Владилен Машковцев - Время красного дракона
— Не потребны намо ваши винения, изыдите, проклятые! — гудела толпа.
Мальчишки начали бросаться камнями, кто-то поджег баню, зазвенели стекла в окнах. Держихаря выстрелил в Сергия, который шел с факелом к конюшне, но промахнулся. В ответ прозвучал выстрел Майкла. Пуля пробила левое плечо негодяя... Он выронил из рук ружье, зажал рану ладонью. Кровь струилась через пальцы, капала на крыльцо, расплывалась пятном по рубахе. Гришка Коровин схватил Держихарю за горло:
— Признавайся, был грех?
— Она сама, можно сказать, сама. И чо в лесу одна бродит?
Толпа взревела от негодования. Куда только подевалось их былое смирение. Гришка Коровин поднял руку:
— Люди добрые! Братья и сестры! Дайте нам время для размышления и суда. Идите пока с богом по своим скитам. Строгим и беспощадным будет наш суд. Завтра утром вы узнаете о нашем приговоре.
Малаша Мухоморова подтянула платок тугим узлом:
— Пойдемте, не можно дышать смрадом, исходящим от поганцев.
Староверы начали расходиться по скитам.
— Ты останься, не уходи, — попросил Майкла Коровин.
Порошин посмотрел на разбитые стекла окон, вздохнул, пряча пистолет:
— Это уже не исправить!
Баня полыхала огромным костром, не было смысла гасить пожар. Гришка поманил Майкла и Порошина пальцем:
— Пойдемте в конюшню, посоветуемся, вынесем приговор.
— Вы што? Какой приговор? Я ранетый! — дрогнул Держихаря.
В конюшню на заседание суда его не пустили.
— Пшел вон, скотина! — отбросил подсудимого Коровин. — Жди приговора здесь. И знай: пощады тебе не будет!
Порошин пожалел Держиморду:
— Иди в хату, залепи рану живицей. Рука у тебя шевелится, значит, кости целы.
— Так ить пуля навылет, по спине кровь щекочет, — жалобно скулил Держихаря.
Аркадий Иванович принес живичную клейкую мазь, разорвал свою рубаху на ленты, перевязал раны пострадавшему. Только после этого члены суда закрылись в конюшне. Держиморда подполз на четвереньках к захлопнувшейся двери, начал прислушиваться, присматриваться в щель. Тройка судей присела на поленницу дров. Порошин вынул из подвески пистолет, передал его Майклу. Говорил Гришка Коровин:
— Дело такое, други! Не можно срать, где спишь. И правильно Антон просил нас прикончить Дурохарю. Мы воспротивились. Теперича понятно, што мы ошиблись. Я предлагаю казнить негодяя. Расстрелять и сбросить в болото. Кто за это? Прошу проголосовать, поднять руки.
— Я за расстрел, как говорят русские, — поднял руку Майкл.
— Я тем более! — впился жестко взглядом Гришка в Порошина.
Аркадий Иванович говорил витиевато:
— Видите ли, я юрист. Предлагаемая вами степень наказания не соответствует тяжести преступления. Правда, если взять для рассмотрения преступления, совершенные ранее, то дело — другое. Однако тогда смертной казни заслуживают и Коровин, и Майкл...
— Што ты предлагаешь, Аркаша?
— Изгнать Дурохарю, отпустить на землю.
— Он же продаст нас.
— Тогда судья ему — Бог.
— Ты от несчастий стал блаженным, Аркаша. И большинством решено: Дурохарю ликвидировать! Кто исполнит приговор?
Желающих не было. Майкл соломинку грыз. Порошин после выражения личного мнения был вообще в стороне.
— Приговор приведем в исполнение по жребию, — вынес решение Коровин.
— Я не участвую, — напомнил Аркадий Иванович.
Гришка уязвил его, напомнив биографию:
— Ты в стороне, пожалел бандюгу. А сколько ты пустил невинных под расстрел? Теперь святошу разыгрываешь.
Держихаря отполз от конюшни, забежал торопливо в избу, схватил мешок с пачками денег из ограбленной сберкассы и выскочил в окно с другой стороны дома. Он побежал прыгливо к мысу, с которого начиналась болотная, хитрая тропа к острову деда Кузьмы. По ней ходили недавно за пулеметом на плоскодонке.
Перетащили оружие на всякий случай на остров Лосиный.
— Держи его, держи! — бросился вслед за Дурохарей вышедший из конюшни Гришка Коровин.
Когда Коровин, Майкл и Порошин подбежали к мыску, Держихаря уже отошел по топи метров на сто. Он пробирался панически по грудь в трясине, поднимая над собой драгоценный мешок с пачками денег.
— Стреляй! — приказал Гришка Майклу.
— Не потребно шуметь, он далеко не уйдет, — сказала будто бы выросшая из-под земли Малаша Мухоморова.
И в тот же миг Дурохаря унырнул с головой в топь, выпустив из рук мешок с деньгами. Пузыристый вещмешок по рябому мелководью отнесло ветром в сторону. Из трясины выплеснулась судорожная рука, хватая воздух, пытаясь за что-нибудь уцепиться. Скрюченные пальцы ушли в тину, снова появились, булькнули в последний раз. Вещмешок с деньгами не тонул, его гнало ветром по воде к мысу, на котором стояли Порошин, Майкл, Коровин и Маланья Мухоморова.
— Там леший живет, — показала Малаша на камыши, возле которых только что утонул Дурохаря. — Леший чужаков за ноги сразу хватает и волокет в топь. Страхолюден леший, сердит.
Гришка Коровин подхватил подогнанный ветром вещмешок с деньгами. Мол, пригодится, не брезгуйте други. Майкл бросил пистолет под ноги Порошину, сорвал ромашку, поцеловал ее, подал с реверансом Малаше.
Цветь сорок четвертая
— Ночь-то какая, Малаша!
— Лунная, божья, Майкл.
— Аи эм фонд оф ю, Маланяша! Я тебя люблю, значит.
— Ты, Майкл, по-заморскому не лопочи.
— Почему?
— Мож, ты к неприличному греху меня призываешь. Откуля мне ведомо?
— Малашенька, я хочу на тебе немножко жениться, как русские говорят.
— Не можно тебе на мне жениться. Ты веры не нашенской.
— Ради тебя я готов принять и басурманскую веру.
— Вот как раз такой ты мне и не нужон.
— Малаша, мы с тобой сбежим в Америку. У нас не преследуют старообрядцев. Они живут своими общинами, владеют фермами, богатые, уважаемые.
— У каждого своя доля.
— А если сюда пробьются чекисты?
— Тогда мы уйдем, али запремся в скитах и подожжем себя. Лучше уж сгореть в огне заживо, чем опоганиться миром сатанинства.
— И уже кто-то себя поджигал, сгорал?
— А как же? У меня тетка под Заводоуковском сгорела. Совдеповцы ломились к ней в скит.
— Как ужасно, Малаша. Ведь в огне умирать живому немножко больно.
— Не так уж мы глупы, Майкл, штобы умирать с болью. Аввакум погибал в муках. А мы — слабые: сонное зелье принимаем перед самосожжением. Уснешь сразу — и в огне не проснешься. Могу тебе дать по дружбе, Майкл.
— Зачем же мне яд, Малаша?
— А вдруг попадешь к чекистам?
— Я не хочу в НКВД. Я хочу на тебе жениться.
— Принимай веру нашу, Майкл.
— Малашенька, я не смогу принять вашу веру.
— Отчаво, Майкл?
— Я не смогу пойти в костер за веру. Я хочу жить весело, богато. Вольно, как русские говорят.
— Неволить тебя никто не станет, Майкл. Живи своей верой.
— Но тогда я на тебе не смогу немножко жениться.
— А ты сюда со мной не жениться пришел, а лешего поглядеть.
— Малашенька, окей! Я действительно, как говорят русские, забыл, для чего я сюда пришел. Я хочу немножко познакомиться с лешим. Но лешего нет, Малаша. Где он?
— Не леший придет, Майкл, а жена его.
— Лешиня, как русские говорят?
— Лешиня с лешененком. Я их медом угощаю. Они меня не боятся. А ты сиди тихо. Слышь, вода в камышах булькает?
— Боязно, дыднако, как говорит дед Кузьма.
— Никши, Майкл, вишь — идет она. А лешененок у нее на загривке. Он такой забавный, инось подходит ко мне, играет. Охраняют наш остров лешие. Без них мы бы давно запропали.
— О, я не сказал бы, что она, лешиня, страшная.
— Баская во своем роде, молоденькая.
— Руки длинноваты, дыднако, как русские говорят. И прическа не очень модная, под болотную кочку.
— Тише, Майкл, вишь — она насторожилась, принюхивается.
— Малаша, если бы у меня был синематограф, кинокамера! Я бы стал за пять минут миллионером. Если я и уйду в Америку, я вернусь! Я вернусь, чтобы подарить эту сенсацию всему миру!
Цветь сорок пятая
Антон Телегин обманул Груню Ермошкину, вывез тайно из Магнитки Верочку и Дуняшу, переправил их в казачью станицу Зверинку к деду Кузьме. Старый казак и охотник бывалый Кузьма со своим внуком Володькой заготовил хлебный обоз, посадил на кули Веру с Дуняшей и без приключений добрался до Малого болота на границе с Васюганьем. Сюда же подвез пшеницу по уговору и дед Яковлев из Шумихи. Яковлев сбросил мешки с телеги и уехал. На другое утро с Васюганья к Малому болоту вышли верхом на лосях Маланья Мухоморова и Майкл. Каждый из них вел за собой в одной связке, цепочкой, по девять сохатых. Предстояло перегрузить мешки с пшеницей и товарами на спины лосей. Но Маланья не обрадовалась.
— Зачем цацу со щенком приволок? — нахмурилась она.
— Це жинка Порошина, — сбивал кнутовищем Кузьма цвет болиголов.
— Ладнось, примем. Ты идешь с нами, Кузьма?
— Нет, Малания. Пойдет с вами мой внучок, Володька. У менясь болезня навучно тяжкая — пердикулит. Поясницу ломить, костыли деревянеють, исть и выпить каждой день хочица.
