Геннадий Ищенко - Возвращение
Лиозновой было уже сорок четыре года, и ее фотографий в этом возрасте я не видел, поэтому даже не сразу узнал, кто из трех женщин она. Директор представил меня, попрощался и вышел.
— Извините, — обратился я к присутствующим в комнате женщинам. — Мне нужно поговорить наедине с Татьяной Михайловной.
— Пойдемте ко мне, — поднялась одна из них, с крупными чертами лица и курчавившимися волосами. — Это рядом, и никто не будет мешать.
— Рассказывайте, что у вас ко мне за дело, — сказала она, когда мы зашли в небольшую комнату, обставленную письменным столом, книжным шкафом и несколькими стульями.
— Прочтите, пожалуйста, письмо, — сказал я ей, передавая конверт.
— Заказ, — задумчиво сказала она, как-то странно посмотрев на меня. — И вы выбрали меня? Что будет представлять собой фильм?
— В фильме будет двенадцать полнометражных серий, — начал объяснять я. — В конце войны в самом сердце Рейха работает наш разведчик. Для съемки вам выделят любые разумные средства, современные кинокамеры и в необходимом количестве цветную импортную пленку. Но есть и условие. Сценарий менять нельзя, как и состав актеров. То же касается композитора. Есть рекомендации по съемочной группе и дополнения к основному сценарию. Здесь возможны изменения, хотя я был бы рад, если бы их не было.
— Шаг вправо, шаг влево… — насмешливо сказала она. — А если я откажусь работать на таких условиях? Вы же вяжете меня по рукам и ногам!
— Давайте договоримся так! — сказал я, раскрывая папку. — Я вам оставляю все материалы. Вот это основной сценарий, с него и нужно начинать. Это дополнения по съемкам, а здесь все организационные вопросы. Понравится – возьметесь, нет – я найду кого-нибудь другого. Вот, кстати, рецензия Юлиана Семенова, знаете такого? Да, совсем забыл сказать, что КГБ дает консультантов и окажет всю возможную помощь. Вот это мой телефон. Звоните, когда примите решение, или когда в чем-нибудь будет нужда.
— Тебя Герасимов еще не выгнал, демон-искуситель? — спросила Лиознова. — Откуда такая поддержка? Брежнев помог?
— Почему именно Брежнев? — спросил я.
— Пол-Москвы знает, что он к тебе с Людмилой неравнодушен, — ответила она. — Ладно, оставляй свой сценарий. Пока я с ним не ознакомлюсь, нам дальше разговаривать не о чем.
— Ну как? — спросила жена, когда я ее встретил возле института после последней лекции. — Берется?
— Сначала ознакомится, — сказал я. — Пойдем в машину. У меня нет ни малейших сомнений, что возьмет сейчас, если взяла тогда на гораздо худших условиях. Считай, фильм уже снят.
Глава 8
Мы только что вернулись со съемок «Голубого огонька», немного устали и были не прочь отдохнуть, но не получилось: пришли друзья. Было уже двадцать второе декабря, и до праздника осталась всего неделя.
— Ну как, снялись? — спросил Еременко. — Сколько песен?
— Спели одну песню и валяли дурака, — ответила Люся. — Хорошо получилось. Вообще «Огонек» получился веселым, первый раз снимали почти без сценария. Я думаю, зрители оценят.
— Вы так и не купили еще тапок? — спросила Белохвостикова.
— Забыл, — признался я, сбрасывая тапочки. — Надень мои. Заходите в комнату, сейчас поставим чай.
— Чай это хорошо! — сказала Бондарчук. — Талгат, давай сюда торт. Раз эта ненормальная семья пьет только воду, хоть подсластим жизнь тортом.
— Хочешь погибнуть в самом расцвете? — сказал я Бондарчук. — Это, Наташенька, смерть твоим зубам и фигуре.
— Ничего, — засмеялась она. — Выйти замуж я успею, даже может быть, не один раз, а потом пусть все гибнет! Скатерть стелить не будем?
— Обойдетесь, — сказала вышедшая с кухни жена. — Николай, раздвигайте стол. Вы, вообще-то, сегодня по поводу или просто так?
— Тебе нужен повод? — спросила Белохвостикова. — Сейчас придумаю. Окончание семестра подойдет? Нам, ребята, осталось учиться всего пять месяцев! А потом свобода!
— Свобода у нас была в детстве, — сказал я, разливая всем чай по чашкам. — Только никто ее не ценил, наоборот, все стремились стать взрослыми. Теперь у тебя, Наташа, впереди одни сплошные обязанности. На работе придется вкалывать, потом муж…
— Какой муж?
— А я знаю? Первый, второй, может быть, даже третий. С твоими внешними данными… И дети от первого брака, от второго брака…
— Люся, я твоего мужа сейчас загрызу! — пообещала Наталья.
— Грызть не дам! — сказала жена. — Это можно только мне. А тебе разрешаю его стукнуть. Только он твоей ладошки не почувствует, принести скалку?
— Если меня за каждую шутку бить скалкой, я быстро кончусь, — предупредил я жену. — Пострадает весь мир, но ты – в первую очередь. Послушайте, может быть, кто-то голоден? У нас, правда, кроме колбасы и паштета ничего нет, но бутерброды можно сварганить.
— Мы не голодны, — отказался Николай. — Поели у Наташи, а потом со съемок заявился ее отец и всех разогнал. Мы подумали, что вы уже дома, и не ошиблись. Так что хватит торта. Только включите телевизор, сейчас будут новости.
В ожидании новостей ели торт и говорили о новой песне Высоцкого. Осенью я попытался с ним сблизиться, побывав в театре на Таганке, но ничего не получилось. Познакомиться мы познакомились, но взаимной симпатии не возникло. Просто я еще раз убедился в том, что сам человек и его творчество – это совершенно разные вещи.
— Все-таки жалко, что наши не побывали на Луне! — сказал Талгат, смотревший выпуск новостей. — Луноход это здорово, но не то.
— Знаешь, в какую копеечку обошлась бы такая прогулка? — спросил я. — С полсотни Луноходов можно отправить. А толку – чуть, разве что престиж. А раз нас в этом обскакали, то и тратиться незачем. Правильно объявили, что приоритетным направлением будет создание большой орбитальной станции.
— Классный телевизор, — сказал Николай. — Как в форточку смотришь. Дорого только. Сейчас магазины завалили электроникой. Телевизоров пока мало, а приемников, проигрывателей и магнитофонов – море! И качество гораздо лучше того, что было раньше.
— Ерунда твои магнитофоны! — сказала Бондарчук. — Отец сказал, что скоро будет лекарство, которое восстанавливает сердце! Вот это здорово! По двести лет будем жить.
Интересно, откуда Сергей Федорович о нем узнал? Это лекарство пытались создать с моей подачи, и год назад Келдыш в последний раз консультировался со мной именно по поводу него. Поэтому я был немного в курсе того, как обстоят дела.
— Не получится у нас жить двести лет, — сказал я Наталье. — Это лекарство восстанавливает только сердце, а в человеке еще много всего, помимо него. Да и лечить нужно, пока человек не слишком состарился, а то толку мало.
Со мной именно так и было. Когда профессор биохимии Сольберг изобрел свой препарат в двадцать четвертом году, мой поезд уже ушел. Пару лет спустя в России его уже повсеместно применяли, и деньги на лечение у меня были, да толку-то… Я не знал точного состава, только то, что для его изготовления использовались два вида океанических водорослей и один из трех видов морских ежей. Основное лечение заключалось в инъекциях небольших доз препарата прямо в сердце. Если человек не был развалиной, его сердце полностью регенерировало за два-три дня. А вот глубоким старикам такое делать было почти бесполезно. Все равно, конечно, делали. Почему не сделать, если человек готов платить деньги? Пробовали его использовать и для других тканей, но эффект был во много раз слабей, а лекарство стоило очень дорого. Из отходов производства делали таблетки. Не такие дорогие и эффективные, но если применять их месяцами, эффект был неплохой. Их я пил.
Я записал в тетрадках и вид водорослей, и какие это были ежи, поэтому вскоре несколько научных коллективов занялись созданием нового препарата. Нужных водорослей в южных морях было… море. А вот с ежами было хуже. Нужные виды были редки. Для исследования их достали, для массового применения их надо было разводить. Этим, как я узнал, занялись во Вьетнаме. Я не позавидовал исследователям. Из сотен соединений необходимо было выделить нужные, потому что наличие посторонних примесей снижало эффективность препарата и вредило сердцу. Три года шли бесконечные опыты. Наши биологи и фармацевты шли опытным путем, Сольберг, судя по тому что я о нем читал, с самого начала знал, что ему нужно. Этот швед вообще был гением: почти все препараты, совершившие революцию в медицине, были его рук делом. У нас таких гениев не нашлось, поэтому недостаток качества восполняли количеством, делая тысячи опытов. Келдыш ко мне приехал, когда работы уже дали первые результаты. Проблема была в том, что уколы нужно было делать очень точно, а выполнить такое, не вскрывая грудную клетку, не получалось. В мое время эта операция проводилась через грудную клетку с контролем аппаратурой УЗИ, о которой я в своих записях не упомянул. Пришлось садиться и описывать принцип работы ультразвуковых зондов.
