Ольга Денисова - Вечный колокол
- Я слышал, у него падучая?
- Мы различаем множество падучих болезней, у каждой свои причины и свои последствия. Сначала я подозревал отравление беленой или дурманом. Но это не яд. Болезнь началась с маленькой ранки, полученной в бою, это довольно редко встречающаяся разновидность. Обычно такая падучая убивает человека за месяц-другой, но то ли на нее действуют лекарства, то ли молодое и сильное тело сопротивляется болезни. И, вслед за ухудшением, наступает время облегчения и надежды. И все же… любой припадок может остановить дыхание или сердце. Я могу надеяться только на милость богов, если они пожелают сохранить князю жизнь. Я бы не отказал тебе, если бы не одно обстоятельство: припадки Волота связаны с его волнением, напряжением, холодом и жарой, тряской ездой, ярким светом, громкими звуками: так бывает при любой падучей болезни. И… я слишком дорожу жизнью мальчика, чтобы рисковать ею.
- Я понял, - вздохнул Млад. - Скажи, а ты точно отметаешь возможность отравления?
- Да. Это совершенно точно, - уверенно кивнул доктор.
- А… это не может быть наведенной порчей?
- Млад, я не волхв. Я ничего не понимаю в наведении порчи.
- Видишь ли… Я доверяю тебе. Я знаю, ты привязан к князю и желаешь ему добра. Я не хотел бы перекладывать на тебя ответственность, но… Если это связано с болезнью князя, если это наведение порчи… Может быть, все можно изменить. Я не прощу себе, если буду знать, что мог спасти его и не спас.
- Ты хочешь доверить эту тайну мне? - на лице доктора мелькнуло удивление, смешанное с испугом.
- Прости меня. Мне некому ее больше доверить. Возможно, я не прав, возможно, никакой порчи нет, и тогда я напрасно заставлю тебя рисковать.
- Если это может спасти мальчику жизнь, я готов принять на себя любой риск, - тихо сказал доктор.
- Помнишь, на Карачун Вернигора был ранен и ты говорил об отравленном клинке?
- Разумеется, я помню.
- Его ранил тот, кто сейчас сел на его место, - Борута Темный. Чужак. И новый воевода - его сообщник, он пытался убить меня, он подбивал студентов поджечь университет, он на моих глазах убил человека. Вернигора искал их несколько месяцев, но так и не смог найти. А теперь они оба - в Городище. Что я могу думать?
Доктор посмотрел в окно и нагнулся к самому уху Млада.
- А теперь кое-что тебе открою я. Я бы не стал этого говорить, это не мои игры и не мои тайны. Но я вижу: ты принял на себя груз, который не в силах нести. Я освобожу тебя от него. Волот знает об этом. Ослепший Вернигора остается его правой рукой. Никто не должен догадаться, ты понимаешь меня? Никто.
Млад кивнул.
- И все же… Я советую тебе - будь очень осторожен. Это действительно страшные люди, люди без чести и жалости. Они не подозревают ни о чем, но за каждым углом им мерещится опасность.
Ширяй вернулся только на Покров: худой, в лохмотьях, простуженный и усталый. Млад к тому времени едва начал ходить. Ширяй пришел ночью и долго стучался в окно, потому что Дана запирала двери. К тому времени никто не верил в его возвращение, и даже надежда на то, что он жив, таяла с каждым днем.
Млад проснулся от стука по стеклу и вначале испугался: что-то случилось. Дана спала - она в эти дни много спала, до появления ребенка оставалось совсем мало времени. Млад выглянул в окно, но в кромешной темноте ничего не увидел.
- Это я, Мстиславич, - услышал он и сначала даже не поверил - его не удивил бы никакой морок.
Млад кинулся в сени едва ли не бегом, Ширяй не успел подняться на крыльцо, когда он распахнул дверь ему навстречу.
- Здорово, Мстиславич, - сказал парень и хотел пройти в дом, но Млад обнял его и прижал к себе.
- Здравствуй, - шепнул он. - Я перестал надеяться…
Ширяй подозрительно засопел и дернулся, но быстро овладел собой, обнимая учителя.
- Как я продрог, Мстиславич… - в конце концов сказал он хрипло.
- Сейчас. Чай поставлю. Баню стоплю. У нас тепло, вечером печку топили. Заходи, заходи! Где ж тебя носило? Что с тобой приключилось?
- Я в Ладоге был. Долго не мог уйти, там же шведы, - Ширяй сел за стол.
Млад зажег свечу и принялся раздувать самовар.
- Как ты туда попал?
- Заблудился. Вышел на Оять, оттуда на Свирь. Только я не знал, что это Оять и Свирь! - он усмехнулся. - Хорошо, догадался к Ладоге повернуть, а не к Онеге!
- А коня куда дел?
- Да его волки задрали еще по пути туда. Ночью. Чего меня не тронули, я так и не понял.
- До Белоозера-то добрался?
- Да, - Ширяй сник.
- И однорукого кудесника видел?
- Видел, Мстиславич. Никакой он не кудесник. Он такой же, как Белояр, только старше намного.
- Тебе-то откуда знать? - Млад улыбнулся.
Ширяй пожал плечами:
- Да видно. А даже если он и кудесник, все равно он никуда не пойдет.
- Это другое дело. Ты читал сказку про лису и виноград?
- Какая разница, - Ширяй вздохнул, приподнимая плечи. - Кудесник он или нет, он не хочет, понимаешь? То ли боится, то ли ленится. Я не понял. Я две недели у него в ногах валялся, как дурак.
- Да ты, наверное, грубил и угрожал, - Млад усмехнулся.
- Ничего подобного! А то я не знаю, когда можно грубить, а когда нельзя! Ну, под конец, конечно, я ему высказал. Что он предатель.
- Не помогло?
- Неа. Он это… созерцает. Наслаждается каждой секундой, прожитой в этом мире.
- Может быть, он что-нибудь посоветовал тебе? Предложил? Научил? Или ты не слушал?
- Научил… Предложил остаться, вместе с ним на воду глядеть. Говорил, что может мне многое рассказать.
- А ты, наглец, что ответил старому человеку? - Млад сел за стол напротив него.
- Я сказал, как только разберусь с Иессеем, так сразу и приеду на воду смотреть… - буркнул Ширяй зло и самоуверенно.
- Другого я и не ждал.
- Мстиславич, а что ты хотел? Чтоб я его байки слушал до зимы?
- Нет. Я хотел всего лишь, чтобы твой отказ прозвучал мягко и уважительно. Ну, а Вернигору ты там видел?
- Нет. Не дошел до Белоозера Вернигора. Никто его там не видел и не слышал.
Млад не стал рассказывать Ширяю о разговоре с доктором Велезаром, но его слова подтвердили то, о чем говорил доктор: Вернигора где-то рядом, он никуда не уходил!
А на следующую ночь родился сын Добробоя - словно ждал возвращения Ширяя, заранее признавая его своим приемным отцом. Роды были очень тяжелыми, мальчик оказался крупным, а его мать еще не стала настоящей женщиной, не успела приобрести зрелой крепости и широкой кости.
Ширяй ходил вокруг бани, где две сычёвские повитухи принимали роды, заглядывал в окна, но не выдержал в конце концов и побежал в университет, звать врачей.
Он первым из мужчин увидел младенца, хотя некровной родне не положено смотреть на детей в первые дни их жизни, а вернувшись домой, рассказывал Младу, захлебываясь от восторга, какой это замечательный парень, какой у него бас и как он похож на своего родного отца.
- Мстиславич, знаешь… Я хотел с тобой посоветоваться, хотя ты в этом и не смыслишь ничего.
- Ну-ну, - усмехнулся Млад.
- Наверное, мне надо жениться на его матери. Как ты считаешь?
- Не думаю, что это хорошая мысль.
- Почему?
- Потому что ты не любишь ее. Разве я не прав?
- Ну, в общем-то конечно… - Ширяй насупился. - Я думал жениться на обеих…
- Еще лучше, - рассмеялся Млад.
- А что? Следующим летом я сам буду подниматься. Университет закончу. Дом построю.
- Дело не в деньгах. Ты хочешь, чтобы одна жена была у тебя любимой, а вторая - нет? Ты думаешь, ей хочется, чтоб ты ее всю жизнь жалел и считал обузой?
- Да не будет она мне обузой!
- Знаешь, я думаю - пусть она остается свободной. Она еще очень юная. Голодать они не будут - семья поможет, а с ребенком ей будет легче выйти замуж: никто не усомнится в ее способности рожать детей. Жизнь очень длинная, почему ты отбираешь у нее право полюбить второй раз?
- Она говорит, что никогда не забудет Добробоя, - проворчал Ширяй.
- Ну и что? Когда мне было пятнадцать, я тоже думал, что никогда не полюблю никого, кроме Олюши, однако в шестнадцать у меня уже была Забава.
- Женщины не такие, как мы.
- Может быть. Спроси у Даны Глебовны.
- Вот еще! - фыркнул парень.
Млад подумал, что Ширяй на самом деле еще не дорос до самого себя. Страдания сами по себе не прибавляют опыта, только лишают некоторых заблуждений, но далеко не всех; а умение принимать мнимое за действительное - счастливое свойство юности.
Первый снег выпал ночью, и Млад, хотя и не сомневался в его появлении, долго смотрел в окно. Совсем недавно он еще сожалел об уходящем лете, потом любовался осенью, ее яркими красками и мутными, долгими дождями, а теперь радовался наступлению зимы. Мир, в котором он жил, был прекрасен… Млад понимал однорукого кудесника: наслаждаться каждой прожитой секундой, особенно когда их осталось так мало, - в этом есть высший смысл. Доктор Велезар снял с него бремя ответственности за судьбы Новгорода и князя, и необычайная легкость с тех пор не оставляла его. Просто жить! Ловить каждую секунду, проведенную в этом мире! Опасность потерять этот мир обостряет любовь к нему.
