Иэн Бэнкс - Выбор оружия. Последнее слово техники (сборник)
Конечно, если бы корабль пожелал, он мог бы перевести все эти разговоры в чисто теоретическую плоскость, просто похитив Линтера. Чем больше я об этом думала, тем больше исполнялась уверенности, что у корабля есть жучки, микроавтономники и тому подобное, повсюду следующие за Линтером, и, как только появились первые намеки на то, что он собирается остаться, «Своевольный» предпринял бы меры, чтобы не потерять его, даже если Линтер и не брал с собой терминала. Насколько мне было известно, корабль вел наблюдение за всеми нами, хотя на мой вопрос он ответил отрицательно (насчет Линтера «Своевольный» был уклончив, а во всей галактике нет ничего увертливее ЭКК, который вознамерился скрыть правду, так что об откровенном ответе и речи быть не могло[16]. Но делайте выводы сами).
Технически для корабля не было ничего проще, чем выкрасть Линтера или поручить автономнику вырубить его и доставить на модуль. Я думаю, он даже мог телепортировать его, облучить, как в «Звездном пути» (корабль, кстати, считал, что это чушь несусветная)[17]. Но я ничего такого за ним не замечала.
Никогда еще не встречала корабля – и едва ли хотела бы встретиться с таким, – который гордился бы не столько своими умственными способностями, сколько физической мощью. Для него похищение Линтера было бы признанием того, что ему не хватает умственных способностей перехитрить человека. Конечно, он сделал бы все для оправдания своих действий, если бы пошел на них, и ему бы это наверняка сошло с рук – ни одно собрание других Разумов Контакта не предложило бы ему выбор между ссылкой и переделкой, – хотя лицо он бы потерял. Корабли Контакта такие сукины сыны – над «Своевольным» весь флот Контакта потешался бы как минимум несколько месяцев.
– Вы что, даже не рассматривали такую возможность?
– Я рассматриваю все возможности, – язвительно ответил корабль. – Но не думаю, что пойду на это, даже в качестве крайней меры.
Вся наша компания смотрела «Кинг Конга», сидя перед корабельным бассейном. Мы попивали французское вино и закусывали казу (все произведено на корабле, но статистически более подлинное, чем настоящие продукты, заверил он нас). Я думала о Линтере и спросила автономника, какие чрезвычайные планы есть у него на тот случай, если события пойдут по худшему сценарию[18].
– В каком случае вы готовы прибегнуть к крайним мерам?
– Не знаю. За ним нужно вести наблюдение. Аборигены не должны обнаружить, что он чужак – ну, скажем, в больнице, – а если что, мы устроим там ядерный микровзрыв.
– Что?
– В их мифологии появилась бы замечательная история под названием «Необъяснимый взрыв».
– Не валяйте дурака.
– Я вполне серьезно. Ничего страшного – одним актом насилия больше на этой обезьяньей планете. Вполне в духе всего, что там происходит. Попал в Рим – сожги его.
– Вы не хотите говорить серьезно, да?
– Сма! Конечно нет! Вы закинулись чем-нибудь, что ли? Бросьте вы, забудьте о нравственном аспекте – это, в первую очередь, было бы так некрасиво. За кого вы меня принимаете? Нет, в самом деле!
Автономник исчез.
Я поболтала ногами в бассейне. Корабль наигрывал нам джаз тридцатых годов в необработанном варианте – царапины и шумы пластинки сохранялись. Он перешел на эту музыку и на грегорианские песнопения после попыток (во время моего пребывания в Берлине) заставить всех слушать Штокхаузена. Я не жалела, что отсутствовала в это время, когда у корабля постоянно менялись вкусы.
И еще за время моего отсутствия корабль отправил запрос на почтовой открытке в «Би-би-си Уорлд Сервис» передать «„Space Oddity“ Дэвида Боуи для доброго кораблика „Своевольный“ и всех его пассажиров». (Этакая просьбишка от агрегата, который мог заполонить весь электромагнитный спектр Земли чем его, агрегата, душе угодно, находись он хоть за Бетельгейзе.) Просьбу его не исполнили. Корабль счел это уморительным.
– Вон Диззи – она знает.
Я повернулась и увидела приближающихся Рогерс и Джибард Алсахил. Они сели рядом со мной. Джибард была дружна с Линтером в тот год, когда мы покинули «Плох для дела» и летели к Земле.
– Привет, – сказала я. – Что она знает?
– Что случилось с Дервли Линтером? – спросила Рогерс, описывая одной рукой круги по воде. – Джиб только что вернулась из Токио и хотела увидеть его, но корабль стал увиливать и не говорит ей, где Линтер.
Я посмотрела на Джибард – она сидела, положив ногу на ногу, и была похожа на маленького гнома. Она широко улыбалась и, похоже, была под кайфом.
– С чего ты взяла, что я что-то знаю?
– До меня дошли слухи, что ты встречалась с ним в Париже.
– Гм-м. Ну да, встречалась.
Я разглядывала симпатичные световые рисунки, создаваемые кораблем на дальней стене; они мало-помалу, по мере того как главное освещение розовело с приходом корабельного вечера (корабль постепенно свел сутки к двадцатичетырехчасовому циклу), становились ярче.
– Так почему он не вернулся на корабль? – спросила Рогерс. – Он с самого начала обосновался в Париже. Почему он до сих пор там? Он что – собирается остаться?
– Я с ним провела всего день, даже меньше. Мне бы не хотелось говорить о его душевном состоянии… он кажется мне вполне счастливым.
– Ну, тогда не говори, – неразборчиво пробормотала Джибард.
Несколько мгновений я смотрела на нее – она продолжала улыбаться. Я повернулась к Рогерс:
– Почему бы тебе самой не связаться с ним?
– Пробовала, – сказала Рогерс. Она кивнула в сторону другой женщины. – Джибард пробовала и с планеты, и с корабля. Нет ответа.
Глаза Джибард были теперь закрыты. Я посмотрела на Рогерс.
– Может, он просто не хочет говорить.
– Знаешь, – сказала Джибард, не открывая глаз. – Я думаю, дело в том, что мы созреваем не так, как они. Я имею в виду месячные у женщин. А у мужчин этот мачизм, потому что им приходится делать все то, что они должны делать, а нам поэтому – нет. Я хочу сказать, у нас нет того, что есть у них. Я хочу сказать, что у них есть разные штуки, которые делают с ними всякое, а у нас их нет. Их. У нас их нет, а потому мы не перемалываемся, как они. Я думаю, в этом все и дело. Давление, набитые шишки и разочарования. Так, кажется, мне кто-то сказал. Но я думаю, это очень несправедливо… правда, еще не знаю, по отношению к кому. Еще не сообразила.
Я посмотрела на Рогерс, а она на меня. Есть такие препараты, которые превращают тебя на несколько часов в идиота, бормочущего невесть что.
– Думаю, тебе известно кое-что, но ты не хочешь нам говорить, – сказала Рогерс. – Но я у тебя, пожалуй, не буду ничего выуживать. – Она улыбнулась. – Я вот что сделаю: если не поделишься со мной, я скажу Ли, будто ты сообщила мне о своей тайной любви к нему и просто строишь из себя недотрогу. Как тебе такое?
– Я тогда скажу моей мамочке, а она больше твоей.
Рогерс рассмеялась и взяла Джибард за руку, обе встали и пошли прочь; Рогерс вела Джибард, а та на ходу говорила:
– Знаешь, я думаю, дело в том, что мы созреваем не так, как они. Я имею в виду месячные у женщин…
Автономник с пустыми стаканами пролетел мимо со словами: «Джибард бредит» – сказав это по-английски. Я улыбнулась и покачала ногой в теплой воде.
4.3. Абляция
Две недели я провела в Окленде, потом отправилась в Эдинбург, а оттуда – назад на корабль. Один или два человека спрашивали меня о Линтере, но по кораблю явно прошел слух, что если мне, вероятно, кое-что известно, я никому ничего не скажу. Правда, отношения из-за этого ни с кем не испортились.
Ли тем временем горячо принялся убеждать корабль, чтобы тот позволил ему посетить Землю без изменения внешности. Согласно его плану, он должен был спуститься с горы – корабль высадит его на вершине, а он уж сам проберется вниз. Он сказал кораблю, что безопасность тут полная, по крайней мере на склонах Гималаев, поскольку если кто его и увидит, то решит, что он йети. Корабль сказал, что подумает (это означало «нет»).
В середине июня корабль неожиданно предложил мне побывать в Осло – всего один день. Линтер попросил о встрече со мной.
Ярким ранним утром модуль спустил меня в лесу неподалеку от Сандвики. Я села на автобус до центра и направилась во Фрогнер-парк, нашла мост через реку – именно на нем Линтер и назначил мне свидание – и села на парапет.
Сначала я его не узнала. Обычно я узнаю людей издалека по походке, а походка у Линтера изменилась. Он казался похудевшим, побледневшим, физически менее внушительным и сильным. Тот же костюм, что он носил в Париже, теперь сидел на нем мешковато и выглядел слегка потертым. Линтер остановился в метре от меня.
– Привет. – Я протянула ему руку.
Он пожал ее, кивнул.
– Рад тебя снова видеть. Как твои дела? – Голос его звучал слабее, менее уверенно.
Я покачала головой, улыбнулась:
