ничего не испорчу!
– Хорошо, – медленно произнес Марек. – И, знаешь, – чуть запнулся он. – Давай пойдем вместе.
* * *– Какой красавец! – прошептал Тимирей, глядя на флаер, стоящий посреди пустого ангара. Обернулся к отцу: – Можно?..
И, получив кивок, неторопливо пошел вокруг машины, внимательно разглядывая каждую деталь. Марек стоял и смотрел. Но когда сын скрылся за гладким блестящим боком, не выдержал. Будто во сне сделал шаг вперед, медленно вытянул руку: коснуться, погладить крыло, услышать… Но ладонь замерла в сантиметре от гладкой поверхности: нельзя! Он обещал! Боясь поддаться искушению, Марек убрал руки за спину. Постоял, успокаивая дыхание.
Он обещал и сдержал свое слово. Он жил и действовал так, как хотел отец: стал хорошим правителем, соблюдал долг и традиции. Но изменения – они нужны. Необходимы. И если приходит время меняться, а ты не можешь сделать это… Если ты ограничен – запретами, привычкой… или словом…
– Тимирей… – позвал Марек негромко.
– Да, папа, – рассеянно отозвался тот, выходя из-за флаера. Взгляд его по-прежнему был прикован к машине.
– Помнишь, ты спрашивал, что самое важное для правителя?
– Да, – удивленный неожиданным вопросом, мальчик вскинул глаза. – Ты сказал, что соблюдение традиций.
– И это верно. Но бывает так, что приходит пора меняться. И если ты не можешь сделать это сам, ты должен уступить место тому, кто сможет это сделать. Понимаешь?
– Не-е-е очень… – пробормотал Тимирей, совсем по-отцовски хмуря брови.
– Ну… Поймешь позже, – грустно улыбнулся Марек. – Я рад, что у меня есть сын. Не буду мешать тебе, Тимирей. Наслаждайся.
* * *«Вечно эти взрослые мудрят!» – подумал Тимирей, глядя на закрывающуюся за отцом дверь ангара. Вздохнул и снова вернулся к созерцанию флаера. Острый нос, крылья на отлете, блеск темно-синей поверхности… Если он и вправду принадлежал отцу, то он замечательно выглядит. Даже не подумаешь, сколько лет прошло. Видимо, о нем заботились, берегли…
Тимирей протянул руку, ласково провел ладонью по гладкой поверхности крыла: красавец! И вдруг ему показалось, что флаер чуть шевельнулся, вздрогнул. Так же, как вздрогнул бы неожиданно разбуженный человек.
– Кто здесь? – вопрос прозвучал, но он был сказан не словами, а как-то по-другому. Тимирей испуганно отдернул руку и так поспешно отшатнулся от странной машины, что, наверное, упал бы, если бы невидимые руки – поле флаера – не подхватили его.
– Я – интеллектуальный флаер, – сообщил Бисер, и Тимирей почувствовал, что снова самостоятельно стоит на ногах. – А ты кто? Будешь моим другом?
– Я?.. – растерялся мальчик. – Я – Тимирей. И… Да, я хотел бы… Хотел бы другом. Если и ты хочешь, конечно.
Флаер и мальчик, машина и человек замерли, с любопытством изучая друг друга.
Наталья Караванова
Кэтрин рисует мир
Струны осеннего света пронизывали сквер, на легком ветру шевелились рыжие листья, было тихо, спокойно. Давняя война не затронула разбитый асфальт и два ряда старых кленов вдоль него. Словно затаился здесь островок прежней жизни.
Сотня метров влево, и начнется изрытая, опаленная земля, которую жители окраин емко называют «ямами». Когда-то там находились продовольственные склады: высоченные разноцветные коробки, пестрящие рекламой, а под ними – еще несколько подземных этажей. После бомбежек от легких наземных построек ничего не осталось. А вот внизу ловкий и рисковый человек может добыть много всего интересного. Если повезет. В ямы одному ходить опасно. Да и не одному тоже.
В начале лета Кэтрин об этом еще не знала.
Если пойти в другую сторону, то рано или поздно придешь к трамвайному депо, где сейчас, по слухам, обитает банда мародеров. Они не очень опасны. То есть опасны, конечно, для одинокого и не вооруженного путника. Но город и вообще-то не то место, где можно беззаботно гулять.
Девушка понадежней перехватила ружье отца Николая. Рука успела немного затечь, но это еще не повод отложить оружие. Мало ли что сквер кажется пустым и тихим. Спокойствие, полное переливчатого осеннего света, вещь слишком ненадежная и хрупкая.
Настоящего города отсюда не видно. Он прячется за пестрыми кронами, за склоном холма. Город – это пустые коробки домов, на северной окраине разрушенные почти до основания. Говорят, там когда-то стояла батарея сто восемнадцатого заградительного полка. Говорят, тоннельщики торопили с выводом войск, и все происходило в большой спешке, и люди уходили, побросав все, даже самые нужные вещи. А на окраинах стреляли, и кто-то грабил магазины. А наблюдатели-аралейцы взяли город в плотное кольцо и открывали огонь по всем, кому придет в голову уходить не через порталы, а, например, в горы. Или в еще за месяц до того опустевшие сельскохозяйственные поселки. Впрочем, это говорил Дир, а он не мог знать точно. Он тогда тоже еще не родился.
Кэтрин подставила лицо теплому осеннему солнцу, вдохнула глубже горьковатый воздух.
Город – далеко. За сквером, за бывшим стадионом и яблоневым садом. Сквер – единственное место, где она могла представить, что никакой Изоляции еще не было, и она живет в нормальном мире. В том, который помнит отец Николай и о котором так любил читать Дир. Дир с азартом искал в развалинах старые книги и журналы и потом часами сидел над ними, словно это какие сокровища.
Чтобы не стоять на виду, она укрылась за развалинами трансформаторной будки. Тени от липовых крон скользили по разбитым кирпичам, по остаткам какой-то красной надписи. В эту часть сквера никто не ходит – незачем. Все, кто идет к ямам, предпочитают короткую дорогу.
Словно наперекор этой мысли, совсем рядом, наверное за будкой, отчетливо зазвучали шаги. Кэтрин прикусила губу и осторожно сняла ружье с предохранителя. Отец Николай двигается неслышно. А тут шаги сопровождались шарканьем, глухим позвякиванием, бормотанием.
Осторожно добралась до угла, выглянула. Нелепо одетый старик брел по аллее, изредка опираясь на сучковатую палку. Звенели кусочки металла, щедро нашитые на его обтрепанную хламиду. Кэт распознала несколько ложек и вилок, обрывки цепей, очень большие гвозди. На шее вместо бус висела веревка с прищепками, между которыми красовались белые черепа каких-то мелких животных или птиц. Серые нечесаные патлы спадали на это украшение, придавая старику вид мрачный и грозный.
Можно выдохнуть. Кэт его знала – не лично, а по слухам. Этот сумасшедший обитает в городе со времен Изоляции, его многие видели. Он не умеет разговаривать и никому еще не причинил никакого зла. Кэт пожалела, что у нее нет с собой карандаша и хотя бы маленького обрывка бумаги. Впрочем, она все равно не успела бы сделать набросок. Старик свернул с тропы, и позвякивание постепенно стихло за густыми зарослями сухостоя.
Она поправила рыжую прядь, выбившуюся из-под берета. Волосы давно следовало подстричь, об этом и батюшка напоминал уже, но ей было жалко. Она считала себя дурнушкой. Конопатая, щербатая, бровей почти не видно. И это – женское лицо? А вот волосы – густые и волнистые. Единственная красивая черта, которой ее наделила природа.
Девушка нахмурилась: скоро закат, до убежища топать и топать, а от батюшки – ни слуху ни духу. Застрял он в этих ямах? Сначала Дир ушел и не вернулся, теперь он… и что делать, если он так и не придет?
Путь по сумеречным пустым улицам в одиночку вдруг представился ощутимой реальностью. Идти одной мимо старого депо, мимо полуразрушенных деревянных хибар, в которых неизвестно кто может водиться. Крысы, собаки, люди, которые бывают похуже крыс и собак. Ружье при таком раскладе ничего не решает. Тем более пользоваться она им умеет плохо. Батюшка показывал, куда смотреть и на что нажимать. Вот только патронов мало, не потренируешься. Да и если дойдет…
