Дмитрий Никитин - РЯВанш!
- Так-то это так, но ремонтировать корабли лучше во Владивостоке! - Тимирёв явно не желал откладывать возвращение флота.
- Ели мы задержим прибытие кораблей в порт, это может озлобить команды, - поддержал коменданта Галявин. - Матросы ждут не дождутся, когда их отпустят на берег. А вы после всех тягот кровавого боевого похода отправляете их вместо портового города на какой-то дикий берег. Тут и святые взбунтуются!
- Выходит, они у вас всё же бунтовать готовы?! - немедленно отреагировал Луцкий.
Губернатор был явно недоволен, что военный совет затянулся. Но, прежде чем он предложил перенести обсуждение на следующий день, в дискуссию вмешался генерал Турбин. Ему-то, собственно, не было дела, вернется ли эскадра завтра или нет. Генералу просто не нравился контр-адмирал Тимирев. По давней традиции должность коменданта Владивостокской крепости занимал командующий армейским корпусом. Но адмирал Колчак, явившись перед войной во Владивосток с дредноутным флотом, заставил Турбина уступить пост коменданта начальнику военного порта Тимиреву. Получалось, что генерал-лейтенант Турбин должен был подчиняться младшему по званию контр-адмиралу. Скандально известному мужу колчаковской любовницы! Пока во Владивостоке всем распоряжался Колчак, Турбин терпел. Но теперь, при отсутствии знаменитого флотоводц, генерал решил встать на сторону начальника своей контрразведки, лишь бы щелкнуть по носу портового командира.
- Думаю, прибытие эскадры следует отложить! Направить пока корабли, например, в Славянскую бухту.
- Лучше в Америку, ваше превосходительство! - встрял Луцкий.
Турбин понял, что подразумевается один из здешних заливов.
- Славянская опасно близка с корейской границе, - разъяснил Луцкий. -Америка для эскадры и поближе будет. К тому же, при необходимости, прямо там можно грузить уголь с ближайших сучанских приисков.
- Решительно возражаю! - нахмурился Тимирёв.
Почти минуту в комнате царило напряженное молчание.
- Сергей Николаевич! - заговорил, наконец, Толмачёв. - Думаю, Александр Федорович прав. С прибытием эскадры надо подождать. Пусть пока постоит в Америке. Порт там, конечно, своеобразный, но гавань удобная.
Губернатор знал, что прошедший огонь и кровь мировой войны генерал Турбин относится к нему, прослужившему всю жизнь на административных должностях, без должного уважения. Толмачев тоже не испытывал к командиру корпуса особых симпатий. Но в данный момент должна была сработать солидарность сухопутных военачальников против этого адмирала, пролезшего в коменданты крепости.
Тимиреву оставалось, скрепя сердце, согласиться. Адмирал Колчак, наверное, не побоялся бы выступить против двух генералов, но Тимирёв, увы, был не таким. Может быть, слишком долго он командовал придворными яхтами, где главным было искусство уступать. К тому же, возможно, Турбин не так уж и не прав. Японцев разбили, значит и флот теперь особенно во Владивостоке не нужен. А без него действительно как-то поспокойней...
Выйдя из резиденции губернатора, подполковник Луцкий вежливо отказался от предложения генерала Турбина подвезти его на своем автомобиле и пошел пешком. Вечерний маршрут начальника контрразведки не мог вызвать никакого подозрения. Подполковник прошел по переполненным гуляющей публикой тротуарам Светланской до Алеутской и скрылся в ресторане "Золотой Рог". Там в отдельном кабинете его уже ждали два молодых офицера и штатский в дорогом пиджаке. Штатский - недавно прибывший из Соединенных Штатов Абрахам Тобинсон - был председателем рабочих союзов Владивостока; офицеры - штабс-капитан Лазо и поручик Сибирцев - возглавляли военных организаций эсеров и эсдеков. Вместе они составляли чрезвычайный военно-революционный комитет, в который входил и подполковник Луцкий. Обменявшись рукопожатиями со ждавшими его революционерами, Луцкий немедленно взял слово:
- Медлить нельзя! Восстание начинаем завтра. Действуем по разработанному плану. Берем город и провозглашаем Дальневосточную Республику. Даже если по России нас сразу не поддержат, при имеющихся в крепости запасах сможем продержаться хоть полгода. А за это время вся страна запылает...
- Постой, Алексей! - вмешался Лазо. - Почему именно завтра?
- Потому, Сергей, что если завтра утром не случится восстания, то вечером весь город зайдется в верноподданническом восторге, приветствуя победу царских флотоводцев. Патриотическая волна загасит революционный подъем...
- Вы не на митинге, товарищ Луцкий! - оборвал подполковника штатский, блеснув очками в тонкой золотой оправе. - Вы понимаете, чем мы рискуем, начиная выступление...
- Так точно, товарищ Тобельсон!
- Краснощеков! Краснощеков Александр Михайлович, прошу запомнить!
- Виноват, товарищ Краснощеков! Риск есть, но, если не начнем сейчас, то потом точно проиграем. Другого шанса у нас не будет. Нам и так сильно повезло, что власти придержали на день новости о разгроме японцев.
- Да, подвели нас японцы. На флоте, наверное, вся пропагандистская работа теперь пойдет насмарку.
- Может, и нет. Эскадра вместо Владивостока направлена в залив Америка. Матросы после боя ждут увольнительных на берег, гулянки в портовых кабаках, а их везут в захолустье. Думаю, товарищи из флотской организации сумеют поднять массы. Для поддержки предлагаю направить к эскадре товарища Никифорова. Человек надежный, бывший матрос, политкаторжанин. Участник кронштадтского восстания шестого года...
- Короче! - Луцкий развернул на столе карту города. - Распределим окончательно задачи. Товарищ Лазо поднимает военные части на севере, товарищ Сибирцев - на востоке. За мной - центр. Товарищ Краснощеков координирует действие командиров дружин. Товарищу Бородавкину с рабочими железнодорожных мастерских выделяется северный сектор, товарищу Авраменко с рабочими порта - восточный, товарищам Гульбинович и Башидзе с рабочими судоремонтного завода - центральный. Главное - обеспечить одновременность выступления во всех секторах, в первую очередь захватить командные центры, арсеналы, транспорт и связь.
Уточнив последние детали, Лазо и Сибирцев по очереди покинули кабинет. Краснощеков задержал уже собиравшегося выходить следом Луцкого.
- Товарищ Луцкий, насчет нашего флота.
- Внимательно слушаю.
- На случай, если у товарища Никифорова не получится... Допустим, дредноуты не присоединятся к восстанию. Нельзя, чтобы хотя бы один из них остался в руках контрреволюционеров. Они ведь сюда его приведут. Что могут натворить - страшно представить! Поэтому... У вас есть прямой выход на японцев? Могу и я сам, через американских товарищей, но это займет время, а нужно срочно. Необходимо буквально в течение ближайших двух часов передать японцам сведения о том, что русская эскадра будет в заливе Америка. Ведь какие-то ведь морские силы у японцев остались. Катера там торпедные или подводные лодки... Пусть идут к Америке. Там заграждений нет, охрана слабая. Пусть топят все корабли, если на них не будет красного флага!
- Но, товарищ Краснощеков, зачем же так? Это же наши корабли, наши люди! Сегодня не восстали, завтра восстанут.
Нам для революции не линкоры в море нужны, а матросы на суше. А как еще лучше их из теплых кубриков для революционной борьбы вытрясти? Выплывут, берег близко! У офицеров потери больше будут, станут в благородство играть, не уходить с кораблей до последнего. И еще... Надо японцев как-то поддержать, чтобы они, не дай бог, мира не попросили. Тогда все военные части с фронта сюда, против нас двинут. Поэтому, товарищ Луцкий, связывайтесь с японцами! Лучше с резидентом морской разведкой. Их армейская может флот и не предупредить.
Субботние номера владивостокских газет ожидались с подробными статьями о победе русского оружия в морском сражении. Однако забастовка типографских рабочих оставила город без свежей прессы. Зато за ночь в типографиях отпечатали огромное количество листовок, расклеенных к утру по городу: "Русский флот погублен царскими адмиралами! Спасение Владивостока возлагает на себя исполнительный комитет совета рабочих, солдатских и матросских депутатов!" Утренний рёв гудков ознаменовал начало всеобщей забастовки. Прекратились работы в порту и на судоремонтном заводе. Встали паровозы Уссурийской железной дороги и трамваи городских линий. Остались закрытыми магазины, рынки, кафе. Несмотря на субботний день улицы Владивостока оставались пустынными, пока ближе к полдню на них не хлынули толпы демонстрантов.