Сергей Анисимов - За день до послезавтра
Женщина лет тридцати, в пятнистом камуфляже с нашивками ФТС, быстро и поверхностно досмотрела их машину, проверив документы на этот раз у всех троих и объяснив каждому, что делать. По-английски она говорила бегло и довольно чисто, что почему-то не вязалось с ее полноватым лицом.
Николай вышел, вынул из салона сумку и взглядом попрощался с обоими ребятами. Те уже разворачивались, потому что просвет сзади в любую минуту мог закрыться какой-нибудь крупной машиной, тогда пришлось бы ждать.
— В эту сторону, пожалуйста. Присоединяйтесь к этой группе, кто-нибудь заберет вас через мгновение.
— Спасибо, мисс.
Сердце колотилось в груди, как теннисный мяч. Впрочем, напряжение, написанное на лице Николая — уже Эдварда Ярнлюнда, — никого здесь не удивляло. Пограничникам и таможенникам было о чем подумать, и чужие переживания их не волновали совершенно. Страну ждала большая война, до конца которой доживут далеко не каждый мужчина и не каждая женщина в том возрасте, когда носят форму. Да и исход ее слишком многим казался практически очевидным. Даже уже сейчас. А если «Suomen maavoimat» проведут мобилизацию жестко и быстро, их одна бронетанковая и два десятка егерских и пехотных бригад смогут сделать очень не маленький вклад в военную обстановку на северо-западе. Что тоже было довольно-таки очевидно.
Группа людей, к которой Николай присоединился по указанию уже ушедшей к следующей легковушке таможенницы, была небольшой — четыре человека. Двое финнов, быстро и возбужденно переговаривающихся между собой. Мужчина лет шестидесяти, на лице которого застыло выражение «Где я, и почему я здесь?» И азиатка неопределенного возраста: то ли двадцать с небольшим лет, то ли все сорок. От нее Николай встал подальше, но ей было все равно — она смотрела прямо перед собой и время от времени обращалась на незнакомом ему языке к кому-то невидимому. Оценив это зрелище, Николай подумал, что любые пограничные состояния у людей полезли сейчас наружу, и дальше будет только хуже.
Ждать действительно пришлось не более минуты — подошедший таможенник еще раз быстро проглядел все паспорта, повел за собой к стоящему метрах в пятнадцати столу и предложил выложить на него личные вещи и товары, подлежащие декларации. Выглядело это дико, но скорее это была просто заученная фраза: на осмотр сумок и рюкзаков он потратил какие-то секунды.
— Сколько у вас есть с собой денег наличными, в любой валюте?
Один из финнов предъявил довольно толстую на вид пачку 100-евровых купюр, но все закончилось тем, что ему дали заполнить какой-то бланк, что заняло еще одну минуту. Несколько тысяч рублей, несколько сотен евро и сингапурские доллары, лежащие в бумажнике Эдварда Ярнлюнда и предъявленные в ответ на требование, заинтересовали его еще меньше. Поэтому, жестом дав указание забрать вещи, таможенник довел всех до одной из будок поста пограничного контроля. Тот был ориентирован на машины, но небольшие группы людей подходили и подводились к нему с нескольких сторон — или иностранцы, оказавшиеся в России, или люди с двойным гражданством и несколькими паспортами. На своих автомобилях было меньше половины, но один был аж на мотоцикле — дорогом, с хромированными вычурными накладками и двумя объемистыми кожаными багажниками по бокам.
Все делалось быстро и четко, и очередной русский штамп в сингапурском паспорте не сопровождался никакими комментариями. Их принял белый «Фиат», и когда он тронулся, несколько мест в салоне еще оставались незанятыми.
До финской стороны границы микроавтобус двигался не быстро, но за потребовавшиеся для этого минуты никто не проронил ни слова, только китаянка или вьетнамка начала беззвучно плакать. Справа пошли знаки на нескольких языках — это была уже Финляндия. К этому времени Эдвард Ярнлюнд окончательно пришел в себя и начал замечать детали, на которые не обратил бы внимания еще минуты назад. Около «стекляшки» здания пограничного контроля «Vaalimaan tulli — ja raja-asema» двумя группами стояли военнослужащие финской армии. Причем именно армии, а не пограничной охраны, по-шведски именуемой «Grmsbevakningsvasendet». В касках и с автоматическим оружием. Ничего особенного они не делали, просто стояли и смотрели на все происходящее.
Эдварда и его спутников подвезли почти прямо к дверям, высадили, и «Фиат» тут же ушел назад, к русской стороне. Финны зашли первыми, ушли к одной из левых стоек, у которых уже стояло несколько человек. У двух правых, предназначенных для иностранных граждан, было пусто, и поскольку азиатка затормозилась в дверях, Эдвард пошел вперед.
Поздоровался по-шведски, сразу предупредил, что предпочитает английский. Пограничник выглядел совершенно по-домашнему: контрастом с тем, как выглядел весь мир снаружи стеклянного домика. Он задал несколько вопросов, провел титульной страницей паспорта по сканеру. Посмотрел на тихо плачущую азиатку, которая так и не могла двинуться с места, хотя одна будочка была свободной и ее уже звали. Эдвард обернулся и посмотрел на нее тоже, потому что так сделал бы любой человек на его месте. В груди у него бесшумно булькало, но он надеялся, что его волнение в этом месте — с русской границей прямо за спиной — выглядит в глазах любого человека совершенно нормальным.
— Пройдите, пожалуйста, вот с этим мужчиной, — пограничник не вернул ему паспорт, указав вместо этого на подходящего крепкого парня лет двадцати. Тот был в тускло-черной форме, застегивающейся на молнию, с еще двумя вертикальными застежками на груди и яркими симметричными нашивками на плечах: желто-красно-черная морда льва и две светло-синие полоски на спущенном почти к локтю погончике. На поясе с крупной пряжкой — кобура с тяжелым пистолетом, запасная обойма, рация, наручники, фонарик, что-то еще. На брюках — узкая светоотражающая полоска. Все это Николай разглядел за секунду.
— Что-то не так?
— Нет-нет, все нормально. Просто дополнительная проверка. Вон туда, пожалуйста.
Эдвард сумел смолчать, кивнул, поднял сумку с пола и последовал за указующим взглядом молодого пограничника. Тот пропустил иностранца перед собой, придержал стеклянную дверь и несколькими словами на английском указал, куда двигаться: по дорожке, мимо припаркованных машин. Это был еще один домик в два этажа, но довольно сложной конструкции. Какие-то блоки или флигельки в нем были выше, какие-то ниже, неравномерно выступая в сторону автопарковки, газонов и дорожек от центральной 2,5-этажной башенки из бетона и стекла, украшенной финским флагом.
— Направо, пожалуйста.
Пограничник провел Эдварда по широкому коридору, по сторонам которого висели постеры с видами Финляндии. У одной из дверей с двузначным номером над ручкой он попросил его, так и идущего впереди, остановиться. Едва не соприкоснувшись плечами, показав желтую надпись «RAJAVARTIO-LAITOS» на спине, финн открыл дверь магнитной карточкой и комбинацией нажатий алюминиевых кнопок, выступающих из электронного блока под замком, и сухо улыбнулся:
— Подождите здесь, пожалуйста.
— Долго это займет?
Пограничник пожал плечами и ответил: «Минут пять, может, десять», но было видно, что это просто предположение.
Эдвард ожидал, что, запустив его в комнату, тот уйдет, но пограничник попросил показать содержимое сумки и поясной сумочки, быстро проглядел все отделения, откинул и тут же закрыл обратно крышку нетбука и только на этом закончил. Снова сказав, что «нужно подождать», он открыл дверь комбинацией карточки и пароля, — кнопки чуть слышно пискнули. Было забавно, как у него была прицеплена карточка: на втягивающейся в улитку струне, она сама подтянулась к поясу, как только он выпустил ее из рук.
Потратив несколько минут на приведение сумки и сумочки в порядок, Эдвард обернул меньшую вокруг пояса, щелкнул защелкой ремешка и прошелся по периметру комнаты. Ему было плохо от напряжения и страха. И развешанные по стенам плакаты с рапсовыми полями, выкрашенными в красный цвет амбарами и счастливыми женщинами в национальных костюмах не развлекли его совершенно. В комнате был стол, на котором пограничник и проверял его вещи. Был один стул за ним, и один отдельно, в углу. Была маленькая раковина, в которой стояла оставленная кем-то кружка с присохшим кофейным осадком. Под потолком в одном из углов висел черный стеклянный шарик, со спрятанным внутри глазком камеры видеонаблюдения. Больше в комнате не было ничего.
Стараясь не трястись, Эдвард сел на стул, скрестил руки на груди. Это работало минут пять, потом перестало. Тогда он снова встал, подошел к одному из плакатов, попробовав прочитать текстовую часть. Не понял почти ничего, и не просто из-за стремящегося к нулю уровня финского, — не разбирались даже буквы, все сливалось. Минуть десять прошло в разглядывании букв, и перечитывании отдельных слов. Примитивный способ помог, тошнота потихоньку начала проходить. Эдвард поглядел на часы — прошло уже более 20 минут. Подошел к двери, подергал — было, конечно, заперто. Демонстративно пожал плечами, потыкал пальцами во все кнопки подряд, послушал их разнотонный мышиный писк. Видеокамера под потолком или какой-нибудь скрытый динамик не разразились требованиями сесть на место, никто не пришел и не объявил то же самое командирским голосом. Поэтому он попробовал еще раз, и с тем же результатом. Если тренироваться достаточно долго, кнопками можно было бы сыграть простенькую мелодию, но выпендриваться он уже не стал. Убедившись, что после нажатия четырех любых кнопок и символа «решетки» на панели замка пару раз мигает запрещающий красный огонек, Эдвард вернулся к столу. Прошелся пару раз по комнате, в которой ничего не изменилось. Опять покосился на плакат. Произнес несколько мяукающих малайских слов. Пару фраз по-японски. Достал из валяющейся на столе сумки нетбук, ушел к «отдельно стоящему» стулу, открыл и включил. Заряд батареи был на 30 %, и Эдвард снял нетбук с колен, положил на стул и снова подошел к сумке. Адаптер был собран под вилку британского стандарта BS 1363, подходящего к сингапурскому SS 145, и это его неприятно кольнуло: по визе, прибытие сингапурского инженера в Россию датировалось девятью днями назад, любому показалось бы странным, что батарею не подзаряжали столько времени. Найдя лежащую отдельно «европейскую» вилку на тонком шнуре, он поменял сингапурскую на нее и вернулся к стулу, волоча хвост собранного адаптера по полу. Воткнул в одну из имеющихся розеток, соединил с нетбуком, поглядел на замигавший огонек процесса зарядки. С трудом удержался, чтобы снова не взглянуть на камеру под потолком. Вздохнул, включил. Это была его собственная машина с «курсов» — со всеми нужными логами. В Сеть она весь последний год выходила как бы именно из Сингапура. Но на «обоях» была, ясное дело, не «Лев-Русалка» с острова Сентоза, она же «Мерлайон» и «Шинга-Лаут», а полуголая девка с ангельскими крыльями за спиной. Как бывает, если тебе меньше сорока. В нетбуке было полдесятка экселевских таблиц с именами клиентов и контактов по всему миру, с ячейками, раскрашенными в разные цвета. Было несколько папок с фотографиями разной давности — пейзажи и птицы, иногда довольно забавные. Четыре сотни ссылок на книги на английском, с ярлыками «Амазона»: очень разные, от каталогов ракушек до учебников по механике и электронике «особых условий работы». Примерно столько же индексированных PDF-файлов со сканами визитных карточек. Отсортировав их по датам, Эдвард с удовлетворением убедился, что полтора десятка последних — русские, из Кирова, Пушкина и Санкт-Петербурга. Врачи и биологи, из нескольких институтов и больниц. Без излишеств. Убедившись, что имена ему знакомы, он закрыл все окна и полез в папку «Мои видео». По этому поводу год назад был даже спор: инструктор считал, что набить папку полудюжиной пиратских закачек, «нарушающих авторские права», будет более естественно, чем не набить. Но их не было. Смотреть было нечего, и он вернулся к сканам визиток, прорабатывая индексы и иногда дополняя их давно заученными обозначениями. Это позволило скоротать время до тех пор, пока за дверью наконец-то не стукнуло. До этого от нее не доносилось ни звука, и в комнате было слышно лишь гудение вентиляции да иногда его собственное бормотание на английском. Теперь — долгожданное «Пи-пи-пи-пи… Счь!» электронного замка. Час сорок минут. В общем-то это само по себе обещало слишком многое, чтобы быть спокойным. Но надо было попробовать.
