Александр Логинов - Феодал. Усобица
Воевода топить трофейные корабли наотрез отказался. Между ним и государем разгорелся не шуточный спор. Лука Фомич доказывал Андрею, что сможет довести все корабли через открытое море. А Андрей в этом сильно сомневался. Пускай баржа, она крыта настилом из досок. Укрыть ее шкурами (они имелись на барже в большом количестве) и волны не страшны, но фусты, пускай даже их палубу укрыть натянутым тентом, все равно галеры на буксире серьезно замедлят движение корабля. Спорили, спорили, долго спорили. Андрей предпочитал всегда прислушиваться к советам ближников, но их неуёмная жадность, порою, приводила его в ступор. Более того, он сам, порою, и чем дальше, тем все чаще, начинал рассуждать, как люди нынешнего времени, что пугало Андрея, но не сильно. В результате, оба спорщика пошли на компромисс — на возвращенном фрегате Андрей с посланцами отплывают в Царьград. Одну фусту Лука согласился затопить (сжечь галеру, они резонно опасались, боясь дымом привлечь внимание к бухте). Предварительно, Лука разберет галеру, погрузив на баржу и наву все, что можно снять и увезти: весла там, якоря, мачты, реи, паруса, доски ценных пород, и не совсем ценных, так как и они, по заверениям Луки, завсегда пригодятся.
Стрельцов-удальцов, воевода заставил нырять и поднимать, все, что можно поднять с затонувшей галеры. Тела утонувших разбойников также поднимали на поверхность и освобождали от одежд и доспехов, если они на них были. Это не мародерство. Это реалии этого века. К ним, тем временем, подошел боярин Вострая сабля, которому воевода, по дружески, поручил вызнать у пленников — кто командовал набегом? Боярин принес известие, что возглавлял набег старший сын эмира Синопа.
— Он живой? — озаботился Лука, быстро переглянувшись с государем.
В ответ боярин, молча, протянул Андрею обломок стрелы. Понятно. Мертвый. Вот только стрелку, унесшую жизнь непутевого эмирского сына, Андрей сразу признал — его собственная стрелка! Надо же, это он убил эмирского сынка!
— Мстить эмир будет, — наконец произнес боярин, глядя прямо в глаза другу. Лука только лишь пожал плечами.
— Пустое все, — беспечно отмахнулся Андрей. — До бога далеко, а до Резани еще далече.
— Не скажи, — возразил воевода. — А купцы наши?
— Усилим охрану на кораблях, — отмахнулся Андрей. — А к эмиру мы сами сходим в гости. Позже.
Андрей и не подозревал, что своими словами и действиями положил начало походам за «зипунами», впоследствии не раз наводившими ужас на осман.
Оставалось решить, что делать с боевой галерой-каторгой, и как поступить с невольниками-гребцами на ее борту. На совет князь призвал всех ближников, включая баннерета. Мнения советников разделились, кто предлагал отпустить невольников, предоставив самой судьбе решать, что с ними станется. Ерошка выступил против такого предложения, не по-христиански это. Османы осерчают, и казнят всех невольников, просто чтобы злость сорвать. Эти — могут.
После долгого спора, решили предложить невольникам выбор. Кто желает — идет на поселение в резанскую вотчину князя (как вариант в московские деревеньки — княжеские купли), либо, если пройдет испытание — в боевые холопы княжеские (вариант не самый худший). Кто хочет — может остаться на берегу и попытать удачу. Остальные получают каторгу, на которой им предлагалось добраться до ближайшего европейского порта. А там, выбранный из состава невольников совет, продаст галеру. Вырученные деньги поделят на четыре равные части. Три части, совет перешлет князю в Царьград, а четверть поделят по справедливости между бывшими невольниками, что бы они смогли добраться до дома или куда их бог приведет. На том и порешили.
Заделав пробоины, и подготовив корабли к отплытию, никто не ожидал более неприятностей. Пленных осман, велением государя, подвергли жестокой казни на берегу, предварительно отрезав всем носы. Окровавленный мешок со страшным грузом вручили сыну Ибрагима, несчастному сыну владельца караван-сарая, сообщившему властям о готовившейся сделке по незаконной продаже оружия русичам, с наказом передать поминок самому эмиру. Эту идею, государю подал греческий шкипер.
Как-то раз, один генуэзец, воевавший с трапезундским императором, напал на православный монастырь и отрезал носы всем монахам и окрестным крестьянам. Их он отослал в дар императору и, продолжал слать еще, пока император не пошел на уступки, заключив мир с республикой.
Всем идея понравилась, особенно Андрею. Эмир подарил ему три отрубленных головы его матросов, а взамен князь пришлет отдарок — несколько сотен отрезанных носов эмирских головорезов. Равноценный поминок, так справедливо считал Андрей, и все были с ним согласны.
Трюм корабля тщательно отмыли от вина и крови. Работу эту поручили купленным в Синопе малолетним рабам и полонянкам-рыбачкам. Шкипер, почувствовав власть на корабле, приказал им на помощь отправить церковников — а нечего прохлаждаться, когда другие работают. Это только на первый взгляд кажется, что тряпкой махать — проще простого. А попробуй вымой трюм начисто, когда над душой стоит не кто иной как сам боцман, и внимательно следит за качеством мытья. На корабле и так строго следили, что бы никто не вздумал выплеснуть суп там, или иную жидкость на баласт или в ином месте корабля, отчего в трюме мог появиться смрадный запах и более того — распространиться зараза. А тут сразу несколько бочек пролилось! Шкипер, как бывалый моряк, хорошо представлял крайнюю опасность и для корабля, и для людей, и для товаров. Но, слава богу, на балласт попало не много жидкости, до Крыма они с божьей помощью доберутся, а там трюм проветривать придется, да и балласт вытащить и выскоблить все там не помешает. Но это потом. Все потом. А пока нужно быстрее уходить от турецкого берега.
Наву, идущую на веслах (все корабли имели весла), взял на буксир фрегат. И как назло навстречу им в бухту заходил один корабль под генуэзским флагом. И что особенно важно, он не собирался отворачивать, паруса приспустили на нем и только.
Шкипер, что-то сказал такое воеводе, от чего тот взревел громким басом:
— К оружию!
— Что орать, — Андрей ворчливо выговаривал свое недовольство, непонятно кому. — Все не слава богу. Думал, спокойно пожить в свое удовольствие, а тут саблю из рук не выпускаю. Козлы эти, ну не сидится им на жопе спокойно.
— Горе тебе, опустошитель, который не был опустошаем, и грабитель, которого не грабили! Когда кончишь опустошение, будешь опустошен и ты; когда прекратишь грабительства, разграбят и тебя, — тихо произнес Ванька-толмач, кстати, во время схватки с турками, отсиживавшийся вместе с невольниками в трюме.
— Сам то понял, что сказал? — рассмеялся Андрей.
— Пророчество пророка Исайи, — все тем же тихим голосом ответил Ванька.
— Это по твоему, я разбойник и грабитель? — вспылил Андрей.
Ванька не стал отвечать, он просто развернулся и направился к лестнице ведущей в трюм, и лишь, наполовину спустившись по ступенькам соизволил ответить:
— Я буду молиться за вас.
— Тьфу, одно слово — ромей, — Кузьма презрительно сплюнул на палубу.
Шкипер, поморщился, но смолчал.
Враждебность генуэзского корабля не вызывала сомнений, там готовились к бою, и даже выстрелили из своего орудия по кораблю Андрея. Попали, черти. Что-то там даже поломали. Андрей шел, не оглядываясь, по палубе, прихватив с собой пару заряженных ручниц. Его место на кормовом замке.
Из бумаг, найденных Булатом, Андрей знал, что Генуя ревниво следит за отсутствием конкурентов на Черном море. Если с присутствием венецианцев, она еще мирилась (не забывая ставить подножки, типа высоких сборов за стоянку в порту Кафы, от чего венецианские торговые корабли, нуждающиеся в пополнении провианта и воды, вынуждены бросать якорь на внешнем рейде, не заходя в сам порт, что бы не платить сумасшедшие налоги), то татар и русских к самостоятельной торговле не допускали. Смельчаки просто исчезали вместе со своим кораблем. Да и граждан республики, оказывающих помощь русским купцам в перевозке их товара за море, ждали наказания в виде штрафов и пенни.
Посему стоило предположить, что генуэзский корабль ошивался где-то неподалёку от входа в бухту, и убедившись, что османы не преуспели в нападении, капитан (или как его там — патрон, что ли) принял решение самому испытать судьбу, атакуя чужаков.
Пусть попробует. После захвата галер огнестрела на наве значительно прибавилось, а вот годных для боя стрел и болтов было мало. Арбалетами они обеспечены более чем, по фряжским нормам — два арбалета на балистария, а у Андрея, на каждого воина, включая матросов, и если считать с османскими самострелами, то по шесть самострелов на брата. Так-то их больше, но не все исправны, требуют починки, но и того что есть — хватит за глаза.
Все стрелки отдали татарам и молодцам-стрельцам. Пучки стрел, как раз поднимали на марсовую площадку, откуда стрельцы смогут поражать врага на расстоянии. Булат наверх не полез, боится высоты мужик. Это единственное, что как оказалось, он боится.
