Теория заговора (СИ) - Ромов Дмитрий
Казарм я в своей жизни повидал не меньше, чем лейтенантов, но эту вот всегда помнил — и стрельчатые окна и сводчатые потолки, и, главное, вытянутые до пола сетки кроватей.
— Да, куда ж я без вас, братцы, — расплылся я в улыбке, рассматривая друзей своей молодости.
Многих уже и в живых давно не осталось, а здесь они все были воплоти, и на призраков совсем даже не походили, молодые, свежие, полные надежд и идеалов.
— А вы, значит филоните, — усмехнулся я. — В поле не поехали, песни, значит, поёте?
— Нам сегодня машины не подали, послали грузовики куда-то в другие места. Сказали ждать.
Это я тоже помнил.
— Вот мы и ждём.
— А дождались Стрельца!
— О! — поднял палец вверх Мишка Вешкин. — Что-то стало холодать!
— Не пора ли нам поддать? — отозвались Верка Жукова и Костя Новиков, и уже хором все закричали:
— Не пора ль послать Стрельца за бутылочкой винца⁈
Да, поток у нас был огонь, как молодёжь сейчас говорит, дружный. И да, в этом стишке всегда «гонца» заменяли на «Стрельца».
— Расскажи, куда ты пропал-то?
— Да, он у фельдшерицы на попечении был, вон рожа довольная какая!
— Какая довольная! — со смехом возмутился я. — Не видишь повязку что ли? Мне сто семнадцать швов наложили!
— Ага! Всю ночь накладывали!
— По всему телу.
— Хоть бы там в темноте-то не зашили чего не того, а то знаете как бывает.
— А-ха-ха!
— Швы накладывали на места, которые от стараний трескались!
— Нет, ребят, это у него губа трескалась, от несбыточных желаний.
— Ах, зараза, Клюева! — погрозил я пальцем. — Злая ты.
Да это была, Ляля Клюева. Ну надо же! Хорошенькая какая, сексапильная, как мы тогда говорили. Томная, изнеженная и якобы такая вся аристократичная и очень загадочная, а ещё чувственная. Тонкая кость, яркие чувства, острый ум.
Она ведь, когда история с фельдшерицей на свет выплыла, мне сцену устроила, обычную, кстати, не аристократичную, а вполне себе плебейскую. А я, дурачок молодой, клюнул на неё, залип. Ох много она мне крови попила, было дело, и в плане чувственности, кстати, оказалось всё совсем не очень, не фонтан.
Я насмешливо погрозил ей пальцем, а она недовольно и неодобрительно поджала губы и отошла, ожидая, вероятно, что я тотчас кинусь за ней. Ну-ну. Я усмехнулся.
Ребята, девчонки такие весёлые были, жизнерадостные, и я вдруг поймал себя на мысли, что не смотрю на происходящее, как сторонний наблюдатель, а живу, проживаю момент, наслаждаясь и радуясь, как будто действительно стал юным и беззаботным.
— Где? Где этот титан, неукротимый молотобоец и отец русской демократии?
Раздвинув толпу, появился Ромка Вершинин. На голову выше всех, крепкий, с вьющимися тёмными волосами и аккуратными усиками, атлет, любимчик барышень со всего нашего потока, а может и не только нашего.
— Ну, выжил? — кивнул он. — Выпустили, значит?
В прошлой жизни после драки именно он меня до лазарета довёл.
— Как там фельдшерица? — подмигнул он.
— Мастерица, — усмехнулся я, — на все руки. И шьёт, и колет, и бинты накладывает, и микстуры составляет. Гиппократ был бы доволен.
— Главное, что ты доволен, — засмеялся он.
Интересно, почему произошёл сбой… Если Ромка меня довёл до медпункта, то как я в поле-то очутился? Это выглядело, как если бы тот, кто закинул меня назад во времени, немного промахнулся. Но Господь не промахивается, у Него всё чётко. Значит… значит это моё сознание сбоит, гонит рябь, как телевизор образца семьдесят седьмого года…
— Она на тебя сразу глаз положила, — хлопнул меня по плечу Роман. — Меня вчера даже на порог не пустила.
— Не ври, пожалуйста, ты сам не пошёл, — погрозил я пальцем. — Испугался, видать, огня в её глазах. А вообще, Ромыч, большое тебе октябрятское спасибо. Если б не ты, эти собаки не остановились бы.
Мурадян был не один — с дружком-приятелем. Насели они на Галину конкретно, зажали в уголке, и всё совсем не по-детски было. У них реально крышечку сорвало, а дрова пойти порубить не догадались, кино с Челентано ещё не вышло к тому времени. Так что девке точно бы не поздоровилось.
Главное, чего они к ней прицепились? Она ж одно слово, что в коровнике работает, сама как телёнок ещё. Формы, правда, у неё развились заметные, мать точно переплюнет, но в голове-то ветер ещё гулял. Впрочем, этим строителям дела не было, что там у неё в голове творилось. Приспичило, значит надо давление сбросить.
Здоровые мужики, ясно дело, физиология, но эти-то, во-первых, по-звериному всё делали — иди сюда, задирай юбку и всё такое. А, во-вторых, ведь взрослых и одиноких баб, таких, как Алевтина, в селе было немало. Они бы, может, и сами не прочь поразвлечься да побалдеть, а этим вдруг малолетку вынь да полож. Было и ещё одно соображение. Если не можешь свои животные инстинкты в узде держать, то и получай, как пёс шелудивый.
В общем, я за девушку вступился. Прям петля какая-то… Здесь вступился, там вступился с разницей почти в пятьдесят лет. По затылку опять же и там, и тут… Правда Галка в меня не стреляла и оружия при себе не имела, не считая своей натуральной красоты…
Что любопытно, у Галины этой, помимо матушки, гром-бабы Гавриловны, имелся отец, тощий и застенчивый алкоголик, вернее сказать, тихий выпивоха по прозвищу Стаканыч. Вообще-то он был Степанычем, но меткий на язык народ переделал его настоящее отчество, и так и приклеилось, Стаканыч, да Стаканыч.
В деле воспитания дочери и соблюдения ею норм морали Стаканыч был совершенно бесполезен, вот его супруга и принимала огонь на себя. А вчера ещё и я немного огня принял.
Пока я уродов к порядку призывал, вступившись за неё, она сразу смылась, разумеется, чем вызвала буквально ярость Мурадяна, потому что из-за меня его законная добыча сорвалась с крючка.
Вид он имел грозный и противоречить ему, здоровому мужику, мало кто решался, даже из коллег-шабашников. А тут студентик какой-то выискался. Вот он и вспылил. Слово за слово, направление беседы быстро сместилось в сторону обсуждения личностей и, когда он попытался прикоснуться рукой к моему лицу, получил по рогам.
Я кое-какие приёмчики уже знал, конечно, но до пика мастерства был ой, как далёк, правда имел дерзость да ещё и веру в справедливость. Вот и дал между глаз этому козлу. Второй убежал, а я несколько раз удачно прописал Мурадяну по фейсу.
И пока я прописывал, второй сбегал за угол, нашёл палку, дубину настоящую, и сзади меня оглоушил. Хорошо, что не арматурина ему под руку попалась и хорошо, что тут уже Ромыч подоспел. Кто-то ему свистнул, что за клубом неравный бой завязался. Так что добивал неприятеля он уже сам, потому что я после удара по затылку прыть поубавил.
Ну, там набежали деревенские и наши парни, будущие инженеры, гордость нации. Из шабашников тоже кто-то подтянулся. Богатыри пошумели, но в бой всех против всех противостояние не переросло. Мурадян, отступая, выкрикивал страшные проклятья и обещал чудовищные кары. Вчера слова так и остались словами, а вот сегодня намечалось продолжение после того, как подлил масла в огонь в медпункте.
— Так, ребята, машины пришли! — в помещение вошла Инна Юрьевна, физичка, куратор нашей группы. — Выходим! О, Стрелец, ты вернулся? У тебя освобождение от работ?
Тогда она казалась нам взрослой тёткой, а сейчас глянул, девчонка совсем, тридцать пять лет и послали с такой ватагой. Тут ещё и шабашники эти. Правда присутствовал где-то поблизости и замдекана, но, по большей части, незримо. Он был дядечкой в годах, и всей этой уборочной чепухой не особенно интересовался.
— Юдин, — крикнул кто-то. — Не забудь, ты сегодня картошку для нас заготавливаешь.
— Помню. А дрова подготовили?
Меня, естественно, в поле не взяли, да, честно говоря, надо было полежать. Голова болела, самочувствие было не на пятёрочку. Поэтому я сразу пошёл в душ, постоял под горячей водой, переоделся в чистое и завалился в постель. Ну… не сразу.
