Алексей Нарочный - Дама с фюрером на спине
Прошла пара лет, и в этом самом «Релаксе» на Новый год Маврошкину пришлось схлестнуться с пятью оппонентами, и тут уж без своей порции синяков и фингалов он не остался.
6. Пресс-хата-йога
Время: лето тридцатого года.
Место: транзитная тюрьма города Сталинска (бывшего Новосибирска).
Ситуация: пятеро осуждённых тренируются в камере в ожидании отправки в Гисталиноавтолаг; один из них — Павел Светёлкин.
Учитывая количество жизненных сил и энергии, требовавшееся в Гисталиноавтолаге от осуждённых, в пересыльной тюрьме их кормили просто на убой, давая также гейнеры и гормон роста. За время, прошедшее с его «посадки», Паша благодаря физическим упражнениям и правильной диете сумел набрать без малого пуд чистого мяса. Он стал увереннее себя чувствовать, взгляд чёрных глаз обрёл не свойственные ему прежде твёрдость и цепкость, а манера держать себя на людях, несмотря на вежливость общения в целом, стала такой же жёсткой, как и у сокамерников, которые не питали иллюзий относительно того, что ждёт их всех в ГАлаге.
Впрочем, стопроцентно точное знание своей судьбы ещё не означало потери воли к жизни и отказа от сопротивления и от стремления к личному развитию. Страстным желанием выработать в себе эти и другие полезные черты всю камеру заразил дядя Миша, и теперь значительную часть времени от подъёма до отбоя каждый был занят в своём углу физической и психической закалкой. Слабые духом и телом, как объяснил им дядя Миша, почти не имели бы шансов выжить в машине смерти Гисталиноавтолага, в то время как подготовленный винтик этой машины мог бы прослужить ещё лет десять.
Дядя Миша, или Михаил Савельевич Некупко, ныне волею капризной судьбы оказавшийся едва ли не паханом на зоне, был атлетом с более чем пятидесятилетним опытом занятий (до сих пор «брал на грудь» сто двадцать килограмм). Дядя Миша «сел» за размещение в Интернете своей статьи «Спорт как путь внутренней эмиграции в эпоху тоталосоцизма, или свобода в условиях внешней диктатуры». Статья, разумеется, была опубликована без подписи. Учитывая, впрочем, что всем влиятельным людям выдали статуэтки с серпами и молотами Тура в первую голову, а дядя Миша был, как-никак, ведущим тренером Гисталинограда по штанга-йоге (йоге в сочетании с бодибилдингом), его подпись и не требовалась.
Адепты штанга-йоги практиковали традиционные асаны из арсенала хатха-йоги с применением всевозможных отягощений для разработки разных групп мышц. В тюрьме дядя Миша приспособил в качестве дополнительного груза бурдюки с песком. Сокамерники охотно следовали примеру немолодого спортсмена, который с неправдоподобной для его возраста энергией тренировался по семь часов в день минимум, а он, в свою очередь, принялся интенсивно «натаскивать» по системе штанга-йоги товарищей по несчастью: тренерский опыт за решёткой служил лучшим доказательством справедливости высказанных им в статье мыслей. Новые ученики казались ничуть не менее трудолюбивыми и целеустремлёнными, чем группа, остававшаяся на свободе. Особые надежды в тренера вселял Павел Светёлкин, превратившийся постепенно из ассенизатора в фанатика штанга-йоги. Он единственный из новых учеников уже успел подготовить тело к полноценной медитации. Теперь что бы с ними двумя — учителем и его учеником — ни случилось, каким бы изощрённым испытаниям ни подвергали мучители их бренные тела — эти двое навсегда остались бы внутренне свободными в рамках своего мира, отгороженного от внешнего не хуже серых рядов бараков ГАлага. Стоит добавить, что прошлые ученики не отвернулись от попавшего в немилость к власти тренера, но продолжали по-всякому «греть» его посылками, одновременно распространяя на воле те из его идей, которые были доступны для сознания большинства и могли привлекать новых сторонников. «Грев» от штанга-йогов всегда делился между сокамерниками поровну, так как дядя Миша был яростным противником любых излишеств, и правилом номер один для него было последовательное и перманентное сужение круга потребностей до самых базовых, отказ и от которых был бы уже чреват неприятными последствиями для здоровья; кормили же их и без посылок неплохо. Свой «разумный эгоизм» вкупе с сугубо утилитарным отношением к физической сущности человека Михаил Савельевич стремился передать всем товарищам по тренировкам. В ходе занятий штанга-йогой осуждённые исходили из собственных возможностей и желаний, делая акцент или на йогической составляющей («жирдяи» по классификации Марцинкевича, эндоморфы по Шварценеггеру Копрокантян и Топорков), или на наращивании белковой мышечной массы при помощи утяжелений («дрищи» по Тесаку и эктоморфы по Арнольду Светёлкин и Джоульштейн). Однако в обоих случаях обязательно оказывались задействованы в том или ином виде оба аспекта развития. Гармоничный мезоморф по терминатору дядя Миша старался уделять более-менее равное внимание обеим сторонам своего прогресса. Большой популярностью пользовалась брошенная как-то им всколзь шутка: «Раз уж у нас тут все пресс качают, значит, будем камеру именовать „пресс-хатой“. Это аутентичный древний термин, с другим, правда, значением. Вместе с тем в нашей „хате“ уделяется внимание чакрам, таким, как Анахата-чакра, и я не вижу причин, почему бы не называть нашу „хату“ и наши занятия также и „хата-йогой“».
Итак, в данный момент, раздевшись по пояс, вся камера качала пресс, используя «скручивания с отягощением», «обратные» и «косые скручивания», чередуя всё это с Навасаной или другими асанами и пранаямой (различными дыхательными упражнениями).
Тот, кто был уже не в силах продолжать и сдавался первым, объявлялся пидорасом. Шуточно, так как, с одной стороны, «петушить» перед ГАлагским апокалипсисом считалось плохой приметой, а с другой — «почётных» воровских статей в толерантно-дисциплинированной «пресс-хате» не было: если там оказывался залётный «законник», он первым просил отселить его от «этих физкультурников долбанных». Зная, какой ужас ждёт всех осуждённых в самое ближайшее время, охрана была лояльна к подобным просьбам.
Жирдяй Топорков, и так никогда из принципа не скрывавший своих постельных предпочтений, обычно сдавался в ходе данного импровизированного соревнования первым, поскольку ему в этом плане давно терять было нечего. Вот и сегодня он, тяжело дыша, уже сидел на корточках, пока остальные трудолюбиво скручивались под весом бурдюков, наполненных песком.
Топорков Виталий Эдуардович попал под статью о пропаганде гомосексуализма из-за того что в личной «ТК»-переписке без всякой «заднеприводной» мысли проанализировал текст «Материнской любви», песни запрещённой группы “Queen”. Дословно «злоумышленник» написал следующее:
«В своеобразном шаманском заклинании „Материнской любви“ Меркьюри поделился своими сокровенными тревогами, мыслями и ощущениями пред ликом неминуемой в ближайшем будущем смерти („хочу мира перед тем, как мне предстоит умереть“). Мы видим описание предвещающей финал боли („тело болит, но я не могу уснуть“), которая, ассоциируясь с болью при рождении, вызывает у лирического героя регрессию на более раннюю стадию психосексуального развития („мама, прошу, забери меня обратно внутрь“). Эдипов комплекс используется в качестве последнего средства обрести покой: умереть, но возвратиться. Belly button, который сам Фредди, говорят, полюбил созерцать перед смертью — след от пуповины, ещё до рождения служившей связующей нитью между жизнью и смертью. Медитация с сосредоточением на пупе позволяет понять, что мы — люди — всё же имели начало, а значит — нас ждёт неизбежный конец. Терзаемое предсмертными муками, а ещё более — страхом смерти сознание Фредди пробует найти выход из сложившейся скорбной ситуации. Больному уму кажется, что если пусть не пуповина, но хотя бы пупок снова соединится с какой-либо женщиной изнутри, то та должна будет стать второй матерью и даст Фредди новое рождение в теле ребёнка („Всё, что я хочу — комфорт, забота и простое знание того, что моя женщина дарует мне материнскую любовь“). Недаром после финальных слов композиции „иду домой к нежной материнской любви“ звучат отрывки из песен Фредди разных лет, следующие в инверсионном хронологическом порядке, будто плёнка после каждого перематывается назад, а в конце слышится плач новорождённого».
Прочитав всю эту пошлую бредятину, приятель попрощался, скопировал текст сообщения и на всякий случай отослал его на сайт так называемой «турции» — вооружённой полиции ТУР, сопроводив просьбой проверить и добавив ссылку на страницу Виталия как на первоисточник. За Топорковым заехали тем же вечером.
В самый первый день на пересылке сокамерники помогли Топоркову свести тату с запрещённой группой, оказавшуюся у него на правом плече. Разумеется, не затем, чтоб его не изнасиловали в Гисталиноавтолаге (совершенно нелепое предположение — там не до секса), а чтоб не так сильно била охрана на этапе. Некупко, вернувшийся в реальность во время сведения с Виталия тату, за медитацией не заметил прихода новенького и не понимал по-английски. Предположив, что «Квины» призывают к организованному вооружённому бунту, он попытался наставить на путь истинный «возводящего крамолу против государства». Дядя Миша говорил недоумённо молчавшему слушателю, что злой быдлятник останется при любой власти, так что надо менять не форму правления, а своё же собственное внутреннее содержание. В отношении внешней власти спортсмен был толерантен, как платоновские философы в «Государстве»:
